Солнечные дни

Я встал, чтобы выполнить свой ежедневный ритуал, но с небольшим исключением. Месяц назад Настя перестала готовить нам завтрак, она стала позднее ложиться и дольше спать. Вот и сейчас я оставил её в кровати вроде как спавшей, отвернувшейся к стене. Как она вчера легла на правый бок, спиной ко мне, так всю ночь и пролежала – не двигаясь, и если бы не её мерное дыхание и грудь, легонько приподнимающая одеяло, пора было бы поднимать тревогу. В первый раз её неподвижность меня испугала. Привыкнуть к ней я успел лишь через три недели. К сексуальному воздержанию привыкнуть было сложнее. Официально мы об этом не говорили, но Настя себя вела так, что становилось ясно – заниматься любовью, будучи беременной, она не намерена. Правильно. Ребёнок родится здоровым.

Я смирился с изменениями распорядка моей жизни и частично перешёл на самообслуживание (обед она по-прежнему готовила и с работы встречала улыбкой и ужином; в остальном я был предоставлен – во всех смыслах – сам себе), уходя из спальни я никогда не раздвигал шторы на окнах. Она меня об этом не просила, но я был уверен – заглядывающее в окно утреннее солнце ей бы не понравилось. Что делать, она была моей женой – к тому же беременной. Любые твои причуды – в течение девяти месяцев – за мой счёт, любимая.

Рабочий день был в разгаре, до обеденного перерыва оставалось полчаса, когда к нам в офис заявился сюрприз в виде моей жены. Дверь ей открыла секретарша и Настя во всём своем цветущем великолепии (беременность её сделала краше, ярче) вплыла в наш общий опен-спейс. Её появление не осталось незамеченным: все сотрудники, особенно мужского пола, уставились на это явление. Настя, сказав пару слов секретарше Юленьке, со всеми поздоровалась и прошла к моему столу.

– Привет.

– Настя, всё в порядке? – забеспокоился я: такие посещения моей работы не были нормой – честно говоря, их вообще раньше не было.

– Решила тебя проведать, посмотреть, где обитаешь.

Краем глаза я заметил, как большинство наших мужчин навострило уши, да и женщинам тоже стало любопытно. Особенно проявляли нескромное любопытство менеджеры. Толик не выдержал напряжение первым и выдал комментарий:

– Модест, что же это вы от нас скрывали такую красавицу?

За ним зашумели остальные. – "Да-да, да, да" – говорили они. Зашушукались, заулыбались. Раньше такой внимательности к гостям, пускай и к жёнам сотрудников, я за ними что-то не замечал. Приходила же к боссу жена – довольно милая женщина, и ничего, все были вежливы и только; в дальнейшем её просто старались не замечать. Всё дело заключалось в особой атмосфере, энергетическом шлейфе, который принесла вместе с собой в офис моя жена. Она не только заставила всех обратить на неё внимания, она всех, в прямом смысле, заворожила. Генеральный директор сидел отдельно ото всех, за стеклом, и даже он не избежал всеобщей участи. Со своего места около окна я прекрасно видел, как он таращился на Настю.

– Ты на метро сюда добиралась? – выразил я своё недовольство. В её состоянии подвергать себя риску в толчее – неразумно.

– Взяла такси. Обратно домой поеду тоже на такси. Не волнуйся.

Настя посмотрела по сторонам, одобрительно кивнула и, как ни в чём не бывало, сказала:

– Не буду тебя отвлекать. Встретимся дома. Пока.

Чего приезжала? Непонятно. Простившись, она сделала шаг по направлению к двери, потом вернулась и пристально посмотрела сквозь стекло на директора. Прямо-таки уставилась на него немигающим взглядом кобры. Я заметил, он тоже на неё неотрывно смотрел не в силах отвести в сторону взгляд. Продолжалась эта непонятная мне игра секунды три-четыре – не больше, после чего Настя переключилась на меня. На её лице зажглась улыбка и, помахав мне ручкой, она покинула офис. Удивительно, но никто её трюка с переглядками, кроме меня (ну и генерального, разумеется) не заметил.

Через неделю, после прихода Насти ко мне на работу, я получил должность руководителя отдела закупок, оставив всех придворных жополизов не удел. Мой ум – это ум скептика, но, ни в коем случае, не идиота. Связь между посещением моей жены офиса и моим повышением по службе прослеживалась довольно чётко. Может быть, мне и удалось бы убедить себя в обратном, если бы не все предыдущие странности. А так приходилось признать факт обладания Настей способностей влиять не только на животных, но и на людей. У меня зудело объясниться, я знал, что сейчас не стоит поднимать эти темы и всё же страх оказался сильнее меня. Было во всём этом что-то нечистое. И потом эти мои сны.

Этот разговор я оттягивал, как только мог, а именно – получилось отложить расспросы до того момента, как Настя оформила все бумаги на наследство и стала полноправной хозяйкой дома её деда. Он ей завещал дом и всё своё имущество. Дачи у нас не имелось, не успели нажить, но особой радости при мыслях о мрачном жилище, в котором до последнего смертного часа обитал (и скончался) злой дедушка Игнат, ни у меня, ни у Насти это приобретение не вызывало. Мне кажется, она не хотела этого даже сильнее, чем я. Боялась до ужаса. Старалась мне чувств не показывать, но мне и так было всё ясно, без слов.

Вернувшись домой, я обнаружил на столе в гостиной бумаги, утверждающие право наследования Насти на дом. Жена не встретила меня у порога как обычно это делала. И я подумал, что её нет дома, тем более что и на кухне её не было. Умывшись, я вышел в коридор и тут обратил внимание на закрытую дверь в нашу спальню. В нашем доме двери в комнаты всегда держались открытыми, я любил, чтобы в квартире было много воздуха: по этой же причине окна и балконную дверь мы предпочитали плотно не закрывать даже во время дождя. Кондиционерам я не доверял, и у нас до поздней осени помещение вентилировалось естественным образом.

Я распахнул дверь в спальню, вошёл и там обнаружил Настю. В комнате царил полумрак, шторы были задёрнуты и персиковый уют нашей спальни затаился в напряжённом тёмном ожидании дальнейших событий. Должно быть, схожие ощущения вызывают места будущих преступлений, когда секундомер несчастий запущен и до начала настоящего страха остаётся всего несколько делений на циферблате.

Настя сидела на кровати и смотрела в стену. При моём появлении позы не изменила и вообще никак не отреагировала. Осторожно, словно боясь нарушить сон родного мне человека, я подошёл и присел рядом с ней, но к ней самой не прикасаясь.

– Настюша, вокруг нас происходят жуткие и непонятные мне вещи. Я рационалист и мне трудно их понять. Ты женщина, моя любимая и всё, что касается души, ты лучше меня чувствуешь.

– Ты не понимаешь.

– Конечно. Но я хочу понять. Тебе нечего бояться, расскажи. Я же вижу, как ты мучишься.

– Сегодня я получила документы на владения домом.

– Да, я знаю. Видел их.

– Надо бы съездить туда.

– Но ты не хочешь, ведь так? Ещё бы, я и сам бы не хотел возвращаться туда, где Игнат Петрович умер.

– Не то. Может, он и не совсем умер.

– В смысле? – Не такого ответа я ждал. Стресс, тщательно скрываемый психоз на фоне смерти деда, беспокойство о ребёнке, нервный срыв наконец. Но это? Воспаление разума вполне могло в качестве компенсации своего негативного воздействия пробудить в Насте некие способности, которые её саму могли пугать, изводить. Ничего сверхъестественного – скорее область современной психологии (психиатрии), а не мистики. – Как это – он не умер? Ты же сама видела, как его похоронили.