Солнечная лотерея (сборник)
Шрифт:
Вивиан слабо кивнула; губы ее шевельнулись, но она не проронила ни звука.
Обернувшись, Рафферти дал короткий сигнал. Тут же подрулил Фургон, из него выскочили роботы и затопали к четырем скрюченным гномикам. В мгновение ока всех погрузили внутрь. Экспедиция закончилась полным провалом. Но у Кассика было свое мнение на этот счет. Он видел, как человечки истово боролись, прежде чем проиграли.
Какое–то время он стоял вместе с доктором Рафферти на холодном ночном тротуаре, не произнося ни слова. Каждый думал о своем. Наконец Рафферти пошевелился.
– Спасибо за то, что очистили улицу, – пробормотал
– Хорошо, успели вовремя, – ответил Кассик. – Могло быть и хуже… Несколько патрульных из Молодежной лиги Джонса шлялись неподалеку.
– Вечно этот Джонс. У нас нет никаких шансов.
– Будем брать пример с этой четверки: давайте хоть пытаться.
– Но ведь это правда!
– Правда, – согласился Кассик. – Такая же правда, как и та, что ваши мутанты не могут дышать воздухом. Но мы все–таки ставим свои заграждения на дорогах. Мы очищаем улицы и надеемся, черт побери, что когда–нибудь заставим их замолчать навсегда.
– Вы когда–нибудь видели Джонса?
– Приходилось, – сказал Кассик. – Я знал его еще в те времена, когда у него не было никакой Организации, когда о нем никто и не слыхивал.
– Когда он был священником?
– Еще раньше, – проговорил Кассик, вспоминая давно прошедшие события. Невероятно, однако было время, когда имя Джонс не переходило из уст в уста. Время, когда не нужно было очищать улицы. Когда не существовало людей в серой униформе, которые всюду теперь бродят по улицам, собираются в толпы. Не было звона разбитого стекла, свирепого треска пылающих зданий…
– Что он тогда делал? – спросил Рафферти.
– Выступал на карнавале, – ответил Кассик.
Глава 2
Ему было двадцать шесть, когда он впервые встретил Джонса. Это произошло 4 апреля 1995 года. Он навсегда запомнил этот день: в прохладном весеннем воздухе пахло свежей травой. Год назад кончилась война.
Он стоял перед длинным широким спуском. То там, то здесь торчали какие–то строения, главным образом самодельные убежища, временные и непрочные. Некрасивые улицы, болтающиеся без дела рабочие – типичная картина небольшого поселка, удаленного от индустриальных центров, благодаря этому и уцелевшего. По обычным дням везде кипела работа: люди пахали землю, звенела кузница, доносился лязг какой–нибудь мастерской. Но сегодня над всей округой повисла тишина. Большинство здоровых взрослых и поголовно все дети потащились на карнавал.
Земля под ногами была влажной и мягкой. Кассик уверенно шагал вперед. Он тоже торопился на карнавал. Его там ждала работа.
Работу в то время найти было нелегко, поэтому Кассик несказанно обрадовался, когда подвернулось дело. Как и многие молодые люди, интеллектуально сочувствующие релятивизму Хоффа, он пошел на государственную службу. Аппарат Федправа предоставил ему шанс участвовать в решении задач Реконструкции; а раз он получал жалованье, и кстати, твердым серебром, значит, служил человечеству.
Тогда еще он был идеалистом.
Его назначили в Департамент внутренних дел. В Балтиморском учебном центре он прошел политическую подготовку, а потом попал в отдел региональной полиции, в войска безопасности. Но тогда, в 1995 году, казалось, что задачи подавления экстремистов политического или религиозного толка придуманы
заскорузлыми бюрократами. Никто их не воспринимал всерьез: при отлаженном механизме распределения продуктов по всему миру с паникой и недовольством было покончено. Каждый мог быть уверен, что средства к существованию он получит всегда. Фанатизм военного времени изжил себя и исчез, контроль за провиантом и тряпками вернулся к доинфляционной отметке.Перед Кассиком, переливаясь всеми красками, раскинулась площадь. Посередине сверкали яркие неоновые огни, украшавшие десяток зданий из стекла и металла. Широкая аллея вела к огромному конусу цирка. Предполагалось, что там будет происходить самое главное.
Знакомое зрелище встретило его. Кассик с трудом проталкивался в густой толпе, окутанной ядреным запахом пота и кольцами табачного дыма. Запах этот возбуждал Кассика. Протиснувшись за спинами семьи загорелых земледельцев, он достиг ограждения первой выставки уродов.
Жесткое облучение во время войны породило множество сложных болезней, а вместе с ними многочисленные отклонения от нормы в виде самых невероятных уродцев. Здесь, на невеселом карнавале, их было представлено изрядное количество.
Прямо перед Кассиком восседал мультичеловек – хитросплетение из мяса и органов. Вяло шевелились головы, руки, ноги – это чудовище было слабоумно и беспомощно. К счастью, потомство его оказалось нормальным, мультиорганизмы не стали настоящими мутантами.
– Боже мой, – с ужасом произнес осанистый кучерявый человек за спиной Кассика, – это ужасно!
Другой, тощий и длинный мужик, небрежно обронил:
– На войне таких было полно. Мы как–то схоронили их целую кучу, что–то вроде колонии.
Толстый глуповато моргнул, глубоко вонзил зубы в засахаренное яблоко и отодвинулся от старого вояки. Ведя за собой жену и троих детей, он обогнал Кассика.
– Страшно все это, – пробормотал он. – Отталкивающее зрелище!
– В некотором роде, – согласился Кассик.
– Не знаю, зачем я пришел сюда. – Толстяк показал на жену и детей, тупо поедающих жареную кукурузу и сахарную вату. – Им вот нравится. Женщины и дети вообще любят всякую глупость.
– Релятивизм учит, что все должны жить.
– Конечно, – горячо согласился толстяк, энергично кивая. Кусочек засахаренного яблока прилип к его верхней губе. Он смахнул его пятерней, усеянной веснушками. – У них тоже должны быть права, как и у всех. Как у вас, как и у меня, мистер… они ведь тоже живые.
Прислонившись к ограждению, ветеран громко и отчетливо произнес:
– Это не относится к уродам. Это касается только людей.
Толстяк залился краской и горячо зажестикулировал засахаренным яблоком:
– Мистер, может, они думают, что уроды – это мы. Кто знает, что такое урод?
Возмущенный ветеран заявил:
– Я знаю, что такое урод. – Он с отвращением смерил глазами Кассика и толстяка. – А сам–то кто такой, ты, любитель ублюдков?
Толстяк что–то бессвязно залопотал, вздрогнув всем телом, но жена схватила его за руку и потащила прочь, к следующей экспозиции. Все еще пытаясь протестовать, он затерялся в толпе. Кассик остался один на один с ветераном.
– Шут гороховый, – проворчал ветеран. – Дураку понятно, что они уроды. Черт подери, для чего тогда их тут выставили!