Солнечный детектив

– Она предпочитает пикшу, но не сырую. Варите в кастрюльке, пока мякоть не побелеет, а для запаха добавляйте лавровый лист, так Клотильдочке нравится больше. Запас пикши лежит в морозилке, найдете. И никакой колбасы, особенно печеночной и из прочего ливера! Эту гадость даже людям есть противопоказано…

Алексей кивал, а думы были заняты пятьюдесятью рублями, которые приятно поскрипывали в кармане. Что бы на них такое купить для полного Юлиного удовольствия?

Наконец Грета Германовна умолкла и выдала ему ключи от квартиры. Спасибо еще, что не устроила экзамен и не потребовала повторить только что озвученные наставления. Алексей мало что запомнил, но это его не страшило. Подумаешь, сложность! У него дома не было ни цветов, ни животных, однако уход за ними не виделся ему чем-то непосильным и требующим долгой теоретической подготовки.

Грета Германовна взглянула на настенные часы с двумя гирьками в виде шишек и всплеснула руками.

– Через два часа самолет, а я еще не в аэропорту… Не одета!

Касаткин сообразил, что самое время убраться к себе, что и сделал без промедления.

Через четверть часа он наблюдал из окна своей кухоньки, как к дому подъехало такси, из подъезда пулей вылетела Грета Германовна (и куда девалась ее степенность?), таксист запихнул в багажник коричневый пузатый чемодан и умчал в сторону Пулково.

Алексей, успевший за эти пятнадцать минут наскоро сварганить себе омлет и позавтракать, вооружился ключами и пошел осматривать владения, временным надзирателем за которыми так негаданно сделался этим утром.

Грета Германовна просила, чтобы он зашел ближе к вечеру, но им владело любопытство, к тому же делать все равно было нечего. Лекции у Юли еще не закончились, раньше чем через три-четыре часа она не придет. Гулять его тоже не тянуло: на улице слякоть, под ногами каша, а надевать куртку, заталкивать в узкий рукав толстую, как полено, руку в гипсе – сплошное мучение. Займемся лучше исследованием пока еще малоизученного пространства.

Он вошел в квартиру, ощущая некоторую скованность, будто совершал что-то противозаконное. Прошел сперва в уже знакомую гостиную, поискал глазами Клотильду. Та сидела на спинке кресла и нежилась под лучами солнца, пробивавшимися сквозь щель в тяжелых складчатых занавесках. При виде Касаткина она слегка поджалась и коротко мяукнула: то ли поприветствовала, то ли спросила по-кошачьи, чего это он явился так рано.

– Ты не думай, я осмотреться зашел, – обратился он к ней со всем дружелюбием, на какое был способен. – Я же тут теперь вроде сторожа. Ну, или дворецкого, если ты королева.

Клотильда, по-видимому, оценила комплимент, с довольным видом мурлыкнула и спрыгнула со спинки кресла на сиденье, где разлеглась с аристократической вальяжностью.

Алексей прошел в смежную комнату, которую Грета Германовна ему не показывала. Здесь было что-то наподобие будуара с двумя гобеленами, изображавшими оленей на водопое, широкой кроватью, комодом и большим книжным шкафом. Так вот откуда запах бумажной пыли, распространившийся по всему жилищу.

Касаткин, как всякий советский человек, обожал читать и стал с жадностью всматриваться в корешки плотно пригнанных друг к другу томов. Увы, среди них почти не было художественных книг – в основном пособия по искусствоведению, справочники, альбомы с картинами и тому подобная скучища.

Вот разве что десяток поэтических сборников, но и это на любителя. Алексей к стихам относился равнодушно, последний раз читал их еще в школе.

Он протянул руку и вынул из шкафа тоненькую книжицу. На ее порыжелой и покоробившейся от времени обложке значилось: «Владимир Маяковский. Трагедия. Издание первого журнала русских футуристов. 1914 год».

Он открыл книжку на начальной странице. Это была пьеса. Над списком действующих лиц чернильной ручкой было начертано: «Дорогой Греточке с любовью и почитанием. Лиля Брик, Москва, 16 июля 1971 года».

У Касаткина это имя – Лиля Брик – вызвало смутные воспоминания. Какая-то знакомая Маяковского… или жена? Грета Германовна, знать, важная птица в мире искусства, раз ей такие люди старинные книжки дарят. Брошюрка пускай с виду и неказистая, но, поди, музейная редкость, цены немалой. А тут стоит себе запросто в домашнем шкафу – бери не хочу.

Алексей открыл книжицу наугад, и взор натолкнулся на строчки:

Мы солнца приколем любимым на платье,из звезд накуем серебрящихся брошек.Бросьте квартиры!Идите и гладьте —гладьте сухих и черных кошек.

Красиво, черт возьми! А Касаткин думал, что Маяковский только про советский паспорт сочинять умел и про «кто там шагает правой». Надо будет почитать повнимательнее, это и для будущей семейной жизни полезно. Юля иной раз заводит разговор о чем-нибудь поэтическом, а он и не знает, как поддержать. Сидит дуб дубом. Нехорошо.

А вот и героиня стиха лбом в голень боднула. Надоело ей одной, общения требует.

Алексей провел рукой по ее гладкой шерсти. Под пальцами потрескивало статическое электричество.

Сказал негромко и доверительно:

– Ну что, будем дружить? Хозяйка твоя в отпуске, не обессудь. Сама уехала, а тебя не взяла. Но ничего, продержимся.

Так и освоился Леша Касаткин со своей новой должностью смотрителя. Клотильда ему приглянулась, он поначалу собирался ее к себе домой забрать, чтобы и ей веселее было, и ему по три раза на дню не приходилось через площадку бегать. Но кошка, когда ее взяли под брюхо и понесли к порогу, закапризничала, стала вырываться – явно была против того, чтобы покидать насиженное место. А Юля, когда он принес на одежде черные ворсинки, расчихалась, засопливилась и пожаловалась на аллергию. Так и не покинула Клотильда своих законных владений.

Первые два дня прошли без происшествий. Касаткин исправно ходил в соседкину квартиру как на службу, кормил пушистую королеву вареной пикшей, менял резаную газетную бумагу в лотке, сделанном из большой консервной банки с этикеткой «Иваси специального посола». Сложнее было с представителями флоры. Он поливал их без разбора раз в день и подмечал при этом, что одни реагируют благодарно – зеленеют и выпускают новые листочки, – а другие, наоборот, вянут и скукоживаются. Проконсультировался у Юли – как быть? Она пожала плечами и призналась, что разбирается в цветах приблизительно так же, как в устройстве комбайна. То есть никак.

Тогда Касаткин попросил ее взять в библиотеке книги по домашнему цветоводству и целый вечер добросовестно их изучал. Юля смеялась над ним, дразнила придворным агрономом, но он не обижался. Не рассказывать же ей, что труды его отнюдь не бескорыстны и совсем скоро ее ждет сюрприз.

По утрам, пока Юля зубрила лингвистику у себя в университете, Алексей взял за правило проведывать Клотильду и проводить у нее часок-другой, чтобы ей не было одиноко. Кошку это, похоже, устраивало, она милостиво разрешала себя гладить и благосклонно урчала. Касаткин читал книги из богатого собрания Греты Германовны, рассматривал репродукции в альбомах.