Somniator

У меня стучало сердце и захватывало дух – я ни разу за всю свою короткую жизнь не видел настолько красивое человеческое создание. В ней было совершенно все! Я, как завороженный, водил светом по сцене, перемещая его за ней. Да случись за окном хоть Третья мировая война, я бы не перестал судорожно цепляться за свой прожектор.

– Два, один, ноль! – шепнул мне выпускник, и на цифре «ноль» кончилась песня, а я внезапно выключил свет. Девушка стояла посреди сцены в финальной позе, когда погас луч, и ее образ так и застыл у меня перед глазами, когда вокруг была только темнота. На самом деле, десятиклассница давно убежала за кулисы под жидкие овации малого количества участников. Я был повержен. Этот лик на сцене продолжал резать мне глаза, даже когда я, повинуясь отработанному движению, включал освещение зеркального шара.

– Ты умница, – сказал ей руководитель, – второго дубля делать не будем.

Это означало, что до конца репетиции девушке уже ничего не нужно будет делать. По сути, она даже могла уйти домой. Однако через пару минут разгоряченное танцем тело приземлилось на стул слева от меня.

– Он такой горячий, этот софит, мне от него в два раза тяжелее дается танец! – воскликнула она, как только села.

– Это прожектор, софиты висят над сценой, – сказал я улыбнувшись и пощелкав выключателем. Свет впереди зажегся и погас, – и вот под ними действительно жарко.

Это был упрек в незнании. Легкий, улыбчивый, мягкий, но упрек. Таким образом, первая в моей жизни фраза, сказанная этой танцовщице, была указанием на ее ошибку.

– Ты из какого класса?

– Из седьмого, – ответил я, не отвлекаясь от сцены, на самом деле прикладывая все свои силы на то, чтобы не повернуться.

– Да? – протянула она. – А выглядишь намного старше!

Я часто это слышал. Особенно с тех пор, как у меня начали расти эти проклятые шелковые усики, которые теперь приходилось все чаще брить. Я посмотрел на нее. Дрожь пробежала через все тело – настолько красивая была девушка. Она уже переоделась в более скромную одежду, распущенные длиннющие черные волосы были переброшены через правое плечо на грудь. Зеленые изумруды смотрели на меня из-под четко очерченных темных бровей.

Боже! Зачем ты создал брюнетку зеленоглазой на мою погибель?! Нет ничего сильнее магии этого сочетания.

– А ты… – замялся я, – выглядишь на свой десятый класс, но есть одно несоответствие.

– Какое же? – заинтересовавшись, спросила она.

– Такое ощущение, что в теле пятнадцати-шестнадцатилетней девочки сидит женственная дама. У тебя глаза зеленые. Ты не колдуешь?

Она рассмеялась.

– По тому, как ходишь, двигаешься, танцуешь, говоришь, по сложению твоего тела я дал бы тебе лет сто двадцать пять.

– Почему именно сто двадцать пять? – искренне смеясь, спросила она.

– Потому что двадцать пять – красивый, молодой женский возраст, самый расцвет. Но этого маловато для зеленоглазой ведьмы. Вот для эффекта и добавил сотню.

Я не знаю, видно ли было по моим словам и поведению, что девушка мне понравилась, и если было, то заметила ли она. Остаток репетиции танцовщица просидела рядом со мной, глядя на сцену или на то, как я щелкаю переключателем согласно сценарию. Действия на сцене стали очень активные, и мне некогда было даже посмотреть влево, ведь я еще и периодически объяснял выпускнику, как пользоваться микшером.

По окончании репетиции все незаметно разбрелись, и я даже не заметил, как девушка пропала. На следующий день после танца она снова села рядом со мной. Мы шутили, а я все смелее останавливал взгляд на ее глазах. Однажды я решился и погладил ее волосы. Потом снова и снова. И я делал это все медленнее и медленнее.

– Они такие нежные, – сказал я, легонько коснувшись тыльной стороной ладони щеки танцовщицы. Девушка улыбнулась и остановила мою руку. Закрыв глаза, десятиклассница прислонилась к ладони и прошлась по ней лицом от виска до подбородка.

– А у тебя рука тоже очень нежная, – ответила она, продолжая держать глаза закрытыми.

Это взаимность. Это описанная в сказках любовь с первого взгляда. Это чувство до мозга кости.

Но на самом деле следующий день еще не наступил, и никакой любви вовсе и не было. Я пришел домой и не мог найти себе места. Еда не лезла, книги не читались – все мысли были только об этой девушке. Ее зеленые глаза всплывали в памяти раз за разом, снова и снова. Не зная, чем заняться, я лег спать в семь вечера. Всего лишь после пары часов знакомства я уже вовсю мечтал, лежа в кровати. Фантазии уплыли далеко в мир объятий самой красивой женщины в моей жизни, и эту ночь я провел без сна.

«Я влюбился», – признался я себе, и эта мысль давала мне невероятное состояние приподнятости и воодушевления. Вновь и вновь я воспроизводил перед собой лицо и тело танцовщицы, понимая, что готов смотреть на них вечно.

Утром она была моей первой мыслью. Боже, до чего же приятно каждый раз переживать это ощущение начала влечения, его первых проявлений. Я шел в школу с трепетом и дрожью внутри. Так хотелось подойти к кому-нибудь и сказать: «Вы видели, какие у нее красивые глаза?» И в то же время я боялся открыть свои чувства. Мне хотелось вынашивать и лелеять их в себе, охраняя, как самую великую тайну.

Перемену за переменой я шатался по школьным коридорам, надеясь увидеть ту самую девушку, но никак не получая такой возможности. Когда раздавался очередной звонок, я злился, что мне надо идти в класс и целых сорок пять минут ждать в закрытом кабинете. И именно в один из таких злых моментов я натолкнулся на нее прямо на лестничной клетке. Я прямо почувствовал, как адреналин четким ударом в спину с двух сторон стукнул по надпочечникам, и как расширились мои зрачки. Я нервно заулыбался.

– Привет, – сказала десятиклассница, обнажая в улыбке свои белоснежные зубы, – ты будешь освещать меня сегодня?

Я мысленно хлопнул себя по лбу. Как я мог забыть, что сегодня еще одна репетиция, и мы все равно увидимся, даже если не встретимся на перемене.

– А сегодня Пасха? – отшутился я. – Ты не очень похожа на кулич.

– Причем тут кулич?

Я занервничал. Шутка провалилась, а, значит, я сложил о себе первое впечатление человека с плохим чувством юмора.

– Ну, ты хочешь, чтобы я тебя освятил. Сегодня не Пасха, ты не кулич, а я не батюшка.

Она рассмеялась, и я сразу успокоился.

– Ах, ты об этом! «Освещать» от слова «свет».

– Серьезно? – с сарказмом подметил я.

– Мне нравится, когда я знаю, что на меня пристально смотрит, как минимум, один человек из зала, хоть это и его обязанность.

– Да я понял, что ты о моем прожекторе. Конечно, встретимся в актовом зале.

Прозвенел звонок, и я быстро побежал в класс, слыша сзади цоканье ее каблуков. Когда я сел за парту, у меня еще тряслись колени.

– Ты что-то принял? – удивилась моя подруга-соседка, заглядывая мне прямо в лицо. – Все утро брови сводил в раздумьях, а теперь сияешь, как будто внутри тебя какое-то незаконное вещество.