Сомнительная полночь (сборник)

Сюжет и герои не имели значения. Их привлекало лишь описание их повседневной жизни. К несчастью, в большинстве романов этого было очень немного. Тогда на помощь приходило воображение. Если описывался ресторанчик в Сохо, каждый старался как можно ярче и полнее воссоздать его — они с удовольствием придумывали его обстановку, оформление, меню и даже имена официанток.

Так случилось, что это подробное расширение романов превратилось в игру, в которую они с удовольствием играли — наполовину в шутку, наполовину всерьез. Том, который был помешан на автомобилях, точно описывал марки машин, которыми пользовались персонажи книг. Барбара могла подробно описать их гардероб. Мэри выступала экспертом в их развлечениях, а Эвери увлеченно описывал их жизнь и устремления, далеко выходя за границы романа.

Они называли это «Следовательской Игрой». Но это было больше, чем игра. Это был способ создания преходящих реальностей в мире постоянной иллюзии…

Но время шло, и постепенно они привыкли к своей совершенно новой жизни. И они, каждый по очереди, сделали для себя поразительные открытия.

Отчаяние сменилось радостным ожиданием…

Сожаление о том, что миновало, отступило перед удовлетворенностью тем, что есть…

И одиночество растаяло, как утренний туман…

ГЛАВА 16

Однажды утром, хотя запасов мяса в лагере было вполне достаточно, Том и Эвери пошли на охоту. И вдруг Том заговорил о том, что, видимо, давно его беспокоило. Они сидели на поваленном дереве и отдыхали; Эвери от нечего делать вырезал узоры на рукоятке своего любимого томагавка.

— Я надеюсь, старина, мы знаем друг друга достаточно хорошо и ты не обидишься, если я тебе кое-что скажу, — начал Том.

Эвери удивленно посмотрел на него. Теперь Том говорил «старина» только если особенно нервничал.

— Мы знаем друг друга достаточно хорошо, чтобы не ходить вокруг да около, — заметил Эвери. — В чем дело?

— Импотенция, — выпалил Том.

— Что?

— Я говорю — импотенция… С Мэри.

— О, прости. Я сразу не понял.

«Это, леди и джентльмены, сады Эдема — но здесь скорее изобилие невротиков, чем яблок», — подумал Эвери.

Том, казалось, был смущен его молчанием. Он, видимо, ожидал чего-то большего.

— Я думал, что можно спросить, — сказал он в отчаянии, — если вы с Барбарой занимаетесь любовью… Я думал, можно спросить.

— Да. Но, боюсь, мне придется разочаровать тебя. Мы этого не делаем… Во всяком случае, не в этом смысле.

— Но почему? — удивился Том. — Она тебе нравится?

— Она мне очень нравится, — резко ответил Эвери. — Может быть, отчасти поэтому…

— Вы не занимаетесь любовью, — тупо повторил Том.

Казалось, это открытие обрушило здание, которое он с трудом возвел.

— Мы не занимаемся любовью, — объяснил Эвери, — не потому, что я не могу, и не потому, что не хочу, а потому что для меня это вопрос верности. Была такая девушка, ее звали Кристина, она умерла много лет назад — но я решил не дать ей умереть окончательно — ты понимаешь, о чем я говорю?

— Ты должен пережить это. Иначе вы оба рехнетесь. А все-таки как ты справляешься с этим чертовым сексом?

— Я целую Барбару перед сном, — сердито ответил Эвери, — и засыпаю, думая о Кристине, — и я счастлив. А утром я просыпаюсь, и все проблемы решены… до следующей ночи… Я ответил на твой вопрос?

Том вздохнул:

— Бедная Барбара.

— Действительно, бедная Барбара, — сказал Эвери.

И затем грубо добавил: — Помнится, мы говорили об импотенции. О твоей импотенции.

— Забудем об этом, старина, я не знал, что это расстроит тебя.

Эвери вдруг успокоился. Он понял, что вел себя чертовски глупо, ему захотелось исправить положение.

— Извини, Том. Называется, помог… Ты представляешь причину своей импотенции или для тебя это совершенная тайна?

— Я думаю — нежность, — с несколько смешной торжественностью ответил Том. — Нежность — и эта история с порнографией.

Том впервые за долгое время упомянул о своей тайной коллекции.

Эвери положил руку ему на плечо:

— Ты должен совсем преодолеть это, старина.

Том глубоко вздохнул:

— Самое ужасное, что я влюблен в Мэри.

— Поздравляю. Тогда все в порядке.

— Не строй из себя тупицу, — взорвался Том. — Ничего не в порядке. Все эти кошмарные годы для меня любовь и секс существовали отдельно друг от друга. Секс был чем-то гнусным и низким. О любви я читал только в книгах. Секс, в моем представлении, годился только для этих грязных шлюх — и то они были только на фотографиях; а любовь — в любовь я никогда не верил.

Том вздохнул и вытер пот со лба. Видимо, эта исповедь давалась ему нелегко.

— Вся беда в том, что я люблю Мэри. Я уважаю ее — как, черт возьми, я могу делать с ней такое… По-моему, это условный рефлекс, — жалобно сказал он, — собака Павлова и все такое.

Эвери, затаив дыхание, смотрел, как Том один на один сражался со всей своей прошлой жизнью.

— Тут есть еще кое-что, — осторожно сказал Эвери. — Какие, по-твоему, чувства испытывает к тебе Мэри?

— Нежные, — пробормотал Том. — Самые нежные. По-моему, я нравлюсь этой бедной дурочке. Черт, может, она даже любит меня… Она так много дает мне.

И тут Эвери почувствовал себя ужасно старым.

— Это как раз тот случай, когда слепой пытается вести слепого, — сказал он наконец. — Видишь ли… У женщины много ролей — ребенок, девушка, любовница, сестра, жена, мать. И женщины — большинство женщин — хотят быть всем понемногу. Я думаю, Мэри тоже. Твоя беда в том, что ты думаешь, что должен только любить ее и лелеять… Черт подери, да она и так знает, что ты ее любишь. И сейчас ей нужно, чтобы ты взял ее.

— Но как? — беспомощно спросил Том.

— Возьми ее тело, старик. Забудь, что у нее есть душа. Возьми ее, как проститутку.

Том вытаращил глаза:

— Я… Я не смогу.

Эвери улыбнулся:

— От этого есть отличное лекарство — четыре глотка виски. Исключительно в медицинских целях. Три глотка тебе, один Мэри.

— Но…

— Никаких но… Сегодня вечером мы с Барбарой пойдем прогуляться. Надолго. А когда вернемся, отдежурим первую вахту. Немного удачи, немного внимания — а об остальном позаботится Природа.

— Я не могу, — сказал Том. — Только не с Мэри.