Сомнамбула

B. (перебивая):Вот еще, пришло в голову. Ни один ребенок добровольно не пойдет в кровать. Ему жалко времени на сон. С другой стороны, принято считать, что дети спят крепко и безмятежно. Из пушки не разбудишь. Пальба из носового орудия, вода выше ватерлинии, прощайте, друзья. А им хоть бы что.

Так же спят взрослые с чистой совестью. Или в состоянии крайней усталости. Без следа. Провал.

A. ( цитирует):Одним только плох крепкий сон — он слишком смахивает на смерть (кто это сказал? не знаю, не помню).

B.: В том-то и штука. У взрослых, выходит, все сплошь некрепкое, иначе они спали бы как убитые. Как убитые. Простите.

Некрепкий сон — попытка зацепиться за жизнь? Больная совесть? С последним согласился бы любой аналитик. Судорожно сведенные пальцы, но кто тянет — я или оно, оттуда, с другой стороны. Ведь когда отнимают какую-то вещь (например, жизнь, или палку у собаки, или соску у младенца), один тащит на себя, а другой не отдает, или же наоборот — предлагаешь, и не берут. Или берут и уносят.

A.: Глупо.

B.: Жизнь не обязана отвечать вашим представлениям о ней. Непонятное выглядит глупо, но стоит только найти схему, как оно приобретает статус когнитивного конструкта. Порядок, так сказать, привносится наблюдателем. Вы же сами говорили об этом на конференции в Параисо.

A. (возвращаясь к теме):И тем не менее — во сне гораздо больше твердого основания для жизни. Аксиоматичность сновидения несоизмеримо выше, чем у дневной реальности. Значит, все-таки разница есть?

B.: Вы у меня спрашиваете?

А. не отвечает.

И.: Если я правильно понял вас, коллеги, мы начинаем поиск таких аксиом, которые являются своего рода осями, образующими сновидное пространство наблюдателя. И попутно пытаемся классифицировать сновидения, выделить базовые сюжеты и обозначить связи между ними. Кстати, в данном случае мы можем опереться на черновой вариант дерева сновидений, выполненный самим наблюдателем. Схему можно найти в приложении к делу.

А. и В. молчат и не двигаются.

И. выглядит озабоченным. Пауза затягивается. И. некоторое время ждет, затем встает, идет к двери и выключает свет.

Свет включается снова.

Просмотровый зал, в креслах А. и В., входит И.

И.: Доброе утро, коллеги. Простите за опоздание. Надеюсь, вы уже познакомились.

A.: …и даже успели кое-что обсудить.

B.: Господин А. уверяет, что мы уже знакомы, а я, к своему стыду, не могу вспомнить, где и когда это могло произойти… В любом случае я рад возможности побеседовать с таким крупным специалистом в области глубинных исследований.

А.: Будет вам…

И.: Ну и прекрасно. Значит, мы можем начинать. Напомню основную задачу сегодняшнего консилиума — реконструкция сновидного пространства, представленного в новом материале, а также экспертная оценка этого материала. Личное дело наблюдателя перед вами.

А.: Все ясно, давайте начнем.

А. и В. смотрят на экран.

тот, кто смотрит

(голос за кадром)

Это всего лишь вопрос масштаба.

При правильном наведении возникает тело, имя, смысл.

Даже наука — и та давно догадалась, что не все вопросы одинаково хороши. Иногда полезно быть нелюбопытным, во всяком случае, по отношению к самому себе.

Вчера на лекции нам рассказывали, что при сильном увеличении атомное ядро выглядит как кисель, пудинг, желе, дрожащий туман, ни одного сигнального огонька. А человек? Его внутренние ландшафты, горные кряжи костей, подводное озеро сердца, реки-артерии, ворсинки леса, все это раскрывается как интерактивная карта, стоит только нажать на значок плюс в кружочке, в правом верхнем углу. Но не надо доводить дело до абсурда. Скажем, увеличение в сто тысяч и хватит.

Мы — мерцающие структуры, постоянно воссоздаваемые из пустоты, сокращением ее ресничек. Кто-то закрывает глаза — и нас больше нет. Потом открывает — и это называется надежда.

Если во сне крутить ручку настройки или внимательно разглядывать свои руки, получишь примерно то же, что и в жизни — дрожащий туман, ничто.

После месяца бесплодных упражнений я наконец-то это поняла. Важно не замечать своей персоны, не интересоваться ею, раз и навсегда проглотить, как зонд, и забыть о нем, несмотря на першение в горле.

Вот, собственно, все, что удалось разглядеть с помощью методики самонаблюдения:

«Алые и белые, сталкиваясь на полном ходу, обращались в ничто. Толпы вспенивались мертвыми, исчезавшими в центре схватки, в глубокой расщелине. Ни криков, ни стонов, только ровный шум, подобный шуму крови в ушах. Поле битвы производило странное впечатление живого механизма, жидких химических часов. Отсюда, наверное, легкая брезгливость по отношению к тем, кто погибал в яме. Эта брезгливость на верхнем уровне перейдет в человеколюбие».

(1)

У вас прекрасный иммунитет, сказал мне доктор, выписывая антибиотики. Давайте подождем еще денек-другой, кажется, они не понадобятся. Ваш организм сделает все сам.

На этого доктора стоит обратить внимание. Любопытный персонаж. Когда ничего серьезного — он тут как тут,

выстукивает, выслушивает, выписывает. Но к тяжелому больному или, не дай бог, раненому никогда не поедет — не его специализация. Да и зачем. Кому суждено утонуть, тот не сгорит.

По его собственному признанию, он фаталист. А война, как и пустота, считает он, не более чем постоянный фон, всасывающий и выплевывающий обратно маленькие шарики тел. Гигантский рот в центре вселенной. Пиявка время лечит или пьет,сказал один поэт, вскрывший вены своей жизни, зная, что из них все равно потекут только слова.

* Е1 начало таксона

новая тема

A. (возмущенно):Ну знаете…

B.: Погодите, посмотрим, что дальше.

A.: А вы обратили внимание, как она о науке… Знакомая манера подстраиваться под язык собеседника… Сколько я наблюдаю подобные случаи, а привыкнуть не могу.

B.: Вы же знаете, мимикрия — особенность каждого из наших свидетелей. И потом, они часто бывают интеллектуально одарены, много читают.

А.: Лучше бы они этого не делали. Только и разговоров, что об экзистенции да трансценденции.