Солнце

Глава 18. Ещё одна ложь объяснилась

Я снова с ним, и теперь мы одни.

Мы одни в его комнате, в темноте, и я испытываю боль.

Боль вплетается в мой свет, заставляет мою спину выгибаться, и всё моё тело сжимается, пока я силюсь отстраниться любым возможным способом.

Он близок ко мне.

Он слишком близок, бл*дь… и он слишком, слишком далёк, бл*дь.

Думая об этом, я чувствую на себе его руки.

Он прикасается ко мне, поначалу настороженно, затем более грубо, его пальцы обхватывают мои запястья, после чего он своим телом заставляет мои ноги раздвинуться. Моя боль усиливается, моя спина выгибается. Я чувствую, как он смотрит на меня, после чего его боль сразу врывается в меня подобно горячей жидкости.

Она вплетается и вливается глубже в меня, когда я позволяю, и ослепляет меня.

Однако он не двигается.

Он не трахает меня, он даже меня не целует.

Он лежит там, открываясь мне, открываясь боли, позволяя ей быть там.

Его боль хуже моей… а может, она просто усиливает мою боль и боль нас обоих. Наши света зеркально вторят друг другу, отражают, резонируют, умножают. Это превращает невыносимое в пытку, делает всё более острым, более настойчивым, как будто более умышленно жестоким.

Мой свет делается животным, когда он так и не делает ничего с этим.

Это отсутствие, это ожидание… оно превращается в злость, в агрессию, в нежелание идти на компромисс и даже выслушивать его отговорки.

Я так устала от его аргументов. Я так устала от аргументов нас обоих.

Он крепче стискивает меня руками.

Затем он опускается ниже по мне, заставляя шире раздвинуть ноги.

Я чувствую его пальцы…

Затем я чувствую его язык.

Он целует меня там как будто бесконечно долго.

Я чувствую жёсткую боль внизу живота, словно бриллиант света, которым он является, настаивает, притягивает, трахает какой-то частью его разума и света. Он словно проник в меня, в какую-то часть, которую я знаю, но не могу объяснить физически, не могу даже осмыслить на том уровне.

Он нашёл какой-то способ полностью обойти моё тело, ударив прямиком в тот источник боли и света, где больно чувствовать даже самый край всего этого, но он жёстко давит, обвивает своим светом, заставляет меня вскрикивать и отказывается отступать.

Я вот-вот кончу…

Его свет отстраняется, силясь удержать контроль, и становится как будто жарче, влажнее.

Он снова начинает целовать меня, лизать, целовать и притягивать, пока я не стону, запутавшись пальцами в его волосах. Мой разум пустеет, когда он не унимается. Его язык как будто полностью проник в меня, так же далеко, как hirik его члена, так же далеко, как он проникает телекинезом.

Моя боль снова усиливается, заставляя его свет проникать глубже в меня, душа меня, пока он продолжает трахать и целовать меня языком и губами. Он вплетается выше в мой свет, глубже в моё тело, пока не начинает казаться, что тиски его рук обхватили мою грудь.

Я чувствую на себе его вес, его пальцы в моей киске и попке.

Он стонет, и я ощущаю этот звук всем телом.

Он старается сдерживать меня, но контроль ускользает… ускользает от нас обоих…

Он снова стонет, чувствуя, как я срываюсь…

Я разбудила сама себя, забившись всем телом и кончая.

Я не могла думать. Я не могла остановить конвульсии своего тела, подавляя приглушённый крик, задерживая дыхание, чтобы не издать больше ни звука. Я вспотела. Моя голова пульсировала, боль душила мой свет, искрила в моём теле, отчего я видела звёзды.

Казалось, это продолжалось долго.

Спазмы не хотели заканчиваться, даже не утрачивали интенсивности.

Это продолжалось как будто целую вечность, но в реальности, наверное, прошло несколько минут.

Когда всё наконец-то стихло, я задрожала всем телом, и мне казалось, что я полностью лишилась рассудка на протяжении того отрезка времени, когда не могла контролировать своё тело или свет. Я могла лишь лежать там, чувствуя себя так, будто меня избили.

Я должна была почувствовать себя лучше.

Я должна была ощутить… облегчение. Пусть даже небольшое облегчение.

Однако я не испытала облегчения. Если уж на то пошло, боль стала хуже.

Всё ощущалось хуже, бл*дь. Всё казалось безнадёжным, будто я никогда не могла получить его так, как только что. Он был не моим. Он до сих пор был не моим, сколько бы он ни твердил об обратном.

Я заставила себя повернуть голову.

При этом я увидела в темноте глаза, отражающие свет как кошачьи зрачки.

Он не спал.

Я просила его оставить какое-нибудь освещение в комнате, чтобы я могла его видеть. Я попросила его об этом после первой сессии, после которой я вообще его не видела.

Теперь я его видела, но это не особенно помогало. Он был как всегда непроницаемым.

Ревик лежал на спине, повернув голову набок и изучая своими светлыми глазами моё лицо. Хоть я всё равно могла различить лишь его очертания в тусклом свете комнаты, я готова была поклясться, что видела боль в его выражении. Настороженность и боль… я чувствовала это в его свете, в эмоциях, исходивших от него.

Я всё ещё смотрела на него, на его свет, когда он перевёл взгляд на потолок. Лёжа там, он потёр лицо ладонью, натужно выдохнув и закрыв глаза.

Я ощутила в нём шёпот воспоминания, боли, жара и жидкого пламени. Ответная рябь выплеснулась из моего света, хоть я и пыталась это подавить.

— Ты был в сознании? — потребовала я. — Ты бодрствовал в процессе?

Ревик покачал головой. Больше боли выплеснулось из его света облаком.

— Нет.

Я стиснула зубы. Я ему верила, но почему-то моя злость полыхнула лишь ярче. Я не знала, то ли злюсь сильнее из-за того, что он сделал это со мной во сне, то ли из-за того, что он не делал этого, пока мы оба бодрствовали.

Затем я вспомнила, что он показал мне ранее той ночью, и моя ярость расцвела ещё жарче. Когда воспоминание омыло меня каскадом, злость на мгновение вышла из-под контроля, и я сжала руки в кулаки, стискивая матрас, чтобы не ударить его.

— Валяй, — сказал Ревик, всё ещё частично прикрывая лицо рукой. — Ударь меня, Элли. Ударь, если хочешь.

— Не стану я тебя бить, — рявкнула я. — Нот вот из него всё дерьмо выбью.

Ревик повернул голову, посмотрев на меня.