Солнечный ветер

Прятаться так было ужас до чего противно, но встречаться с королем еще хуже…

А тревога, между тем, не стала меньше. И Шут уже совсем было решил догнать-таки Руальда и упросить никуда не ехать… но внезапно осознал со всей ясностью, что эта опасность грозит не королю. И даже не Фарру.

Шут нервно сглотнул, пытаясь прогнать озноб, который покрыл все тело мурашками.

'Ну что со мной может случиться? — попытался он вернуть себе самообладание. Тем колдунам не достать меня, Кайзина защита сильней… и Торья уже наверняка в паре дней пути от Золотой… — но он прекрасно понимал, что все это очень слабые утешения. Если кто и надумает поквитаться с бывшим любимчиком короля, то уж точно найдет для этого как минимум десяток не самых сложных способов.

Одно было хорошо — Элея теперь находилась вне досягаемости всех этих опасностей. И если какая беда Шуту и грозила, она предназначалась только ему одному… Прошлой ночью он все-таки пришел наконец в сон своей любимой королевы и убедился, что все с ней хорошо. Эта беседа мало походила на встречу с Ваэльей, когда мир вокруг был совсем, как наяву… Во сне Элеи Шут видел бескрайнее море, больше походившее на степь. По крайней мере, по нему можно было гулять, не замочив ног… И они гуляли. Бродили по синим волнам, почти ничего не говоря, но зато не разнимая сплетенных рук. Элея лишь сказала Шуту, что уже дня через три их корабль достигнет Белого архипелага…

В своей комнате Шут сразу же запер дверь на засов и только тогда понял, как сильно на самом деле боится. До мокрых ладоней. До горячего стука в висках.

'Неужели я такой трус? — подумал он, плеская в лицо холодной водой из умывальной чаши. — Неужели так боюсь за свою жизнь… Как это глупо…

Но глупо или нет, а Шут впервые пожалел о том, что так и не нашел времени поучиться у Руальда или Дени хотя бы самым простым приемам защиты. Ведь хотел же… А все не до того было. Все казалось — лишнее, неглавное…

'Надо уходить', - решил он вдруг.

Уходить прямо сейчас.

Не ждать, пока вернется Руальд. Не надеяться, что все как-нибудь решится само собой. Не искать поводов еще денек, а потом и другой подзадержаться при дворе. Хватит.

Все.

'Снова бежать… — Шут уже привычно стал перебирать содержимое своего походного мешка. — Снова все терять, все сжигать за собой…

А ведь он мог бы вернуться в Тауру. Мог бы. Шут понял, что на самом деле никому не нужен, если не находится рядом с Руальдом. И никто не поспешил бы его догонять…

Мысль эта была настолько малодушна, что Шуту стало противно, и он обозвал себя самым неприятным словом из всех, что знал (а знал он немало).

На улице дул холодный ветер, и Шут плотней запахнул плащ. От дворца до храма идти — всего ничего, и уже не было времени обдумывать предстоящий разговор. Оставалось лишь гадать, что скажет мать-настоятельница в ответ на столь неожиданный визит…

Он свернул на улицу Радуги, а оттуда — к Главной площади, где так легко затеряться в толпе горожан. На площади, как всегда, гомонили торговцы, бегали дети, слышался стук копыт, и пахло свежими пирогами. Однако сумерки уже опустились на город, и его жители помаленьку расходились по домам: сворачивались лотки, закрывались прилавки, няньки уводили заигравшихся детей. Каркая, пролетела над крышами ворона — Шут проводил ее взглядом, испытав странное чувство тоски… Порой ему казалось, что у людей тоже есть невидимые крылья, вот только никто не знает, как их расправить.

Ветер дергал полы плаща и пытался сорвать с головы капюшон, однако дублет у Шута все-таки был теплый… спасибо мадам Сирень. А в монастырь идти совсем не хотелось… Словом, он решил остановиться у лотка со всякими булочками и кренделями. Продавали их вполцены, потому что постряпали еще утром, а назавтра оставлять не считали нужным. Рядом сидел торговец горячим вином, у которого Шут тоже оставил пару монет. Он и сам присел на низкую уличную скамью возле торговых прилавков и так, с большой сладкой булкой и кружкой подогретого вина, скоротал еще не меньше четверти часа. Угостил куском плюшки бродячего пса, обладавшего на редкость доброй мордой, а потом просто глазел по сторонам, как деревенский мальчишка, впервые попавший в город. Люди тоже на него оборачивались — им, наверное, казался странным господин в таком дорогом костюме и с походным мешком за плечами…

'Ладно, — сказал себе Шут в конце концов, — пора… Сколько еще можно оттягивать? — он благодарно улыбнулся продавцу вина, возвращая ему кружку, почесал за ухом пса и решительно устремился к храму святого Ваария.

Уже у самых ворот Шут услышал вдруг жалобный окрик.

— Добрый господин, подайте на хлебушек! — нищий сидел в стороне от главных ворот, где обычно собирались представители его 'ремесла'. В темноте Шут не разобрал, что не так с этим бедолагой, но, очевидно, тот не мог ходить, потому что отчаянно тянул руки к 'господину'. Свет фонарей почти не доставал до того переулка, в котором нищий нашел себе угол. Шут решил, что остальные попрошайки не позволяют безногому сидеть ближе. Он прекрасно помнил, как жестока улица с ее законами и вечной враждой за место.

— Держи! — выкрикнул он, бросая парню мелкую серебряную монетку. Нищий обрадовано дернулся, пытаясь поймать блеснувшую в тусклом свете 'подковку', но был, видать, совсем неловок… монета, звякнув, упала где-то у него за плечом, и Шут понял, что придется все же подойти ближе и отдать милостыню прямо в руки убогому.

Пока он приближался и наклонялся к земле в поисках серебряного, нищий благодарно бормотал какую-то ерунду. А потом вдруг вскочил стремительно, как ласка, и Шут даже не успел ничего сделать…

Только почувствовал, как что-то очень крепкое и тяжелое со всего размаху обрушилось ему на макушку.

3

Когда Шут пришел в себя, вокруг было темно и пахло сыростью. Он со стоном приподнялся на куче какого-то тряпья и понял, что удар по голове не прошел даром… гудела она хуже, чем с похмелья. Осторожно проведя рукой там, где боль пульсировала особенно сильно, Шут скривился от досады — волосы в этом месте запеклись от чего-то липкого и уже порядком подсохшего… Облизав пальцы, он окончательно убедился, что это не грязь какая-нибудь, а вполне даже его собственная кровь.

— Клятые демоны, — Шут сплюнул соленое и добавил еще пару крепких словечек, которые понравились бы даже портовым носильщикам грузов. И вдруг с удивлением услышал в ответ раскатистый всплеск хохота. — Э?.. Кто здесь? — он завертел головой, пытаясь разглядеть в полной темноте, кому принадлежит этот звонкий смех, столь не соответствующий обстановке…

Между тем невидимый весельчак хихикнул еще пару раз и радушно произнес:

— Добро пожаловать в Гнилуху, приятель! Ничего доброго тут, конечно, нет, в том числе и для тебя… но я все равно очень рад, что ты тут оказался. А то надоело уже одному сидеть, — он выразительно вздохнул. — Ах, да… надо ж познакомиться! Меня Маем зовут. А ты кто таков и чем не угодил этому пауку?

— Пауку?.. — больная Шутова голова совсем пошла кругом от всех этих слов. — Что за паук? Первый раз слышу… — он осторожно сел и попытался нащупать, что есть рядом и на что можно опереться. Перед глазами сразу же вспыхнули искры.

— Ну да, — шмыгнул носом невидимый собеседник. — Имени этого ублюдка я не знаю, но по повадкам — так он паук самый настоящий. Это из-за него меня здесь уже который день держат… я и со счету сбился. Охранник жрать дает когда пожелает… А желает он редко.

— А где мы вообще, — боль мешала думать, но некоторые вещи Шуту хотелось понять сразу.