Соло
Шрифт:
Он только что вернулся из поездки в госпиталь, где лежал Солдат, и с волнением обнаружил сидящую на его любимой скамейке, испускающую дразнящий аромат юности и зрелости Круглолицую. Он присел у края веранды напротив ее нескромных коленок. Установилась естественная между ними молчаливая пауза. Они с готовностью приближали друг к другу их отдалившиеся за время расставания миры. Он испытывал редкое желание узнать мысли своей кажущейся такой незнакомой и недоступной подруги.
Она расспросила о Солдате. Во время намеренно неспешного рассказа он обращал внимание на знакомые приметы своей Круглолицей: едва различимый шрам под левой коленкой, родимое пятно на открытом плече. Она сменила
Он взошел на веранду, приблизился и поднял ее расслабленную руку. На него смотрели хорошо знакомые глаза наполненной желанием Круглолицей. Она лениво позволила поднять себя и завести в хижину. Войдя первой, она остановилась посреди хижины и как будто с интересом стала осматриваться вокруг, не реагируя на его руки, поднимающие сзади край ее платья. Платье застряло на бедрах. Удовлетворив свой интерес, все так же спиной к нему, она позволила стянуть с себя тонкие трусики, подошла к столу, опустила до пояса лямки платья и облокотилась на стол в позе, вызвавшей дрожь нетерпения во всем его теле. Он прижался к ней и медленно распластал ее по столу, не встречая сопротивления.
Круглолицая не скоро отпустила его. В отличном настроении, он затем наблюдал, как, не потрудившись одеться, она знакомилась с Монетой, и развлекал себя неожиданно приятной мыслью, что у нее, вероятно, не было много возможностей для утех во время пребывания в городе. Не выдававшая до сих пор своего присутствия Монета осторожно познакомилась и приняла новую обитательницу хижины, руки которой пахли вкусной едой и заботой.
Через неделю Солдата перевезли в город, в другой госпиталь, где ему предстояло несколько сложных операций. Прогноз для руки был хороший, напряжение спало, его друг был окружен заботами жены и многочисленных друзей.
Дела не представлялись так же хорошо, когда к концу злополучного дня они привезли истекающего кровью Солдата в кажущийся безлюдным местный госпиталь. Передав своего друга в чужие руки, он провел беспокойную ночь в пустых полутемных коридорах, следя за редкими передвижениями медсестер и врачей и тревожно прислушиваясь к каждому звуку. Он совсем упал духом, когда, казалось, различил тихо произнесенное кем-то слово “ампутация”. Из этого состояния его вывело пришедшее ранним утром известие, что операция закончилась – из плеча вынули множество осколков кости, рука осталась на месте – и что Солдат спит под наркозом в палате.
В улучшенном настроении он расположился на видавшем виды диване в комнате ожидания и заснул на несколько часов, пока шум начинающегося дня не разбудил его. Предстояла еще одна нелегкая обязанность – звонок жене Солдата. Он дождался, когда его друг проснется, обменялся с ним несколькими словами и после этого, как ему казалось, убедительно сообщил жене, что все в порядке и нет причин для большого беспокойства. К его облегчению, на другом конце телефона плохая новость была встречена с присутствием духа и деловитостью. Через несколько часов она была в госпитале. Вскоре после этого он отправился домой на попутной машине.
Известие о происшествии мгновенно распространилось по городу. К Солдату и в хижину зачастили друзья с заботами и расспросами. Еще по дороге в госпиталь Солдат и он без лишних объяснений договорились сказать всем, что камень упал во время их совместного восхождения в двойке, чтобы избежать ненужных вопросов. Эта заурядная альпинистская история была принята всеми, за исключением, по их обоюдному подозрению, не подававших виду жены Солдата и Круглолицей. Первую неделю, пока Солдат был еще близко, он навещал его каждый день и всегда находил в хорошем настроении. Солдат на удивление
легко переносил свое злоключение, оптимистично говорил о выздоровлении руки и, казалось, наслаждался временным бездельем.Лето быстро набирало силу. Снег почти исчез с вершин ущелья, оголил их некрутые, покрытые зеленой травой и яркими цветами склоны, открыл к ним простые пути. Вершины опять приняли, порой обманчивый, вид доступности и безобидности. В жаркие дни, нагретые полуденным солнцем, они уступали в привлекательности укромным тенистым уголкам вдоль поросших густой растительностью полных ручьев. К этим уголкам и ведущим к ним тропам зачастили горожане с большими рюкзаками. В ущелье пришла оживленная, курортная пора.
Они с Монетой отправлялись теперь только в многодневные дальние вылазки, ночуя под открытым небом, в гротах и шалашах, углубляясь все дальше в горную страну, преодолевая перевал за перевалом, спускаясь в безлюдные ущелья. Когда им приглядывался маршрут на вершину, они останавливались и забирались на нее. Воздух уединения и тишины наполнял их легкие, облагораживал их мысли и упрощал их желания. Они согревали друг друга прохладными ночами, делились едой и водой и научились обходиться несколькими словами в день. Монета легко переносила свое нетипичное собачье детство. Она проявляла достаточно терпения, застегнутая в рюкзаке, благоразумия – на крутых, опасных местах и, высунув язык, охотно отмеривала короткими шажками длинные тропы.
Искателям приключений неизменно нравилось возвращаться домой в пахнувшую Круглолицей хижину, несмотря на то что внимание хозяйки не принадлежало теперь только им. Возвращение Круглолицей в ущелье было краткосрочным. По окончании лета она собиралась в город продолжать учебу и старалась проводить как можно больше времени со своим маленьким сыном. Круглолицей хватало на всех. За неимением выбора, друзья терпеливо переносили постоянное присутствие мальчика в хижине. Втайне от мамы они называли его Разбойником.
Разбойнику повезло с мамой, что он, несомненно, хорошо чувствовал. Наблюдая их вместе, нельзя было не заметить взаимное тяготение и уважение. Мамой Круглолицей руководили безукоризненные инстинкты. Она спокойно и умело направляла неуемную энергию своего сына в безопасное русло. В ее присутствии он заметно смирнел и редко ослушивался. Она играла с ним в разные игры, читала сказки и отпускала в самостоятельные вылазки. Мальчика привлекало окружение хижины: и шумный ручей, и густой кустарник, и каменистые овраги. Вооруженный камнями и палкой, он с азартом охотился за живностью в округе: птицами, бабочками, кузнечиками и змеями, не обескураженный тем, что добыча пока еще ускользала из его рук. Несмотря на старания Круглолицей, светлые волосы Разбойника были всегда спутаны, коленки ободраны, одежда и руки перепачканы. Они быстро нашли общий язык с Монетой и шумно разряжали вместе избыток детской энергии. Наблюдая его в действии, нельзя было не посочувствовать родителям Круглолицей, на попечении которых он оставался осенью.
Идею, несомненно, навеяли мысли о скорой разлуке. Они с нескрываемым возбуждением обсудили ее, радуясь возможности открыть друг другу свои чувства. Круглолицая с готовностью приняла его предложение отправиться в совместное восхождение. Ее готовность стоила многих слов. Горы не привлекали прожившую большую часть своей жизни в ущелье Круглолицую. Даже их совместное пребывание в хижине, среди альпинисткой суеты и разговоров, не изменило заметно ее интереса к привычному с детства окружению. Она шутливо говорила, что вполне удовлетворила весь свой интерес во время единственного похода в школьные годы.