Солнце отца

Глаза Вали сузились, когда он посмотрел на своего друга.

— Я посчитал причастным тебя.

— Да, — согласился отец Магни. — Ты это сделал. Несправедливо, о чем я и говорю.

— Если бы был способ определить их верность сейчас… — предложил Магни, размышляя на ходу. — Дома мы бы попросили возобновить их клятвы на наручных кольцах.

Леофрик покачал головой.

— Мне жаль. Ваши люди с Севера — конечно, если вы пожелаете такой клятвы, мы поможем вашим ритуалам. Но те, кто поселился здесь, — я не могу допустить, чтобы они присягнули лидеру, находящемуся так далеко. Они подданные этого королевства, и только я должен владеть их преданностью. — Он пристально посмотрел на Вали. — Ты понимаешь, Вали. Ты должен.

И снова Вали кивнул в знак согласия, но на этот раз позволил паузе затянуться, прежде чем сделать это.

— В любом случае, не все мужчины Норшира носят наручные кольца, — заметила Астрид. — Многие сняли их.

Бренна наклонилась вперед, положив локти на стол.

— Но им можно было бы, по крайней мере, напомнить о торжественности этого обещания. Возобновление клятв — хорошая идея. И более того — есть несколько мальчиков, которые стали молодыми мужчинами, пока мы были здесь, и Агнар среди них. Когда воины увидят, как эти молодые люди дают свои первые обеты, это разожжет в них желание увидеть дом и напомнит им, что Толлак и Гуннар нарушили священные клятвы.

— Ты позволишь Агнару надеть наручное кольцо? В четырнадцать лет? — Бурное сопротивление Вали смягчилось его удивлением по поводу предложения Бренны.

— Мы же решили, что он должен поехать с нами. Хоть он и не будет сражаться, он все равно столкнется с опасностью. Это правильно — воздать ему уважение за риск, на который он идет. И вид сына ярла Вали, дающего свои первые клятвы, откликнется во всем войске.

Пока несогласие Вали все еще пульсировало в комнате, заговорил Бьярке.

— Вали. И в Карлсе, и в Гетланде были предатели. Люди, которые помогали изнутри, по причинам, известным только им. Нет никакого способа убедиться в идеальной преданности каждого отдельного бойца. Люди сложны, и идеальных среди них мало. Все, что мы можем сделать — это дать воинам что-то, за что можно бороться, и быть готовыми к тому, что будет происходить у нас за спиной и с фланга, а не только к тому, что будет твориться впереди.

Наконец, Вали позволил напряжению покинуть свое тело.

— Очень хорошо. Поскольку я снова одинок в своих тревогах по этому поводу, я подчинюсь остальным.

— оОо~

В день своего отъезда они совершили ритуал в центре Норшира. Они отплывали из Элдхема, крупного торгового города на юге Меркурии, и в другое время попрощались бы там, в доках, но город был слишком далеко, чтобы Ольга, две недели назад родившая ребенка, смогла туда добраться. Поэтому они решили, что Норшира будет достаточно.

Ритуал, после которого шестеро мальчиков, в том числе младший сын ярла Вали Грозового Волка и Бренны Ока Бога, стали мужчинами, был торжественным. Магни видел, что все воины и их семьи были глубоко тронуты. Агнар был последним, кто присягнул своему отцу, и после вручения ему наручного кольца мать вручила ему маленький меч — не боевой, но такой, которым он мог бы защитить себя. Оружие тренирующегося воина.

Агнар лучезарно улыбнулся и высоко поднял свой новый меч, и торжественность момента раскололась, когда по всему городу тысяча голосов радостно приветствовала молодого воина.

Затем Леофрик, Вали и отец Магни попросили налетчиков поклясться вместе служить их целям в предстоящей войне. Воины сделали это в один голос.

А затем пришло время попрощаться с семьями и отправляться в путь к своим кораблям.

Этих новых воинов не чествовали пиршеством. Они отпразднуют свое возмужание, отправившись на войну.

По традиции, которая сложилась за годы набегов с отцом, сначала к матери подошел Магни. Ольга все еще была бледна после тяжелого труда, результатом которого стало появление Дисы на свет, и в этот день ей было явно грустно, но она явно чувствовала себя лучше, и ее улыбка, когда Магни подошел к ней, была настоящей и полной любви и гордости.

Его сестра уютно дремала, прижавшись к груди матери. Магни заглянул в сверток и провел кончиком пальца по крошечному вздернутому носу.

— Интересно, кем она будет, когда я увижу ее снова, — тихо заметил он.

— Она и вполовину не та, кем станет, когда у нее будут брат и отец, которые будут любить ее и сделают сильной и храброй. — Мать схватила его за руку. — Я горжусь тобой больше, чем когда-либо могла выразить словами, мой сильный сын.

Магни заключил мать и сестру в объятия и крепко прижал их к себе. Когда он почувствовал, что к горлу подступают слезы, ему пришлось удержать их.

— Мы вернем себе наш дом и вернем тебя туда, мама.

— Все, что мне нужно, это чтобы ты и твой отец вернулись в целости и сохранности.

— Мы вернемся. — Он поцеловал ее в щеку и отступил. Мать Магни знала, что обещание, которое он давал при каждом расставании, было пустым, хотя и искренним. Каждое прощание воина с семьей может быть последним прощанием, и его мать знала это так же хорошо, как и он сам.

Приблизился отец, и Магни увидел, как дрогнула маска храбрости на лице матери. Он не мог на это смотреть. Он повернулся и поискал глазами Сольвейг.

Он застал ее уходящей от своих младших сестер. Она оставила своих родителей наедине с ними, как оставил своих родителей для прощания и он. Они встретились между двумя расстающимися семьями, и Магни схватил ее и прижал к себе.

ЧАСТЬ 4. ЛЕГЕНДА

20

Ярость и отчаяние боролись в душе Сольвейг, заставляя ее сердце колотиться, а желудок — сжиматься. Магни стоял прямо за ней, его грудь служила щитом за ее спиной, а легкие, но сильные руки лежали на ее плечах.

Она стояла как каменная, когда скейды вошли в гавань Карлса. Корабли почти бесшумно двигались по серой воде к опустевшему берегу.

Они отправились в это путешествие при первой же возможности, и так далеко на севере зима все еще держала землю в своих когтях. Дул резкий ветер, и по земле стелились полосы снега — сохранившиеся остатки некогда глубоких сугробов.

Ее шея скрипела от напряжения, когда Сольвейг повернулась и увидела своих отца и мать в соседнем скейде, стоявших на носу, совсем как они с Магни. Отец, казалось, почувствовал ее внимание и встретился с ней взглядом сквозь утренний туман. Выражение его лица не изменилось, и он не отвел взгляда.

Понимая, что он чувствует то же, что и она, и даже больше, и черпая в этом силу, Сольвейг снова повернулась к открывшемуся перед ними зрелищу.

Белые когти зимы резко контрастировали с зазубренными копьями сгоревшего дерева, обугленными остовами зданий, которые когда-то были домами, лавками и большим залом. Насколько могла видеть Сольвейг, сожгли все дома до единого.