Солнечная кошка

— А где они были в прошлый раз? — спросила я.

— От Пашки твоего прятал, он же боится. Идем.

Он крепко сжал мою ладонь в своей, и сразу стало намного спокойнее.

Мы прошли в дом по темному саду, где фонарики, прячущиеся под листьями лишь тускло освещали тропинку, не засвечивая небо и звезды в нем. Собаки прошелестели по кустам, обгоняя нас, и встретили уже на кухне. Стас не стал включать свет, щелкнул только подсветкой над плитой и жестом предложил устраиваться за столом.

— Вино будешь?

— Буду! — откликнулась я. И тут же передумала: — Ой! То есть, нет… наверное нет. Не знаю. Мне… нельзя? Наверное…

Я замялась, не зная, что выбрать и как объяснить.

— Та-а-а-ак… — Стас покачал головой. — Рассказывай. Я сделаю чай.

Он щелкнул кнопкой чайника и достал из шкафа несколько жестянок, огромную чашку, маленький заварочный чайник. Обернулся, потому что я все еще молчала и кивнул, подбадривая.

Изо всех щелей на кухню выползали сонные зевающие кошки и, покосившись на меня, направлялись к своим мискам. Все верно — зачем еще человек может прийти на кухню, как не для того, чтобы устроить любимому животному третий ужин?

— Мне стыдно… — призналась я. — Опять у меня неприятности. Еще больше становлюсь похожа на твою жену с этим нытьем.

Стас развернулся, оперся кулаками на стол и посмотрел на меня исподлобья. Что творилось в штормовых глазах в полутьме было и не разглядеть.

— Моя бывшая жена — наследница огромного состояния своего отца. — Отчеканил он. — У нее две квартиры — в Москве и в Питере, дом в Испании и трастовые счета в самых надежных банках, доступ к которым она получила в восемнадцать лет. Лучший друг ее отца — адвокат самой могущественной бандитской группировки страны, и его номер забит у нее в телефоне на быстром наборе. Вот когда обзаведешься хотя бы половиной ее возможностей, тогда и будешь похожа.

Чайник вскипел, и Стас вернулся к гулким жестянкам и фарфоровым чашкам. Звон чайной ложки звучал в полутьме уютно и по-домашнему. Вообще все вокруг было как-то умиротворяюще и спокойно, как и должно быть дома. Как я никогда себя дома не чувствовала. О мой рюкзак в ногах усиленно терся большой черный кот с обгрызенным ухом, остальные похрустывали кормом, время от времени оглядываясь — не собираюсь ли я отобрать у них заслуженную еду.

Вот так, грея ледяные пальцы о бока огромной чашки, на полутемной кухне, где кроме маленькой лампочки светились только кошачьи глаза, в тишине, заполненной только нашим дыханием — и еще храпом Аврелия, который пришел на свое королевское место и тут же там уснул — я рассказала немудреную свою историю о том, что я теперь бездомная и возможно беременная кошка без всяких перспектив. Напуганная до смерти и, как выяснилось, настолько одинокая, что ничего умнее, чем приехать сюда, не придумала.

Стас тихо засмеялся, услышав последний пассаж:

— Наконец-то хоть один умный поступок, — и потянулся накрыть мои пальцы, но чуть ли не обжегся об их холод. — Ты замерзла? Пойдем в комнату, закутаем тебя в плед. Чашку можешь взять с собой.

— А где Глазастик? — спросила я, следуя за хозяином по тихому дому. Он даже не включал свет — хватало луны, заглядывающей через высокие окна.

— Спит где-то. Хочешь найти? — Стас обернулся. Его глаза мерцали серебром в призрачном лунном свете.

— Нет, пусть спит.

В спальне было все так же уютно, тихо и почти темно, только слабо тлел ночник у кровати. Я завернулась в кофейный плед, подобрала под себя ноги, но мое тело все еще сотрясалось от крупной нервной дрожи.

От Стаса это не укрылось.

— Морозит? — спросил он, перебираясь ближе ко мне.

Оперся на спинку кровати, притянул меня к себе и обнял, позволяя устроиться на своей груди. Даже сквозь толстый пушистый плед я чувствовала его тепло и еще — как сильно и часто бьется его сердце, отдаваясь ритмом в моих костях.

Я рассказывала про маму, про то, как я поступала в институт вопреки ее воле, как унижалась перед дядей ради денег, как было сложно в первые пару месяцев работать и учиться — я спала даже стоя в метро, было бы к чему прислониться. Как поняла, что не потяну, сойду с ума, если не буду отдыхать хотя бы иногда — и тогда появились наши тусовки с Инночкой. Как начала терять мотивацию, просто устав, что все цели слишком далеки. И тогда появился Артем, любовь к которому давала мне силы жить и вообще просыпаться по утрам.

Грела пальцы о кружку с ромашковым чаем, чувствуя, как потихоньку расслабляется что-то внутри и натянутые как корабельные канаты нервы провисают усталыми бельевыми веревками.

— Лучше? — спросил Стас, когда чай и рассказ закончились. Он забрал чашку из моих рук и отставил ее на прикроватный столик.

— Угу… — пробормотала я, стесняясь признаться, что от его близости мне и уютно, и волнительно, и страшно, и хочется плакать.

— Так вот. Я все понял про твою ситуацию. Кроме одного… — его горячее дыхание щекотало висок, и у меня почему-то начала кружиться голова. — Чего же ты хочешь? Вот в идеале?

— Я боюсь… — вздохнула я еле слышно, пряча нос под краем пледа.

— Я понял, что боишься, — терпеливо сказал Стас. — А хочешь чего? Чтобы ребенок был? Чтобы не было? Замуж? Свободы?

Думать было сложно, но я старалась. Внутри, в такт биению сердца Стаса, что-то ритмично подрагивало, сжимаясь и разжимаясь. Словно предчувствие будущего сердцебиения малыша.

— Не знаю. Правда. Я боюсь вообще всех вариантов, — я прислонилась щекой к мужской руке, тайком наслаждаясь ее твердостью и скрытой силой. — Даже таблетку боюсь. Знаешь, чего я про нее начиталась…

Я хотела рассказать, может быть, даже пошутить о том, как вредно читать медицинскую энциклопедию, и уж я-то имею полное право найти у себя даже родильную горячку, но горло вдруг перехватило спазмом, и я заплакала, не в силах больше притворяться, что я могу выносить эту внезапно накрывшую меня беду.

— Пусть просто все обойдется. Само собой. И я больше никогда-никогда ни с кем не буду трахаться, честное слово!

Стас тихо фыркнул, а потом и вовсе рассмеялся, крепче сжимая меня в объятиях:

— Ты как маленький ребенок — «никогда не буду влюбляться, это глупо!»

— И влюбляться тоже, — я потерлась щекой о плед, стирая слезы. — Знаешь, Артем говорил, что…

Он не дал мне закончить.

Раздраженно рыкнул:

— Артем, Артем, Артем… как я задолбался слушать про твоего Артема!

— Стас… — растерянно выдохнула я.

— Так-то лучше! — он скользнул пальцами в мои волосы, потянул их,

запрокидывая голову, и прижался ртом к моим мокрым и соленым от слез губам.