Солнечное настроение

– Иду, иду… Не вставай, Чижик. Ну, что ты, конечно нет.

Она скрылась в комнате Анны, а Игорь поднял с постели маленькие маникюрные ножницы, которыми Ольга ему чуть живот не пропорола, задумчиво повертел их в пальцах, осторожно положил на тумбочку, встал, надел свой халат и вышел на балкон, стараясь ступать как можно тише и не задеть по пути чего-нибудь. Анна проснулась. А Ольга… Что же теперь будет? Все что угодно, понял Игорь. Пусть она его своими маникюрными ножницами в лапшу искрошит, если захочет. Только бы не ушла.

Он стоял на балконе, вертел в пальцах сигаретную пачку, прислушивался к невнятным голосам в комнате Анны, ждал и боялся. В комнате Ольги возникло какое-то движение, он оглянулся – она вышла от Анны, открыла встроенный в стенной шкаф холодильник, вынула из него большую пластмассовую миску, бесшумно закрыла дверцу холодильника и с миской в руках опять скрылась в комнате Анны. Игорь следил за каждым ее движением так, будто каждое ее движение ему необходимо было запомнить на всю жизнь. Из комнаты Анны послышался негромкий восторженный визг, заливистый детский смех и мягкий счастливый смех Ольги, потом все стихло, и он долго ждал, что будет дальше. Наконец Ольга бесшумно появилась в своей комнате с миской и полотенцем в руках, поставила миску на тумбочку, села на постель, оперлась локтями о колени, уткнулась лицом в смятое в комок полотенце. Она долго сидела неподвижно, и в позе ее была такая усталость, такое напряжение, даже отчаяние… Игорь уже хотел как-то обнаружить свое присутствие, но тут она выпрямилась, зачерпнула из миски горсть колотого льда, завернула его в полотенце и, сбросив халат, стала неторопливо тереть себя этим ледяным компрессом – лицо, руки, ноги, живот… Пачка сигарет тихо хрустнула в кулаке Игоря, и Ольга замерла, оглянувшись, быстро протянула руку к ночнику, и свет в ее комнате погас. А он все стоял и пялился в темноту, и ждал неизвестно чего, и надеялся… да нет, ни на что он, конечно, не надеялся.

Через минуту она вышла на балкон, на ходу затягивая пояс халата, остановилась рядом с Игорем, положив руки на перила балкона и глядя в небо, помолчала немного и сказала:

– Извините, меня никто не предупредил, что… это… тоже входит в мои обязанности.

– Оленька, – сказал он с трудом. – Оленька, что ты говоришь?!. Как ты могла подумать?!.

– Нет? Хорошо… – Она опять помолчала, и Игорь заметил, с какой силой ее пальцы вцепились в перила балкона. – Тогда остается думать, что вы недовольны моей работой в качестве няни Чижика и… Хотите, чтобы я ушла? Но об этом можно и прямо сказать. Зачем же вынуждать меня уйти такими… окольными путями?

– С ума сойти, – сказал Игорь беспомощно. – Я не хочу, чтобы ты ушла. Я думать боюсь, что ты можешь уйти… – Он протянул руку, будто хотел удержать ее, будто боялся, что она уйдет вот прямо сейчас, но наткнулся на ее взгляд и опустил руку. – Не уходи, пожалуйста.

– Я подумаю, – сказала Ольга, повернулась и скрылась в комнате.

Игорь пошел к себе, лег и долго валялся без единой мысли в голове, с таким чувством, будто не то его несправедливо обидели, не то он несправедливо обидел… Под утро он наконец уснул, но тут же проснулся – еще шести не было – и с тем же смешанным чувством вины и обиды спустился в кухню, сварил целый кофейник невозможно крепкого кофе и пил его до тех пор, пока не пришла тетя Марина – завтрак готовить. Он не представлял, как встретится с Ольгой при чужих, и отпустил тетю Марину, заявив, что сам приготовит и завтрак, и обед, и вообще до завтра все свободны. Пусть и Павел Петрович отдохнет – не надо сегодня ни строек, ни ремонтов, ни сельхозработ, обойдемся… Понятно? Понятно. Ну и до завтра.

Он сварил кашу и какао и дожаривал оладьи, когда в кухню вошли Ольга и Анна.

– Привет! – жизнерадостно заговорила Анна с порога. – Па, ты зачем каши опять наварил? Я ее терпеть ненавижу. Я какаву буду, буквально с оладушком.

– Доброе утро, – равнодушно сказала Ольга, не обращая на него особого внимания. – Чижик, не скандаль с утра пораньше. Это дурной тон – скандалить в восемь утра.

– А когда можно? – деловито спросила Анна, усаживаясь за стол.

Игорь уже не слушал, о чем они дальше шепчутся, он смотрел на Ольгу – опять такую спокойную, такую уверенную в себе… В черных очках. Она сидела напротив, неотрывно следила за Анной и на него внимания не обращала.

После развода с Натальей он не стал шарахаться от женщин. Можно сказать – как раз наоборот. И кажется, каких только не повидал… Среди них были даже такие, которым нужен был он – не его деньги, а именно он сам. Но никому не нужна была Анна, хотя некоторые, наверное, согласились бы потерпеть и ее в качестве приложения. А Ольге нужна была только Анна. Он ей абсолютно не нужен. Даже в качестве приложения.

– Оленька, а давай ты моя мама будешь?

Игорь замер, уставившись на дочь, а потом перевел взгляд на Ольгу.

– Осторожно, ты сейчас чашку на себя опрокинешь, – тихо сказала она, поправляя полотенце на коленях Анны. – За столом не надо так руками размахивать.

– Ладно, – согласилась Анна и тут же опять взмахнула ложкой, чуть не сбив тарелку на пол. – Вот когда я в школу пойду, меня спросят: кто твоя мама? А я скажу: моя мама – Оленька! Можешь себе представить?

– До школы тебе еще далеко. – Ольга вытерла пальцы Анны мокрой салфеткой. – До школы тебе расти и расти… И учиться. Чему мы сегодня учиться собрались?

– Не знаю. Забыла. Давай порисуем, а?

– Давайте лучше погуляем, – предложил Игорь, глядя на Ольгу. – В лесу. Вместе. Там цветов много, можно поучиться цветы собирать.

– Ура! – радостно завопила Анна. – Па, ты просто молодец!

Игорь с ожиданием глядел на Ольгу и, когда она кивнула, обрадовался. Хотя чему радоваться-то? Ясно же, что она согласилась не ради него, а ради Анны…

И два часа, которые они все вместе провели в соседнем лесу, он радовался каждому пустяку. Солнышко. Тень. Цветы. Ольга с Анной сплели огромный лохматый венок, который оказался велик и той, и другой, и этот разлапистый венок пришлось надеть Игорю… Птички поют. Кукушка кукует. Кукушка, кукушка, сколько лет нам с Ольгой вместе жить? Один, два, три, четыре… не переставай, пожалуйста, кукушечка… восемнадцать, девятнадцать, двадцать… ой, не переставай…

А ближе к обеду они вернулись домой, и Игорь, оставив разморенную Анну с Ольгой, пошел готовить обед. Собственно, готовить не было необходимости, от вчерашнего приема черт знает сколько всего осталось, разогреть только кое-что да огурцов с помидорами для салата настругать. Но Игорю было приятно сознание, что он готовит еду для Ольги и Анны. Кормилец.

После обеда он помыл посуду и долго ждал, когда Ольга уложит Анну спать. Ходил без дела по заднему дворику, поглядывая на балкон – не вышла ли? Она все не выходила, и он поднялся на второй этаж и тихо позвал у ее двери:

– Ольга! На минутку…

Тяжелые ночные шторы, которые она почему-то всегда опускала только днем, качнулись в сторону, Ольга выглянула с немножко встревоженным видом и шепотом спросила сквозь тюлевую занавеску:

– Что-то случилось?

– Я спросить хотел… Это важно.

– Хорошо. – Она выскользнула из комнаты, оглядываясь назад и на ходу надевая свои черные очки. – Только недолго. Чижик сегодня что-то плохо спит. Перегрелась, наверное. Как бы…

– Ольга, – перебил он очень тихо и очень решительно. – Ты за меня замуж пойдешь?

– Зачем? – сердито спросила она. – С какой это стати? Игорь Дмитриевич, может, вы тоже перегрелись?

– Подожди, – торопливо зашептал Игорь. – Послушай, я серьезно… Анне нужна мать, а лучше тебя все равно никого быть не может… Ольга! Да послушай ты меня, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты у меня… у Анны… в общем, у нас – чтобы ты на всю жизнь у нас была. И чтобы не ушла никогда.