Son of prophecy

Это была та самая магия, которую Вайолет никак не могла обрести. Отец говорит, она прийдет, когда настанет время… - слова Билла были действительно пророческими. Время пришло. Сейчас, когда Тейт был безоружен перед лучниками, Вайолет нашла в себе эти силы…

Стражник, очнувшись от ужаса, вновь нанес удар. Тейт точно помнил, как тело словно среагировало быстрее мозга, будто нервные окончания работали по команде какого-то другого органа: юноша отскочил. И отскочил ровно настолько, что тяжелое лезвие полоснуло по груди, распоров ткань жилета и рубашки, но лишь едва задев кожу – кровь была, он чувствовал липкое жжение. Тейт сжал губы, возвращаясь к борьбе.

Нечеловеческие крики лучников оглушали: их лица краснели, землю испещряли длинные полосы, и комья с травой напоминали выкорчеванные с корнями деревья – такие, под которыми еще совсем недавно сидел сам Тейт. Он взмок не столько от напряжения, сколько от неконтролируемого навязчивого страха за Вайолет…

… который не был случайным. Сосредотачиваясь лишь на мече противника, Тейт не мог следить за происходящим вокруг. А тем временем темноволосый поднял один из брошенных луков…

Туман стелился по земле, опутывая ноги. Холодок пробирался под жилет, остужая жар тела.

– Надеюсь, лезвие не отравлено, - продолжал, не без труда, острить Тейт, хотя слова вряд ли достигли слуха противника. Задыхаясь от напряжения, Тейт парировал удар слева и, выбив меч из руки стражника, с усилием вонзил острие в его тело.

Стрела прошла настолько близко от его головы, что юноша уловил это жуткое колыхание воздуха. И, все еще сжимая плечо поверженного стражника, обернулся на тихий вздох, что показался неимоверно громким в резко наступившей тишине измученных, мертвых лучников.

– Знал бы, что ведьма, убил раньше.

Тейт открыл рот, сам не слыша себя, не понимая, выкрикивает ли он хоть что-то или же немой шок сковал голосовые связки. На темном алом платье символично проступала кровь – Вайолет сползла на землю, хватаясь за шершавый влажный камень настолько близко с обрывом, что звездочки заплясали перед взглядом юноши от охватившего ужаса. Ее рука дрожала над стрелой, будто бы трясло от страха. Поборов остолбенение, Тейт дернулся, но Вайолет предотвратила импульсивный героический порыв, выдавив лишь одно слово предупреждения, похожее скорее на кашель, чем на здоровую речь.

– Сзади!

И Тейт услышал лязганье клинка. Он поднял меч, защищаясь от нападавшего темноволосого воина – наконец-то он мог рассмотреть лицо. Тейт никогда раньше его не видел, и даже в сновидениях ему показывали лишь спину. Но неприязнь порождалась не только слепой яростью – это была внутренняя вражда, когда тебе не нравится человек с первого взгляда просто потому, что интуитивно ты догадываешься – вы были врагами в прошлых жизнях. У Тейта не было времени гадать, кем они были друг другу в его родном веке. У него вообще не было времени. Да и не только у него…

Остервенело Тейт разрезал воздух, встречая сопротивление стали. И боль в мышцах отступала перед той болью, что мутила сейчас разум. Это то, чего от него и добивались – слепой ярости, которая затмевает логику.

Ему нужна и твоя кровь – слышал Тейт слова Вайолет в своей голове, которые не были порождением его воспоминаний. Она действительно говорила с ним.

Острая боль вернула в реальность – тяжелый кулак впечатал Тейта в землю. Затем еще удар, и Тейт сплевывает, чувствуя теплую струйку, стекающую к губам. Его трясло от изнеможения и всепоглощающего ужаса. Едва он опомнился, как темноволосый уже был так близко от клена, что даже при желании Тейт не сумел бы его обогнать.

– Мне столько о тебе рассказывали, - шагая, насмехался темноволосый, сделав порез на своей ладони, смешивая обе крови. – Но ты слишком ничтожен для потомка линии Пендрагона.

Кулон. Твой кулон… - голос более тихий, но четкий. Белея тумана, Вайолет хваталась за траву. И Тейт сообразил. Его руки тряслись от адреналина. Стащив с шеи перемазанный в собственной крови кулон, юноша подтянул меч и, накинув веревку на лезвие, собрал все свои силы, прицелившись для броска.

Вот они – его изнурительные, многодневные тренировки по метанию клинков. Сталь стремительно рассекла воздух, и, словно всплески волн, завитками расступился туман. Все как в его сне: лезвие вонзилось в ствол, и окровавленный медальон коснулся многовековой коры. И прежде, чем враг сумел опомниться, багровые листья клена побелели, словно бы цвет выжег вирус. Тейт поднялся на ноги, хватая меч поверженного стражника, быстрым шагом сокращая расстояние между ним и последним составляющим пророчества. Практически черные глаза темноволосого горели ненавистью, белки розовели. Тейт отбивался, пока наконец его лезвие не уперлось в лезвие врага. Внезапно темноволосый рассмеялся.

– Ты дашь своей ведьме вот так умереть?

И юноша бросает взгляд в ту сторону, где девушка сползает с берега в туманную речную неизвестность.

На мгновение Тейту показалось, что сердце разорвалось. Уловка сработала, и темноволосый, отбросив юношу, прижал его к земле. Тейт подставил меч, и вновь со скрежетом сталь упиралась в сталь. Руки тряслись от сверхъестественного напряжения. В глазах темнело от усилий. И больно билась венка на лбу. А кровь, стучавшая в висках, внезапно подсказала исход событий:

На выдохе Тейт издал искренний смешок.

– Знаешь, в чем я превосхожу вас? – каждое слово давалось с неимоверным трудом. – Восточные единоборства, - прокряхтел тот. – Знание болевых т-точек….

Два резких движения: первое ребром кисти, под самым носом - из-за него пришлось рискнуть и выпустить меч одной рукой. Темноволосый запрокидывает голову, ослабляя хватку. А Тейт сжимает рукоятку, со всей оставшейся мощью нанося удар навершием* в кадык. Темноволосый пошатнулся, выронив оружие.

Все эти пять минут борьбы Тейт так ждал момента, когда сможет произнести фразу «Это тебе за Вайолет». Но так бывает только в кино – лихорадка лишила его последних сил на хотя бы какую-то реакцию. Подбросив меч за рукоятку и поймав в положении боевой готовности, он, молча, сжав челюсти так плотно, что заныли зубы, воткнул лезвие в тело последнего врага.

Ворон кружил над полем. Туман густо укрывал землю, пряча остывающие тела. Трясущимися руками Тейт стянул жилет, подбегая к берегу.

Он ненавидел воду. Ненавидел всю свою жизнь. Ненавидел потому, что страх тянулся отсюда. Это та самая точка отсчета.

И пока руки блуждали по водной глади, глаза силились привыкнуть к туманной пелене, а мышцы ног старались удержать от несущего течения, Тейт молился, чтобы ни в чьей жизни никогда не было настолько же страшного момента. Птица перекрикивала шум реки, и Тейт, не переставая сплевывать попадавшую в рот воду, различил Вайолет, зацепившуюся за корень дерева у береговой линии. Со стучащим сердцем юноша нырнул, отталкиваясь ото дна. Он вытащил ее на песок, откидывая с бледного лица длинные мокрые пряди. И заплакал – от страха, адреналина и жуткой горечи от собственного бессилия. Неужели все, что он сделал должно забыться? Неужели их возможному будущему никогда не наступить? Вайолет обрела свою магию – магию, что позволяла влиять на эмоции людей, проникать им в головы. Ту самую магию, которую она пыталась применить в их первый день встречи! Тейт ясно помнил тот момент, когда он сидел со связанными руками на привале, а она впервые прикрыла глаза, стараясь вселить в Тейта уверенность и тепло. Неужели он никогда не сможет ее поблагодарить? Сказать ей, как он гордиться ею? Как… любит?