Соловей и кукушка

— Так уж и красивая, — прошептала, не поднимая глаз и крутя в руках кончик своего пояска.

Хорошо, что догадалась бросить широкополую шляпу в страусиных перьях на прилавок. Она была слишком роскошна, чтобы оставить у деревенского жиголо какие-либо сомнения о моем статусе.

— Как зовут тебя, крошка?

Попался!

— Доменика.

Надо покраснеть ещё сильнее. Ну же, Ирэна, ты сможешь! Я попыталась представить, как Ролдао лезет рукой ко мне в корсет, но высокомерный принц в моем воображении сморщился и отдернул брезгливо пальчики. Мне стало совестно за свою распущенность, и я всё же покраснела.

Парень коснулся моей щеки. Вот нахал! Я отступила на шаг назад.

— Меня маменька ждут, — пролепетела таким нежным голосочком, что самой тошно стало.

— А когда мы увидимся снова? — жарко попёр он.

Ещё бы, такая невинная прелесть перед ним. Кто бы удержался?

— Я не знаю… Она строгая. Как бы ни хватилась…

— Вы у сеньоры Анжелики на ночь остановились? — чуть хрипловатым голосом поинтересовался рыжий.

Облизывается, должно быть, сейчас как кот на сметану.

— Да, — я подняла глаза, глянула на него проникновенным взглядом, взмахнула ресницами и снова потупилась.

Шея ухажёра алела. Уши тоже. Разлакомился. Отлично. Он наклонился к моему уху, шумно вдыхая аромат дорогих духов.

— Приходи ночью в сад за гостиницей…

— З-зачем? — я закусила губку, постаравшись прослезиться, но не заплакать.

Он сглотнул.

— Я… я влюбился в тебя, крошка… Я х-хочу… Поговорить…

Мне стало смешно, но я удержала рвущийся с губ смех и от этого усилия покраснела по настоящему.

— Вы мне тоже пришлись, — прошептала почти беззвучно, но уверена, он услышал. — Хорошо, приду. Только вы уж меня дождитесь… Не знаю, когда маменька уснут…

Неожиданно он обхватил меня за плечи и потянулся целоваться. Я ловко выскользнула из его загребущих рук.

— Маменька зовут! — воскликнула в притворном ужасе, подхватила подол и поспешила в гостиницу.

— Я буду ждать! — крикнул он.

Я обернулась и прижала палец к губам.

Идиот.

Ухажёр счастливо закивал, сияя, как начищенный сапог. Ну и отлично. Ночная прогулка охладит тебя, парнишка.

Оказалось, матушка всё же смогла уговорить Нику поселиться со мной в одном номере. Выезжать надо было на рассвете. Прекрасно. За слугами и багажом уже послали помощников, и я отправилась в нашу комнату.

* * *

Доменика, стоя перед зеркалом в одной сорочке, расчёсывала длинные золотые локоны, а я валялась на кровати, закинув руки за голову и улыбалась. Несмотря на всё ворчание сестрицы, гостиница оказалась чистой и вполне благоустроенной: просторная комната на два окна, прихожая, будуар и даже ванная комната с мраморной ванной, вода в которую подавалась по трубопроводу. А ещё — электрические лампы. Да даже королю было бы не стыдно остановиться здесь!

Вместо драпировки на стенах были наклеены новомодные обои в сиреневую полосочку. На полу лежал пушистый ковёр. Ну чем же не красота? Самым худшим в этой комнате была моя сестра. Интересно, ей когда-нибудь надоедает ныть?

— Если ты сейчас же не закончишь чесаться и не погасишь свет, клянусь, утром проснёшься с причёской как у принцессы Алессандры, — бросила я.

Не то, чтобы я уже хотела ложиться спать, просто вид златовласой куклы раздражал.

— Ты невозможна! — фыркнула Ника. — Быстрей бы уже ты замуж вышла.

И наградил же Бог сестрой!

— Я считаю до десяти. Ты меня знаешь, слово я сдержу. Раз.

— Я маменьке расскажу, как ты…

— Два.

— Перестань, Ирэна! Ты не имеешь права…

— Три.

— Только попробуй!

— Девять. Мне надоело считать, Ника.

Она зашипела, как ужаленная змеёй кошка, и выключила свет. Поворчала ещё, заплетая пышные волосы в толстую косу, легла, демонстративно отвернулась к стенке и натянула одеяло.

Несправедливо. Согласна. Но, в конце концов, Ника младше меня на два года, так что должна слушаться. Ну ладно, признаюсь. Да, я завидовала её шевелюре. Не без этого. Мне приходилось пользоваться шиньоном, после того как, подражая той самой Алессандре, я остригла себе волосы в шестнадцать лет. Очень коротко остригла. Чуть ниже ушей. Ух и скандал же был дома! Хорошо хоть отцу никто не сообщил о происшествии: каждый боялся, что за мою девичью красу спросят именно с него. Но, справедливости ради, замечу, что таких роскошных волос, как у сестрицы, у меня и в лучшие годы не было.

За окном начал накрапывать дождик. Интересно, рыжий нахал уже пришёл? Стоит, наверное, под яблоней, ждёт…

Я улыбнулась, положила руку под щёку и сладко заснула. И снился мне печальный мокрый парень в бушующем море, сидящий в плетеной корзине с яблоками и мрачно ими похрустывающий.

* * *

Проснулась я от того, что кто-то тихонько шебуршал в окне. Открыла глаза и уставилась в темноту. Дождь унялся, и комнату заливал холодный лунный свет. Большая тёмная фигура загораживала оконный проём, бросая тень через всю комнату. Рама была закрыта на заглушку, но латунная ручка медленно-медленно поднималась наверх.

С сильно бьющимся сердцем я вглядывалась в тёмный силуэт взломщика. Вор? Убийца? Благородный разбойник? Мой рыжий не дождался суженой?

Да, но откуда бы он мог узнать, в какой из комнат меня поселили? Он и имени моего не знает…

Или…

— Доменика! — прошептал тот.

Ну, конечно. Кто-то сообщил ему, где ночует Ника. Глупо было называться именем сестры, но как удержаться от шутки?

Эх, повезло ей, что она ночует со мной, а не одна. Вот был бы конфуз!

— Доменика! — громче повторил парень и спрыгнул на пол, хлюпнув сапогами.

Видимо, промок основательно.

Сестра приподнялась на локте, щурясь в темноту.

— Вот ты где! — обрадовался рыжий.

Зря.

Ника истошно завизжала. Я уткнулась в подушку, хохоча. Гостиница начала просыпаться.

— Тише-тише, — зашептал ошалевший парень, замерев. — Я, видимо, окном ошибся…

Ника в праведном гневе вскочила, запахнулась в одеяло, подбежала к включателю и повернула его. Её зелёные глазки метали молнии.

— Как вы смеете… Как… Я… Вы… Подлец! Немедленно…

Парень выставил руки вперёд, то ли протягивая к ней, то ли пытаясь защититься.

— Обознался я…. Простите, сеньорита…

Он пятился к окну, а с лестницы, ведущей на второй этаж, где находилась наша спальня, послышался грохот шагов. И тут рыжий обернулся и увидел меня. Я уже поднялась над подушкой и с любопытством смотрела на него.

— Ты! — воскликнул он.

Мне хотелось засмеяться или высунуть язык, но я же воспитанная девушка. Изобразила лицом оскорблённую грандессу, вскинула подбородок. Я знала, что взгляд у меня сейчас полон льда и высокомерия. Когда-то я долго-долго репетировала этот взгляд перед зеркалом.