Солнце светит не всегда

Его глаза загораются, он подробно комментирует процесс, и папа даже задает вопросы, чем больше он спрашивает, тем сильнее распаляется Ян. И замолкает только тогда, когда власть выговаривается. А затем выжидающе уставляется на папу.

Потому что Яну очень важно, как все это оценит именно он.

– Ты молодец, - ни интонации, ни взгляд не лгут, а уж то, что папа улыбается, говорит красноречивее любых слов.
– И я тобой очень горжусь, - Ян чувствует, что внутри что-то очень сильно взлетает вверх.
– Сварить что-то подобное в твоем возрасте, без специального образования. Боюсь, даже не все студенты старших курсов моего университета могли бы осилить подобное. Но, золотой мой. Я тебя очень прошу, давай ты больше не будешь устраивать таких экспериментов.

– Пап, мне хватило, я больше туда ни на ногой, - заверяет его Ян.

– За это я тебя и люблю. А теперь ложись спать.

– Это точно, хотя перед школой уже вряд ли успею выспаться.

– Нет, родной, завтра ты никуда не пойдешь, - качает головой Велигд, - и в ближайшие пару дней никуда мы тебя не выпустим. Спокойной ночи, хороший мой, - он чуть приобнимает Яна, и тот прижимается к папе, теперь уже совершенно ничего не боясь, так как опасность полностью миновала. Они сидят так совсем немного, а потом папа уходит, выключая свет, и Ян остается один, но на душе у него хорошо и спокойно, потому что в очередной раз он убеждается, что у него самые лучшие родители. И он бы не хотел никаких других.

***

Велигд Лайтмер. Талантливый зельевар, угробивший себя на учительском поприще - месте, которое ему совершенно не подходит.

Впервые она увидела его на одной из конференций. Он выступал с докладом, сущий теоретик, но ей понравилось, как уверенно он держался. Вещал, словно невозмутимая статуя, без дрожи в голосе. Вряд ли он сам по себе такой каменный истукан.

Очень и очень вряд ли.

Но он привлек ее, и она захотела узнать о нем больше. Навести справки оказалось не так уж и сложно. Особенно, когда ты - Серверджина Миледжина Рафстер, наследница рода Рафстер, заноза эраклионской знати и ее больное место. К сожалению, со слишком хорошо укрепившимися позициями. Рафстеры пустили свои корни так глубоко, что теперь их не вырвать с этой сгибающейся под тяжестью драгоценных камней планеты.

Эраклион сверкает, Эраклион подобен люстре, висящей в главном дворцовом зале, в котором закатывают пышные балы, не жалея государственной казны. Люстра - особое произведение искусства, на нее пошли лучшие алмазы из рудников, принадлежавших самым отъявленным богачам - кривому зеркалу этой планеты. Ограненные легендарными мастерами, переливающиеся в затейливой игре света, гроздями свисающие с потолка и звенящие в великолепных громадных цепях… Их слишком много, этой помпезности, этого блеска, и Серверджина с нетерпением ждет того дня, когда эта люстра просто упадет вниз под собственной тяжестью - символом алчности и загребущих рук.

Король Эрендор, все ли ты смог взять, до чего смогли дотянуться руки? Сколько ты торговался, чтобы заполучить в свои руки лучшую невестку волшебного измерения? Чего тебе стоило заполучить Аватару и ее преданность своей планете, ведь теперь она блюдет твои интересы, не так ли? Доволен ли ты, успокоился? Или тебе все мало?

Но все же Велигд Лайтмер. Она чувствовала в нем силу. Интерес, с которым он бросался в свои изыскания. Он был одним из тех, кто действительно жил своим делом, если бы мог, женился бы на всех научных талмудах, которые прочитал. Он мог часами скрупулезно изучать взаимодействие двух ингредиентов, чтобы подробнейшим образом расписать все побочные эффекты, все реакции и не упустить абсолютно ничего. Он был абсолютно двинутым.

И тем редким случаем, когда его двинутость, там, на сцене, не смотрелась смешно и нелепо. Они все, почти все, эти ученые, у кого вся жизнь сосредоточилась в лабораториях и библиотеках, ученые, мимо которых стремительно проносилась жизнь и которые были просто никем (серой посредственностью) без своего ухода в науку… Они все вдохновленно что-то вещали, а когда замечали, что никому нет дела до их открытий кроме них самих, тушевались и выглядели не так бодро. Она всегда провожала таких презрительным взглядом. Велигда Лайтмера могли и не слушать - он держался так, словно ему нет до этого никакого дела. Словно ему без разницы, какая перед ним аудитория: величайшие зельевары, первый курс фей или просто пустые кресла. Велигд Лайтмер рассказывал в зал и одновременно для себя.

И рассказывал стоящие вещи - возможно, порой слишком сильно углублялся в теорию, но не нес совершенно не нужную никому, кроме него самого, чушь. Сидя в первых рядах, Серверджина внимательно слушала и могла оценить все, что он говорит, с практической точки зрения. Да Дракон, она просто могла оценить это, в отличие от его девушки, Анастейши Ирантарёк, которая зелья разве что в школьной программе видела и наверняка не понимала, для чего вообще они изучали их.

Велигд Лайтмер. Дотошный зельевар-теоретик с практичным подходом к жизни, любящий свой предмет, говорящий действительно толковые вещи и… Страдающий от собственной неполноценности.

Серверджина всегда могла видеть немножечко больше, чем все остальные, единственное условие - человек должен быть ей интересен. Корысть - вот главный двигатель всех действий в этом мире. Серверджина имела корыстные побуждения - она могла читать Велигда Лайтмера от и до, словно открытую книгу.

Она заглянула в него так глубоко, как не заглядывал еще ни один человек. Она знала все то, что он прятал даже от самого себя. И подсознательное чувство вины от того, что не оправдал надежд своих родителей, и боль, которая никуда не ушла, а лишь вгрызлась в него и стала частью его сути, эмоции, не пережитые вовремя, а потому законсервированные в наглухо закрученной банке под названием сердце, понимание того, что он ото всех отличается, попытки принять себя в более позитивном ключе и отврательное, постоянно подавляемое осознание того, что это все напрасные усилия. И, наконец, проблема, которую он почти и не прятал, единственное, от чего он правда и не убежал. Осознание неправильности своих предпочтений, осознание неправильности своей отключки, однобокости, рамок, правил, в которые он загонял себя сам. Он, наверное, мог бы от этого избавиться - хороший психолог, и никаких тебе вторых состояний, проявляемых только во время жесткого секса. Но Велигд Лайтмер ничего не делал для избавления от своей проблемы, продолжая чувствовать внутреннюю неполноценность и понимать, что он не может дать Анастейше Ирантарёк всего того, чего она заслуживает, что мог бы дать другой, более нормальный человек.

Разумеется, всего этого Анастейша Ирантарёк не знала и знать не могла. А потому, в отличие от Серверджины, просто не могла оценить в полной мере, насколько же потрясающий человек ей достался.

В том, что они в конце концов расстались, для Серверджины не было ничего удивительного. То, что они вообще сошлись и умудрились продержаться так долго, и так было достойно уважения, но идти вместе по жизни дальше… Они бы просто не смогли. Слишком разные были. Каждый нуждался в партнере другого плана. Анастейша, имея ограниченный кругозор, просто не могла оценить важности того, что делал Велигд, для нее он оставался тем странным чуваком, который что-то там вечно пишет, читает и смешивает и которому лучше бы следовало заняться другими делами - пожить, например. А Велигд просто не мог влиться в тот темп жизни, в котором привыкла жить Анастейша. Они честно пытались и даже неплохо справлялись, когда еще в них обоих горели чувства, когда все еще было в новинку. А потом чувства прошли сами собой, страсть, имеющая привычку уходить, затухла… И оказалось, что они - разные люди, у которых общих интересов-то просто под ноль. Им элементарно не о чем даже было больше разговаривать. В середине второго курса Анастейши они расстались, и вскоре последняя нашла себе парня среди однокурсников - того, кто действительно ее понимал и с кем она оказалась на одной волне. Чувства, эмоции, все это закружило ее с головой. А Велигд… Велигд просто остался преподавать в Алфее и перестал быть кому-то интересен.

Анастейше достался Рэй, а Серверджина наконец-то получила желаемое.

Конечно, достучаться до Велигда Лайтмера просто так было бы довольно сложно. Заявиться к нему в Алфею было своего рода преступлением, поэтому Серверджина дождалась ежегодного апрельского конгресса зельеваров, проходившего в этом году на ее родном Эраклионе, и сама подошла к нему после его выступления на одной из многочисленных секций.

От него так и веяло снобизмом. Этот его взгляд, прожигающий до самого нутра. Но Серверджина не была бы Рафстер, если бы не умела противостоять самым разным людям и выдерживать схватку “глаза в глаза” с любым противником.

В тот день она показала ему, что не считает его странным, двинутым или ненормальным, как считал почти весь круг его общения, который Велигд Лайтмер определенно не умел подбирать.

Серверджина наконец-то поговорила с ним так, как хотела всегда, - просто как с умным человеком, который понимает в зельеварении куда больше основной массы людей. И если он был чистым теоретиком, то она была потрясающим практиком - не изучавшим зельеварение как таковое слишком углубленно, а скорее наблюдая за процессом работы многочисленных предприятий, принадлежавших Рафстерам. Сколько статей она выбирала для публикации в журнале издательства, которым заведовали Рафстеры. Сколько ученых и будущих работников она заприметила для их дела.