Соловецкие святые и подвижники благочестия:жизнеописания, некоторые поучения, чудесные и знаменательные случаи

Всё больше иноков приходило в скит для подвижнической жизни под руководством мудрого наставника. Жизнь их протекала в подвигах духовных. Сам престарелый отец Иисус, в пример другим, нередко рубил дрова, носил на гору воду, в пекарне замешивал тесто для хлеба.

Как-то пришел к преподобному келарь с жалобой: «Повели, отче, одному из братии, праздному, приготовить дров для поварни». «Я праздный, пойду и приготовлю», — отвечал блаженный (1, с. 125). А между тем было время обеда. Старец благословил братию идти на трапезу, сам взял топор и начал рубить дрова. По окончании обеда взялась и братия за приготовление дров.

Преподобный Иисус постоянно занимался рукоделием. Если случалось выручить за свой труд немного денег, он делил эти деньги на три части: одну — на церковные нужды, другую — на нужды братии и третью — на милостыню нищим. Ни денежного запаса, ни собственности, кроме некоторых духовных книг, у старца не было. Из одежды он довольствовался только двумя свитками: власяной, жесткой, на теле, и верхней, покрывавшей первую. На укоризны в таком простом образе жизни старец не обращал никакого внимания. Был у старца и такой обычай: если кто из братии подвергался болезни, преподобный, оставив свою келью, приходил к больному и служил ему до тех пор, пока тот не выздоравливал.

Но кто может исчислить все духовные подвиги угодника Божия?!

Они вполне известны только Господу, для Которого и были совершаемы. Предание повествует, что преподобный Иисус без упущения присутствовал на всех повседневных храмовых богослужениях, а при наступлении святой Четыредесятницы обыкновенно затворялся в келье и, пребывая весь Великий Пост в этом уединении, упражнялся в непрестанной молитве. Из этого затвора он выходил не ранее, как перед самым праздником Пасхи.

Для своих учеников преподобный составил скитский устав, в котором особенно замечательно следующее правило:

«Если кто соизволит жить со мной и после меня в скиту, то не должен употреблять в пищу: коровьего масла, молока и рыбы, особенно же не пить вина. Общая трапеза должна состоять из огородных овощей, с употреблением в меру постного масла. В келиях собственных вещей не иметь; женского пола не принимать и отроков в послушании не держать. Кроме общего церковного правила, в келиях каждому читать по пяти кафизм из Псалтири, пятьсот молитв Иисусовых и делать триста поклонов» (1, с. 126).

За богоугодную жизнь преподобный не раз был удостоен особенных явлений и откровений.

Некоторые его ученики скорбели и роптали из-за того, что трудно было носить на гору воду из озера, отстоявшего от скита за версту. Тогда старец, став с вечера на молитву, прилежно и со слезами молился до самой полуночи. В молитве он просил Господа Бога и Пресвятую Богородицу помочь его братии в такой нужде. В полночь он пришел в молитвенный восторг и увидел в кельи неизреченный свет: ему явилась Пресвятая Богородица в сиянии небесной славы, с преподобным Елеазаром Анзерским и двумя ангелами. Старец пал ниц, а Небесная Царица промолвила: «Встань! Услышана твоя молитва, завтра возьми учеников твоих и ископай на горе кладезь, здесь будет вода на потребу тебе и братии» (1, с. 126). Пречистая указала и само место, где следовало копать. Придя в себя, блаженный старец рассказал ученикам о чудесном явлении. С наступлением дня преподобный поспешил пойти с ними на указанное место, начали копать колодец и действительно докопались до изобильного источника воды. Все признали это явление знаком особенного Промысла Божия о ските и радовались, прославляя Бога и Пресвятую Богородицу единогласной песней: «Дивны дела Твоя, Господи, вся прему— дростию сотворил еси». Когда же источник был вполне устроен, то старец с братией совершил Божественную литургию, благодарственный молебен с коленопреклонением, а затем крестный ход на новый источник. По освящении воды в источнике он окропил ею святой храм, братские кельи и вершину горы

|е пением стихиры Святому Духу: «Днесь благодать Святаго Духа нас собра; и вси вземше крест Твой…» А по окончании священнодействия преподобный утешил своих учеников поучением, приличным случаю. Вот о чем он говорил: «Не скорбите, братия, не малодушествуйте, но уповайте всегда на Бога. Господь всесильным Своим словом извел из бездны источники воды сладкие для всех живущих на земле верных и неверных. Нас ли, рабов Его, оставит, не пропитает? Вспомним обещание Его: «Мать исчадие свое скорее забудет, нежели Аз вас!» (1, с. 127).

Годы протекали за годами. Угодник Божий, испытавший в своей жизни столько превратностей, приближался к концу своего многотрудного земного поприща. Силы стали оставлять преподобного старца, и он заблаговременно начал готовиться к переселению в нескончаемую жизнь. Теперь он обращал больше внимания на себя, хотя не прекращал обычной заботы и о пользе ближних. Старец часто ходил к изготовленной им самим могиле и над ней, размышляя о смерти и Божием Суде, проливая слезы, глубоко вздыхал: «Душе моя, душе моя! Что спиши? Конец приближается, и имаши смутитися» (1, с. 129).

Господь открыл Своему верному рабу не только приближающуюся кончину, но и самый ее день. Блаженный старец задолго до преставления объявил братии, что кончина его последует в воскресный день до восхода солнца.

Лежа на одре болезни, преподобный призвал учеников и сказал им: «Я отхожу от вас к вечной жизни, а вы пребывайте богоугодно, каждый в своей, Богом предызбранной службе, безвыходно из скита, ради любви братской по Бозе» (1, с. 129).

Вскоре к тяжелой болезни старца присоединилась другая — изнурительная горячка. Изнемогая, он только повторял себе: «Воля Господня да будет о мне, что угодно Господу, да сотворит», — и потом погружался в молитву (1, с. 129). Угасающий подвижник три дня и три ночи лежал недвижимо, и его дыхание было едва заметно, так что ученики, рыдая, ожидали скорой его кончины.

Но к общей радости и удивлению, через три дня старцу неожиданно стало легче, он встал с одра и обратился к братии со словами: «Время жизни моей оканчивается, о чем мне и Господь возвестил! Вы изберите среди вас себе наставника вместо меня, я его поставлю и благословлю» (1, с. 129). Почувствовав облегчение от болезни, преподобный Иисус в последний раз совершил Божественную литургию и причастил братию Святых Христовых Тайн. После литургии он опять почувствовал изнеможение и уже больше не вставал. В эти предсмертные минуты он был весь исполнен необыкновенной радости.

Рано утром, призвав к себе учеников, преподобный в последний раз облобызал и благословил каждого. Братия горько рыдали. Простившись со всеми, старец сказал: «Я отхожу ко Владыке моему, Господу Иисусу Христу… Заповедаю вам: тела моего по смерти не омывайте, одежду на нем не переменяйте, а в которой теперь нахожусь, в ней положите во гроб, погребение сотворите сами, без мирских людей». Когда плачущие иноки спросили: «Отче святый, как мы останемся в сиротстве без тебя? Желали бы и мы умереть с тобою, ибо ты нас вел ко Христу за собою, а ныне далеко оставляешь», — старец сказал: «Утешьтесь, мои возлюбленные, ибо я хотя телом разлучаюсь, но духом пребуду навсегда с вами». И с этими словами отпустил их в кельи.

Один из учеников, служивший старцу в болезни, выйдя от преподобного, остановился и не пошел в свою келью. Он стал тайно подсматривать за больным и увидел, что, проводив иноков из кельи, старец встал с ложа, преклонился на колени посреди кельи и молился со слезами Богу и Пресвятой Богородице, призывая и святых Божиих угодников. И в этой молитве часто поминал устроенную им святую киновию и братство. После молитвы он лег на ложе и перекрестился. Через несколько минут преподобный опять встал с одра и на коленях молился Господу с воздетыми руками: «Господи Боже мой! Благодарю Тебя, что призрел на смирение мое и сподобил меня скончаться в православной вере в Тебя, в исповедании и в исполнении заповедей Твоих! Приими, Владыко Преблагий, в мире дух мой, а Твоих рабов, которых во едино стадо чрез меня грешнаго собрал, сохрани…» Непродолжительна была эта молитва добродетельного подвижника, и он снова лег на одр. В эти минуты лицо его с устремленным к небу взором сияло необъяснимым спокойствием и радостью. Он пребывал уже недвижим в молчании и как будто с кем-то душевно беседовал. Вдруг свое молчание старец прервал восклицанием: «Благословен Бог отец наших! Если так, то уже не боюсь, но в радости отхожу от мира сего!» (1, с. 131).