Соловей и кукушка
Шрифт:
— Соловья не трожь. За время его руководства у нас ни один из товарищей не погиб…
— Ой, да ладно, Волк, — фыркнула Дафна. — Все знают, что ты ему предан как… как пёс, а не волк. Почти как Селена.
— Да-аф, — в рыке Волка послышались угрожающие ноты. — Не нарывайся.
— Я не лично товарищу Соловью предана, — полыхнула Селена. — Я предана нашему общему делу. Товарищ Алонсо, скажите ей…
— Ой да ладно, всё мы видим. Нечего нам тут лапшу на уши вешать! Пока ты по нему сохнешь, он уже себе другую девку приискал. Беленькую, чистенькую, из дворяночек. Вот помяните моё слово: не из простых.
— Кто? Кукушка-то? —
— А я что? Думаешь, вру? Вы на неё внимательнее посмотрите: кожа белая, почти розовая. Волосы гладкие и блестящие, ухоженные. А ногти её видели? Неженка она, из знати. Точно вам говорю. И розыск на неё королевский. Не ищут так людей не голубой крови.
— Ну, накрутила, — фыркнул Волк. — Роман да и только. Остынь, Дафна. Амурные дела Соловья — это только его дела, ничьи больше. Если бы он не был уверен в ней, то я бы не привёз её сюда, в схрон.
— Он-то уверен, да я-то не уверена…
— Дафна, помолчи, — вмешался «Топорик». — А ты, Волк, ответь: вот сейчас лучшее время для удара, чтобы народ поднять. Это понятно. Где же твой товарищ Соловей? Почему не с нами? Когда будет? Вот то-то, что не ответишь. Странный он…
— Поднимали уже, — холодно проговорила явно задетая словами Дафны «змея». — И что толку? Ролдао пушками ударил по городу. Столько людей погибло… Эта тварь ни перед какой кровью не остановится.
— Правильно, Селена, умница, — весело отозвался Волк. — Потому что — рано. Рано поднимать народ. Ты этому народу сначала объясни, за что ему умирать. Ну, рабочие, положим, знают за что. Но пока не знает солдат, не знает матрос, все эти стачки — это только лить кровь на мостовые. Хорошую кровь, красную. Надо в армию идти, надо объяснять: рабочий — брат вам. И вот, когда армия за нас будет…
— Ну так объясни! — взорвался молодой голос. — Ты же служил в армии, тебе и объяснять. Ты под Ролдао служил, если правильно помню… Значит, знаешь, что сказать…
— И скажу. Время нам нужно. Армия Ролдао любит. От низа до верха. Любой солдат на него, как на бога смотрит. И, мерзавец, хорош. С простыми и нижними прост и справедлив, а верхних во как держит! Любой боец знает, что за Ролдао он — как за каменной стеной.
— А если так, то чего же сам ушёл из армии? — ядовито прошипела Селена.
— А не моё это — строем ходить, — засмеялся Волк. — Моё — коней воровать.
— И упыря хвалить, — процедил ещё один незнакомый голос.
— Ты поосторожней такие вещи говори, — Волк смеялся, но мне стало не по себе от чего-то, промелькнувшего в его голосе на мгновенье. — Я ведь не посмотрю, кто там товарищ, а кто не товарищ. Ты меня знаешь. Не можешь удержать язык — положи в карман. Я дело говорю. Если Ролдао хорош, то так и говорю: хорош. Как командир — хорош, как военачальник — цены ему нет. Как король — хуже не придумаешь. Подтянет полицию, не продохнуть будет. Вот увидите, через год-два все вы в Ингварию убежите. Или ещё куда. Потому что он вас как блох по одному переловит и перещёлкает. Хуже нет, чем врага недооценивать.
— Ну ты, полегче, — зазвучало сразу несколько возмущённых голосов.
— Пока Ролдао жив — армию нам не взять, — продолжал Волк. — Вот с его братцем было бы полегче.
— Предлагаешь убить короля? Как его деда? — оживилась Дафна. — Волк, да ты… Ты вот прямо…
— До Ролдао не добраться, — хмуро отозвался «Топорик». — Да и пора нам отказаться от принципа точечного террора.
Уничтожать надо класс, а не одну какую-то личность. Нужно поднимать народные массы…— Ну, как знаете, — фыркнул Волк. — Моё дело — маленькое.
— Вернёмся к поезду…
Я прижала руку к груди, инстинктивно пытаясь заглушить стук сердца, и попятилась к выходу. И вдруг прямо на меня из двери комнаты вышел Волк. Я застыла в ужасе, понимая, что меня засекли. Он шагнул ко мне, прижал палец к губам, взял за руку и утянул в темноту под лестницей на чердак. Тут было очень мало пространства. Волк втолкнул меня, шагнул вновь в коридор, ногой открыл дверь и, когда та хлопнула, вернулся ко мне. Обнял, прижав к себе, и замер.
— Почему мы терпим в своих рядах таких личностей? — хмуро спросил кто-то. — Либеральный Соловей… Да, положим, он умён, и, положим, бесстрашен, и… Но на большую кровь ради идеи не пойдёт. Но Соловей — ладно. Его есть за что терпеть. А вот этот… Волк? Он же вообще не идейный. Он по куражу с нами, пока ему весело.
— Да, — согласился «Топорик». — Всё это лишь попутчики революции. Временные. Им нет места в будущей свободной Лузитании, но сейчас они нам нужны. Без них нам революцию не сделать. Потому что за Волком рабочий пойдёт, и матрос пойдёт, и солдат — тоже. Вон, как Дафна. Влюбится сразу в такого горячего красавца, увлечётся им. Потому что простой человек не будет читать твои тезисы, товарищ Марио. Потому что ты не умеешь сказать так, чтобы сердце зажглось. А Волк — умеет. И в атаку Волк поведёт, и сам под пулю бросится…
— А если не бросится? Ну, или если пуля промахнётся?
— Значит, потом найдёт. А мировому делу революции сейчас и такие попутчики нужны. Каждому человеку — своё время.
Что-то горячо начала возражать Дафна, но Волк утянул меня за дверь, на этот раз выскользнув из неё бесшумно.
— Ты чего, красивая, подслушивала? — спросил, когда мы отошли от домика в небеснокрышные коридоры. — Зачем?
Я закрыла лицо руками. Сволочи… Такие же, как Ролдао. Только принц не прикрывается красивыми идеями.
Волк развёл мои руки, заглядывая в лицо.
— Эй? Ты чего? Не убьют твоего Соловья, не боись. Побалаболят и проголосуют. И дальше дело не пойдёт.
— Тебя совсем не трогает, что они тебя… попутчиком назвали?
Он обнажил крепкие зубы, засмеялся:
— Так а я и есть — попутчик. Всё правильно они сказали. Мне после их революции в счастливом мире места нет. Я под драку заточен. Мне враг нужен позарез. А в мире без врагов… Скучно.
— Неужели тебе не нравится жить только ради того, чтобы жить? — прошептала я с болью. — Горы, море… Всё так красиво, так… Неужели нельзя просто радоваться и…
— Вот потому ты и не моя девка, — улыбнулся Волк почти добродушно. — И это хорошо, что Соловей тебя раньше нашёл. Со мной бы ты сгорела, Кукушка. У меня мать — ромейка, знаешь таких? Воровка, конокрадка, нож воткнёт так, что не заметишь куда. А отец из благородных. Я с детства учился выживать, я по-другому и не знаю как жить. А Дафна права, ты точно голубых кровей. В тебе совсем нет умения глотку грызть.
Точно. Я почувствовала, как на плечи словно скала водрузилась. Мы как раз подошли к проёму арки. Под нами жил город. И мне стало странно, что я не вижу палевых мундиров, цепью окружающих старый замок. Неужели Ролдао меня всё ещё не нашёл? Я отвернулась от революционера-попутчика и залюбовалась вечереющим видом.