Сомнительная полночь (сборник)

На пятый день произошли и еще некоторые изменения. Во время медицинского обследования он познакомился с двумя андроидами-врачами, которые несколько отличались от других андроидов, включая и Марион-А. Позже он узнал, что они были психиатрами, и решил, что их беседы с ним, имевшие очень личностный характер, были частью психиатрического обследования.

Вечером того же пятого дня он впервые вступил в контакт с внешним миром. Правда, контакт был односторонним, поскольку у него брал интервью андроид со стереовидения, однако Маркхэм получил некоторое представление о мире, встречи с которым ожидал.

Интервью проводилось в его квартире вскоре после позднего и плотного обеда.

Андроид был высоким, с очень подвижными чертами лица. Когда он улыбался, это было похоже на настоящую улыбку; вообще его лицо способно было принимать множество весьма правдоподобных выражений, что, несомненно, тоже было запрограммировано для удовольствия телевизионной аудитории.

Стереокамера представляла собой капсулу в форме яйца с гроздью крошечных линз на широком конце. Она была установлена на треножнике и направлена на Маркхэма, сидящего на кушетке. Насколько он понимал, камера имела дистанционное управление и контролировалась андроидом, на запястье у которого было пристегнуто устройство, похожее на часы.

Марион-А оставалась вне камеры; Маркхэм с удивлением заметил, что нет-нет да посматривает на нее, ища поддержки. Он стал во многом зависеть от нее за последние несколько дней, и эта зависимость оказалась сильнее, чем он предполагал.

Андроид-репортер кивнул Маркхэму, дотронулся до своего устройства, а затем повернулся к камере:

— Хэлло, дорогие люди. Как всегда, Персона-Парад знакомит вас с наиболее интересной личностью недели. Сегодня с нами мистер Джон Маркхэм, который пребывал в условно живом состоянии сто сорок шесть лет. Этого не может быть, но это было. Перед вами живой представитель истории, друзья. Это поистине драматическая ситуация — человек из двадцатого века совершил прыжок во времени длиной в сто сорок шесть лет. Помните, дорогие друзья, мы для него — фантомы будущего, он для нас — призрак прошлого. А что думает он обо всем этом? Давайте спросим его!

Камера легко качнулась к Маркхэму, и он почувствовал, что на лбу выступил пот. «Подходящий конец для выхода из условно живого состояния», — подумал он.

— Ну, мистер Маркхэм, — продолжал андроид. — Чего вам больше всего не хватает из прошлого?

— Жены и детей, — последовал быстрый ответ.

Андроид засмеялся:

— Естественное чувство! В двадцатом веке вы все еще жили примитивной семейной жизнью, верно?

Маркхэм удивился:

— Мы вообще-то не считали ее примитивной, но сейчас я готов признать семейную жизнь старомодной. Я думаю, вы выращиваете детей в пробирках?

— Едва ли это так, сэр. Но человечество больше не придерживается нездоровых отношений типа родители-ребенок. Человечество достигло психосоматической свободы в созидательном искусстве. Кстати, какой ваш любимый вид искусства?

— У меня на это не было времени, — ответил Маркхэм. — Я должен был зарабатывать себе на жизнь.

Андроид бросил пристальный, лукавый взгляд на камеру.

— Дорогие люди, — проговорил он. — Не думайте, что Спасенный хочет шокировать нас. Как это ни отвратительно, но люди действительно отдавали большую часть времени работе.

— И многие из нас, — добавил Маркхэм, — любили работать… А сейчас, если я не ошибаюсь, работа стала непристойным занятием?

— Человечество было освобождено от этого, — внушительно произнес андроид. — Работа стала делом роботов и андроидов, а люди вольны теперь в поиске совершенной жизни… вот мы и подошли к следующему вопросу, сэр. Правда ли, что в ваше время мужчина после свадьбы спал только со своей женой и наоборот?

Камера повернулась к Маркхэму, на лице которого появилось легкое удивление.

— Мы считали это идеальным вариантом, — осторожно сказал он. — Большинство людей полагало, что счастье в браке зависит от верности супругов.

— Но были исключения?

— Да.

— Вы относитесь к ним?

— Нет.

Андроид рассмеялся с некоторым презрением:

— Значит, вы действительно верите в постоянную любовь, мистер Маркхэм. Чрезвычайно странно.

— Может быть, — согласился Маркхэм раздраженно, — в мире проституток и альфонсов.

Андроид повернулся к камере с восхищенной улыбкой.

— Друзья, — произнес он театральным шепотом. — Можете вы поверить в это? Наш Спасенный — настоящий сексуальный варвар.

Маркхэм неожиданно разозлился:

— К тому же я носился с каменной дубиной и бил себя в грудь в брачный сезон… Вы хотели бы узнать что-нибудь еще?

— Конечно, — сказал андроид. — Что вы собираетесь делать теперь, когда настала пора покидать санаторий?

— Мне хотелось бы узнать, что это за мир, в который я вхожу, но, думаю, для начала мне надо чем-нибудь заняться, чтобы заработать деньги.

— Нет, сэр. Ваше имя будет занесено в Мужской Индекс, и вы будете получать Республиканскую основную пенсию — пять тысяч фунтов в год, которая не будет снижена, если только вы случайно не оплодотворите больше одной женщины за пятилетний период.

— Боже мой! — Шок быстро перешел в легкую истерику. — А что будет, если я оплодотворю полдюжины?

Камера повернулась к андроиду, лицо которого стало серьезным.

— Такое поведение, — медленно произнес он, — рассматривается как сумасшествие. Обычным лечением является длительное погружение в условно живое состояние. Создание новой жизни, мистер Маркхэм, нельзя предпринимать с такой легкостью. В ваше время, несомненно, это не считалось важным. Вероятно, это одна из причин, почему ваша цивилизация была разрушена войной.

— Я думаю, — осторожно сказал Маркхэм, — мне необходимо многое еще узнать 6 двадцать втором веке.

— Да, действительно! — Хмурое выражение на лице андроида сменилось искренней улыбкой. — А теперь, поскольку у нас осталось около минуты, может быть, в заключение нашей интересной беседы вы скажете несколько слов всем нашим дорогим людям.

Хотя камера и не повернулась, Маркхэм был уверен, что происходит перефокусировка. Он бросил быстрый взгляд на Марион-А, потом посмотрел прямо в камеру и прочистил горло.

— Для меня, — сказал он неуверенно, — двадцатый век реален, как если бы он существовал несколько дней назад. Вы должны помнить, что я принадлежу времени, когда население этого острова составляло миллионы, а не тысячи; времени, когда мужчины работали, брак был прочным, а желание иметь детей не считалось сумасшествием. Помня об этом, вы поймете, насколько мне трудно привыкнуть к новому миру, в котором, мне кажется, многие старые критерии неприемлемы. Но я постараюсь побыстрее привыкнуть к жизни двадцать второго века, и, если я буду виноват в каких-либо общественных прегрешениях, возможно, вы проявите ко мне снисходительность… Спасибо за внимание и всего вам доброго.