Сомнамбула

Мы никогда не научимся разговаривать друг с другом. О важном или неважном, о планах или чувствах, все равно. Наше общее всегда между слов, оно едва-едва показывалось во время случайных пауз, которые обычно заканчиваются чем-то вроде «так-то вот», цирковыми трюками вилки или носового платка в руках, которые не участвуют в разговоре и давно от него устали. Фраза путается в знаках препинания, говорящий отворачивается и долго смотрит в угол, уже занятый ножкой стола. Мы рядом, мой стол у окна, его — чуть в глубине, иногда сталкиваемся в коридоре, иногда вместе пьем кофе, и у нас совершенно неравное общественное положение, я — новичок, он — звезда

мы идем рядом, за спиной смешки, все ждут, чем закончится история

наша беседа просвечивает, как обмелевшее облако, и далеко внизу видны дома, где мы могли бы жить, бесконечные сады, полные яблок и птиц, цепочки лодочек в заливах, медные шпили, многолюдные площади, липы, каменные лестницы, по которым летит розовый цвет

от этих запахов у меня кружится голова, кружится, как будто это ты поднял меня на руки

сон в ночном поезде

я уезжаю на юг в переполненном вагоне, мимо несутся выгоревшие поля, теплая земля для нас с тобой везде, где мы захотели бы остановиться

провести день ночь

открытая ладонь земли выбирай

Там я буду совершенно счастлива выйду на вокзальную площадь

дальше троллейбусом мимо ангарского перевала

на побережье маленький фанерный домик

с железной кроватью рукомойником и марлевыми занавесками

буду ждать тебя или другого

и очень скоро станет ясно

что я впервые никого не жду

и это наконец-то буду

именно я

На черно-белых фотографиях, где тебе немного за двадцать, — палатка, утреннее солнце, ружье. Охота теперь редкое развлечение. Тихие плавни, подводный плеск, непродолжительное одиночество, из которого можно выйти только с трофеем, под трубы и литавры, иначе никак. Озеро позади бликует, снимок чуть передержан, поэтому у тебя совсем юное лицо. Не верю своим глазам — ты позируешь фотографу. Ты, который никогда никому не позировал, — любитель прихвастнуть, мальчишка с папиным ружьем. Уравнение сходится, ты и я — молодые, немножко глупые

это от счастья, я уверена

что ты читал стихи наизусть даже с выражением и ночью выходил из палатки посмотреть на звезды. И ты помахал мне рукой оттуда.

Это удивительная возможность перейти на ты во времени, когда меня еще нет. Ты становишься знаменитым, а я учусь говорить. Ты усаживаешь детей на плечо, а я разглядываю сверху высокий, колеблющийся мир. Ты смотришь исключительно новости и читаешь только газеты — я узнаю, что такое стихи, и навсегда совпадаю с тобой тем черно-белым утром, которое рассеивается над озером, превращаясь в золотой дым сентября.

* * *

Так случилось, что я не увидела его больше, Гладила его шелка и думала — Даже не стану прощаться. Теперь я здесь, и двигаюсь в толще воды, И город сдавил мне виски — ржавчина стен и пыль, А он все так же недвижим, чёрен и зелен, Шёлков и горек.

* * *

Ты спросишь, а что же твой сон — он сбылся? Но так же, как спящий уверен, что спит И этим щитом он укрыт от дождя, Так и я до смешного уверена — сон растаял, Прозрачное тело открыто для стрел и камней, И слух достает из недр заброшенных раковин Белые ленты прошлых снов, исчезающие на глазах.

* * *

Последние дни были просто придуманы мною, Иначе как объяснить владычество серой краски — Холодные дожди, глянец гранита, запахи камышей — Так глаз, устроенный извлекать радость из света, Вдруг на мгновенье хочет черноты и видит ее.

* * *

Я просыпаюсь, когда ты начинаешь говорить со мной. Думаешь — хорошо, что не слышит, Что по глазам не прочтет, Что тысячи городов непрозрачны для взгляда, Улыбаешься — она просто спит, Не смеется, не удивляется. Верно — когда я слышу твои недневные слова, Знаю, это — не что иное как сон.

* * *

Закрою глаза и вижу — Сухие стебельки на серой скале, Дальше и вниз — полмира, И тот плоский камешек, На который опустился Еще невиданный в царстве тепла Путешественник, Маленький желтый лист.

* * *

Берешь руку, гладишь пальцы, Как будто это может прибавить тебе реальности, Касаешься шеи, Чтобы увидеть движение жизни под скорлупой, Чтобы еще раз узнать — как это, Когда твой мир без людей вдруг оказывается населен.

* * *

Пусть оно побудет пустым, Пусть пьет туман и ветер, Пусть движется сразу по всем отметинам круга, оставаясь в центре, Пусть не знает наверняка, кто внутри него только что поселился, И примеряет к его ровному пульсу Ход своих сокровенных вещей.

* * *

Откуда ты узнаешь, что я есть, когда я далеко,

Ведь память — это не-мой голос?

Хочу увидеть и длить то новое чудо,

Когда ты вычитываешь кого-то из безликих строк,

И это действительно я.

Москва — Крым

1994, 1998