Солнышко

– Мое имя Никас, - представился неизвестный.
– Назовет ли мне свое имя, достопочтенный сын степи?

– Самат, - коротко ответил степняк, чувствуя невольную симпатию и уважение к высокому незнакомцу с карими глазами и такой открытой доброй улыбкой.

– А далеко ли до ближайшего селения, уважаемый Самат?
– спросил Ник Грай, излучая сплошное дружелюбие.
– Мы едем с миром, а путь далек.

– Едете с миром, а мечи рядом держите, - заметил, прищурившись, степняк.

– Так ведь степь, уважаемый. Люди разные встречаются, да и зверей много бродит на вольных просторах. Это только для защиты, - с готовностью оправдался барон.- Ты же видишь, среди нас одна женщина, старик, я, простой человек и два солдата. Разве это боевой отряд?

– С таким войском воевать не ходят, - рассмеялся Самат.
– Идемте со мной, я провожу вас.

– Благодарю тебя, достопочтенный Самат, сын великой степи, - благодарно поклонился Ник.

Его спутники с некоторым удивлением разглядывали все эти расшаркивания, но вынуждены были признать, что никого запугивать и нападать не пришлось. Цель была достигнута легко и быстро. Степняк вернулся в седло, барон Грай последовал его примеру, и вскоре маленький отряд ехал в сторону селения едагаров.

* * *

– Вроде дождь собирается, - сказала я, зная, что хан слышит меня.

– Дождя не будет, - ответил он из глубины своих покоев.

– Почему? Вон же туча, - возразила я, глядя на одинокое серое облако.

– Дождя еще три недели не будет, - уверенно ответил Таймаз, выходя на балкон.
– Зато потом на неделю припустит.

– Откуда знаешь?
– я с любопытством посмотрела на него.

Хан глянул на небо, потом на меня, вдруг встал на перила балкона и легко перескочил ко мне, твердо встав на перилах моего балкона. Я только ахнуть успела, расстояние-то было приличным. Таймаз соскочил ко мне и встал рядом.

– Откуда про дождь знаешь?
– повторила я вопрос.

– Вижу, - пожал он плечами.

– Я вот почему-то ничего не вижу, - слегка раздраженно ответила я, неудовлетворенная ответом повелителя.

– Ты мало что видишь, - усмехнулся Таймаз, - еще больше видеть не желаешь.

Я развернулась и пошла в покои, хан вошел вместе со мной и первый опустился на диванчик. Взял в руки мой томик стихов, пролистал несколько страниц и остановился, пробежав несколько строк глазами, и продекламировал:

В ночи бреду, раскинув руки,

Я слеп и сед, лишь боль в груди.

Не выдержав с тобой разлуки,

Шепчу, любимая, приди...

Он посмотрел на меня с лукавым блеском в глазах и захлопнул томик. Я фыркнула и села напротив, глядя в бездонные черные глаза. Хан усмехнулся и совсем отложил книгу. В покои вошла Айша, узнать, не нужно ли мне что-нибудь, но увидев повелителя, тут же покинула покои, пятясь задом и согнувшись пополам.

– Иди ко мне, - Таймаз протянул руку.
– Приди, любимая.

– Это ты кому из ста наложниц сказал?
– спросила я, подмигнув.

Хан воздел руки к потолку, совсем как Кан, и даже с той же интонацией великомученика воскликнул:

– О, Великие Духи Гор, за что же вы наказали меня, поселив в моей душе это создание, наполненное ядом?

– И что ответили?
– полюбопытствовала я.

Повелитель прорычал что-то на своем языке и насупился, обиженно глядя на меня. Давить мне на совесть совершенно бессмысленно. Хан это быстро понял и расплылся в улыбке, давая понять, что его тоже так легко не проймешь.

– Что ты хочешь?
– спросил Таймаз, став серьезным.

– А ты?
– ответила я вопросом на вопрос.

– Я хочу упрямое рыжее Солнышко, - улыбнулся хан.
– А что хочет Солнышко?

– Давай у него спросим, - подмигнула я и встала, намереваясь выйти на балкон.

– Ты невозможна!
– воскликнул Таймаз, и я села обратно, потому что в черных глазах появились гневные огоньки.

Отвечать ничего не стала, сложила руки на груди и глянула на него исподлобья. Таймаз встал и прошелся по покоям, заложив руки за спину. Наконец, остановился напротив и, согнувшись ко мне, спросил:

– Почему ты не хочешь заглянуть себе в душу?

– Я не хочу, может, кто из ста наложниц захочет, - ответила я, отводя взгляд.

– Что тебе дался гарем?!
– яростно прорычал хан, поворачивая мою голову к себе за подбородок.

– Слишком много женщин, - ответила я, отбивая его руку.

Таймаз тяжело вздохнул и снова сел напротив, раздраженно глядя на меня. Я выдержала его взгляд.

– Ну, живут во дворце девушки, так надо! Почему тебя это смущает?
– спросил он, откровенно злясь.

– То, что ты в любой момент можешь призвать к себе наложницу и разделить с ней ложе.
– неужели так сложно понять?
– Я не собираюсь ни с кем делить своего мужчину.

– Да не надо ни с кем делить, - воскликнул Таймаз.
– Хочешь, дверь в гарем замуруют.
– сказал он и тут же добавил, увидев мои округлившиеся глаза.
– Со стороны моих покоев. Не буду я никого призывать. Это право хана, использовать девушек или нет. Но гарем нельзя убрать совсем.

– Почему?
– я почувствовала себя бараном.

– Традиция, даже больше - закон! Я должен считаться с традициями своего народа. Даже если я сейчас распущу гарем, выдам замуж, верну домой, отправлю в старый дворец, мне пришлют новых девушек. От этого никуда не деться, Солнышко, пойми. И я не имею права отказывать, потому что оскорблю тех, кто хочет сделать своему хану приятное. Мне везут из набегов и сражений оружие, предметы искусства, дарят лучших коней из своих табунов и девушек. И как я могу отказать, когда племя выбирает в мой гарем лучшую из своих дочерей? Да, люди считают, что если именно их дар воцарится в моей спальне, значит, их племени я окажу особые милости, но по большому счету, это знак уважения. И я должен заботиться об этих девушках, но никто не обязывает меня призывать их к себе. Скажи, что ты поняла меня, Солнышко, - он изобразил страдальческую гримасу, вызвав этим мой невольный смешок.

– Хорошо, ты не можешь не принять, и, насколько я поняла, ты пытаешься мне сказать, что на твоем ложе никого не будет, - хан облегченно вздохнул и кивнул.
– Но ты же не можешь это сказать за будущее. А вдруг тебе захочется новую девушку.

– О-о-о, Отец Степей, дай мне сил, - воскликнул Таймаз.
– Могу! Солнышко, я могу сказать это хоть на сто лет вперед!

– Я столько не проживу, - усмехнулась я.
– Так что не проверишь.

Повелитель вскочил, словно подброшенный пружиной и тут же подхватил меня, вынудив тоже встать. Его лицо приблизилось почти вплотную к моему.