Somewhere

Доминга покачала головой:

– Чтоб она ногой обо все задевала, на каждой кочке подпрыгивала? Нам не по тракту идти все-таки. На руках понесешь.

Элф вздохнул, но вынужден был согласится. Берег водоема, по которому им предстояло идти, зарос пусть не очень высокой, но жесткой травой, скрывающей кочки и кротовьи ямы. Волочить по нему человека с такой раной было просто жестоко.

Таэнн пододвинул к себе рюкзак Эда, вытряхнул все из него и принялся раскладывать вещи на две кучки: с собой и на выброс. Вернувшийся хоббит хотел было возмутиться, но смолчал.

Как и следовало ожидать, выброшено было больше всего из Эдова рюкзака. И в него же больше всего наложено. Эд не смел возражать. Он чувствовал себя виноватым.

Оставленные вещи Таэнн закопал в роще. Шалаш разбирать и закладывать кострище не стали – о них и так уже знали. Так что вскоре после полудня приключенцы тронулись в путь. Идти решили Вправо по берегу. Зачем – никто не знал, но возражений ни у кого не было.

Скорость передвижения их была небольшой – без дополнительной ноши они за то же время прошли бы раз в три больше, но они упорно продолжали путь почти без остановок до вечера.

Вечер был тихий и красивый. Тучи рассеялись, и на небе во всей красе высветились звезды. Впрочем, смотреть на них приключенцам было некогда: они обустраивали лагерь. Даже Амелия возилась у котелка, неуклюже вытягивая раненую ногу с примотанными к ней палками. На иммобилизации настояла Доминга. Сама Амелия была против, но волшебница всерьез опасалась трещины кости, так что теперь нога Амелии превратилась в громоздкое и очень неудобное сооружение.

Доминга неожиданно оторвалась от рыбной ловли и хлопнула себя с размаху по лбу.

– Ты чего? – откликнулась Амелия.

– Дура я, вот чего! – самокритично возопила Доминга.

– Да что случилось-то? – встревоженно донеслось из лагеря.

– Стену надо было ставить!

– Какую стену?

Но Доминга только отмахнулась.

После ужина волшебница принялась совершать странные действия. Остальные с интересом наблюдали за ней, сидя у костра, но отвлекать ее вопросами никто не решался.

Доминга оползла на карачках весь лагерь, начертив вокруг него круг на земле кинжалом. Почти вернувшись до точки, от которой она начала, Доминга подняла голову и поинтересовалась:

– По нужде никому не требуется? Учтите, на всю ночь.

Все дружно замотали головами. Доминга замкнула круг, после чего принялась посыпать его порошком, искрами вспыхивающим в свете костра, размахивая при этом свободной рукой и что-то бормоча.

Наконец она закончила и вернулась к костру, отряхивая руки.

– И что это было? – выразила Амелия общий вопрос.

– Я поставила вокруг лагеря стену. Во-первых, со стороны нас не будет видно, а во-вторых, если кто бы то ни было попытается к нам проникнуть, мы об этом непременно узнаем.

– Он поджарится? – кровожадно сверкнул зубами Таэнн.

– Нет, – помотала головой Доминга, – стационарная огненная стена требует слишком много сил. И потом, сразу убивать, думаю, не стоит. Ведь это могут быть и не те, кто ставил на нас капканы.

– А нам придется дежурить? – спросила Амелия, потягиваясь, но потревожила больную ногу и, ойкнув, свернулась в клубок.

– Тебе-то точно не придется, – ответила Доминга, – И, кстати, выпей-ка вот это!

Волшебница растворила в воде неприятно пахнущий порошок и протянула Амелии. Та взяла, понюхала и умоляюще посмотрела на Домингу.

– Пей! – неумолимо отрезала волшебница.

Амелия резко выдохнула и залпом проглотила содержимое кружки. Обожглась, закашлялась и долго еще сидела, переводя дух. Доминга похлопала ее по спине, не удержалась и высказала мысль, которая мучила ее весь день и ей лично казалась удачной, хоть и несколько злой шуткой:

– Зато теперь ты соответствуешь своему имени!

Никто не засмеялся. Все удивленно посмотрели на волшебницу. Доминга смущенно принялась объяснять, радуясь, что боги обделили ее способностью краснеть:

– «Амелия» – это значит «безногая». «А» – отрицание, «мелос» – конечности…. – волшебница осеклась, видя, что Амелия собирается заплакать, а Эд и Таэнн смотрят на нее, подняв брови. На задворках сознания мелькнула мысль, что она никогда бы раньше не подумала, что у элфа и хоббита могут быть такие одинаковые выражения лиц.

Доминга торопливо и неловко обняла Амелию:

– Ну прости меня, пожалуйста! Я не хотела тебя обидеть! Я думала, смешно будет…

Девушка вытерла нос рукавом и ничего не сказала. А Таэнн вздохнул:

– Ты, Доминга, женщина умная, но иногда такую ерунду говоришь. Ты скажи лучше, что со стражей-то.

– Не знаю, – пожала плечами смущенная Доминга, – пожалуй, это не обязательно. Мы все устали. А если кто-нибудь полезет, мы обязательно услышим, – она усмехнулась.

– А если будут стрелять?

– Если бы нас хотели застрелить, нас бы застрелили прошлой ночью, – покачала головой Доминга, – К тому же стена не остановит стрелу, но собьет ее с курса. И потом, говорю тебе, нас со стороны почти незаметно. Разве что за нами следили, пока мы обустраивались, – добавила она, поколебавшись.

– Ясно, – дернул плечом Таэнн, – Я спать.

И элф залез в шалаш. Вслед за ним заползла Амелия, а немного погодя и Эд. Доминга посидела еще немного у костра, глядя в огонь и слушая ночь, а когда все-таки полезла спать, заметила, что Амелия лежит у Таэнна на плече. Ее медовые кудри мешались с его серо-рыжими прядями. Доминга улыбнулась и устроилась у стены.

В параллели перпендикуляра.

Демиург была удивлена. Она знала, что так бывает с живыми людьми, с ней это часто случалось, но не знала, что такое может быть с персонажами собственного воображения.

Она к ним пригляделась, и они уже казались ей гораздо более симпатичными, чем раньше. Таэнн перестал казаться тощим – он был просто высокий и жилистый. Доминга была вполне привлекательная, а главное, в глазах ее светился недюжинный ум. Амелия была не такая уж простушка, веселая и жизнерадостная. Да и к хоббиту ее внутренние глаза привыкли, и он казался вполне естественным и симпатичным.

Что ж, это радовало. Ее собственные герои казались ей все более живыми, цельными, настоящими. И приятными глазу.