Солнце взойдет на западе

Айрис смеется. Ему становится очень хорошо, и он готов подумать еще чуть-чуть, чтобы Эдену понравилось. Внутри что-то отпускает, дышать легко и спокойно. Он тянется через стол, чувствуя порыв совершить подвиг над собой, и целует Эдена. Отстранившись, Айрис краснеет и неловко улыбается. Он не успел привыкнуть к тому, что теперь можно быть счастливым. Хоть иногда. Когда к счастью привыкают, оно меркнет и вспыхивает снова очень редко. Пусть горит ярко, пока может.

– Хорошо, расскажу, – Айрис садится обратно. – Дай мне время подумать. Некоторые вещи вспоминаются долго.

Он задумывается, погружаясь в себя. Страшно немного, что Эден будет торопить и сбивать весь настрой. Но Эден молчит. Айриса готов поверить в удачу – обычно Эдена не заткнуть, если ему пришло что-то в голову. Никаких мыслей. Пустота раздражает, Айрису она не нравится. Ему нужно постоянно думать и анализировать. Тем более сейчас, когда пора рассказать что-то.

– Эта история не ведет ни к чему и не учит ничему, поэтому обычно я не рассказываю ее, – говорит Айрис, импровизируя на ходу. – Однажды все звезды на небе погасли. Говорят, это было дело рук старшего атланта – он сломал небосвод, и все боги посыпались с него на землю, забыв, что были богами. На земле они сгорели. После этого бог и остался один, а разные люди, видевшие его, дали ему разные имена. Так и появились религии. Но не об этом моя история. Жил один человек, и он хотел увидеть звезды. Ему очень нужны были эти звезды. Он хотел, чтобы они светили для него и его друзей. Его учитель, старец с самой высокой горы, рассказывал ему о том, что раньше были день и ночь. И человек пошел искать атланта, чтобы победить его и все-таки посмотреть на звезды. Он шел долго, не зная устали, потому что вперед его гнала мечта. Он шел через болота и леса, через пустыни и реки, и мир был похож на пепелище, потому что он горел вместе с богами. Человек видел в темноте: у него была путеводная свеча, доставшаяся от учителя. Некоторые говорят, что он дошел до обрыва, другие – что до большой стены, а совсем редко – до глаза большой черепахи. Но был человек у края мира. И встретился он с атлантом, который сидел на земле и бросал большие камни в пустоту. Человек вызвал атланта на поединок, а тот, получив силу сгоревших богов, смог обратить ее против человека. Горел человек, и чувствовал, как полыхают на нем походный плащ и дорожная одежда. Он крепко держал в руках путеводную свечу, потому что она была похожа на звезды. Поняв, что умирает, человек отказался от своей мечты. И тогда поднялся он в небо, и обратился атлант в соляной столб, и стал человек первой звездой на новом небосводе. А от него пошли остальные звезды.

Это стоит потом записать. Айрис откашливается, и Эден отмирает, глядя на него во все глаза. Взгляд у него странный, дикий немного – еще чуть-чуть, и начнется что-то совершенно бессмысленное, но жестокое. Айрис мотает головой. Ему пора вернуться в реальность с концами. Он сжимает и разжимает руку, внезапно понимая, почему Эден так смотрит.

– Я не думал о том концерте, – виновато произносит Айрис. – Мне просто показалось, что люди со звезд – это красиво.

– У тебя слишком много огня. Постоянно, – Эден хмурится.

Айрис поджимает губы. Он сам не знает, откуда этот огонь берется. Ему страшно даже к плите подойти лишний раз, но в своих историях он будто преображается. Исчезают личность и все страхи, Айрис остается наедине со своими словами. У истории Моргана остался только эпилог, и писать его страшно. Айрис не знает, что должен сказать своим читателям в итоге. Не стоит убегать от счастья, точно. Эту мысль сложно развить. Очевидная мысль, которая красной нитью прошила всю его работу.

– Так… тебе не понравилось? – решает уточнить Айрис.

Он сразу сереет и поникает. Только был человеком-звездой из своей истории, а дальше – скучный зануда. Никто никогда не говорил Айрису, что с ним неинтересно. В конце концов, все игры детства придумывал именно он. То, что он зануда – ясно всем. Это не должно быть плохо или хорошо. Просто Айрис терпеть не может неоправданные риски и попытки сделать что-то глупое. Но в итоге только он и загорелся. Только Айрис постоянно падает. Главное, что поднимается. Пока есть силы.

Эден видит эти изменения. У него сердце бьется быстро-быстро, и хочется скорее успокоить Айриса. Эден просто не умеет выражать мысли так, чтобы никому не захотелось расплакаться или ударить его. Иногда он не понимает и не осознает, как сильно его поступки влияют на близких. Слезы матери, вздохи отца, поджатые губы сестры, тускнеющий взгляд Айриса, замирающая статуя-Итами. Эден почти никогда не думает. Он возложил эту обязанность на всех вокруг, а сам только и делает, что лезет черт знает куда. И всегда остается целым. Или хотя бы живым.

– Я люблю абсолютно все, что ты делаешь, – наконец отвечает Эден.

Он берет руки Айриса в свои, несильно сжимает и разглядывает. Только при нем Айрис снимает свои рубашки и водолазки. Эдену нравятся его руки. Руки, которые способны напечатать семьдесят слов за минуту. Айрис пытался замерить, но получалось меньше, потому что он отвлекался на таймер. Он не может сосредоточиться, когда его загоняют в рамки. Ему нужна полная свобода действий, чтобы мыслить и делать. Так всегда. Начиная с далекого и самого невероятного, идея оборачивается в круг и становится настоящей.

Эден осторожно поглаживает большим пальцем выступающую косточку с тонким шрамом. У этого шрама есть своя история.

Они играли в футбол на окраине, – Айрис просто смотрел, потому что постоянно путался в своих ногах, – мяч упал в канаву. Айриса, – кого же еще, – отправили лезть туда. Вернулся с мячом, только рука была уже вся в крови, а он стоял и пытался натянуть рукав курточки посильнее, чтобы видно не было. Родителям Айрис так и не сказал. Только через несколько лет понял, что это могло закончиться гораздо хуже.

Эден целует этот шрам, и Айрису становится щекотно. Невесомое прикосновение искусанных, шершавых губ. Это должно быть романтично. В конце концов, им обоим и толком нечего делать до самого вечера – Итами попросила ее не трогать, Джи и Энджи в кофейне. Тони и Майя все еще лечатся после фестиваля – надо же, снег пошел, а от него переохлаждение и ангина.

– Нас никто не звал? – спрашивает Айрис.

– В смысле?

– Ну, провести выходные вместе. Я хочу с кем-нибудь встретиться.

– Вроде нет… – Эден задумывается, хмурясь. – Только Вольфганг с Литой, но я послал их к черту. Еще в начале года. Они компанию себе собирали, ты как раз болел, но так и не нашли придурков на свою голову.

– Они отправляются ловить упырей по канализациям, чтобы жить спокойнее было?

– Если бы, – нехотя говорит Эден. – у них общество поэтов. Прикинь, слушать их занудства и стенания каждые выходные. Они сказали, будет весело. Я сказал, что даже ты на такое не согласишься.

Айрис смешно морщится. Он терпеть не может, когда его лишают права выбора, если он вообще возможен. Даже такого незначительного. Айрис, конечно, не собирается слушать стихи сомнительного качества, но его-то спросить стоило.

В понимании Эдена веселье – упиться в стельку на студенческой вечеринке и танцевать на барной стойке, грозясь раздеться тут же. Правда, после этого случая, прижимая лед к затылку, он извинился. Еще бы не извинился – перед Итами, спихнувшей и вырубившей его одним ударом, не извиниться нельзя.

А потом началась настоящая учеба. Дальше – их отношения. Вот уже и зима началась. Снег выпадает и тает. Иногда идет дождь. Это только начало декабря, но погода смеется над всеми. Скоро обещают тепло, поэтому Айрис не убирает осенние вещи далеко.

– А кто сказал, что я не хочу слушать их стихи? Я же тоже пишу, вообще-то.

– Ты… чего? – у Эдена распахиваются глаза от шока. – Ты правда к ним хочешь? Я могу им сказать, конечно, может, даже сегодня получится, но…

– Успокойся, – Айрис смеется, но потом говорит серьезно. – Но не решай за меня. Пожалуйста. Дай мне самому сделать хоть какой-то выбор.

– Прости, – Эден глупо пялится на него. – Прости, я правда думал, что ты не хочешь к ним, и…

– Нужно было поставить меня в известность, – мягко говорит Айрис. – Но все в порядке. Просто не делай так, ладно?