Сон

Но это случится завтра, а сегодня мы едем на весь день в Венецию вместе с Рейнами.

И первым делом экскурсовод предлагает нам посетить кладбище, где похоронен Иосиф Бродский, друг Рейна. Кладбище находится на небольшом островке не так далеко от Сан Марко.

Мы садимся на катер и плывём в левую сторону. Внезапно меня передергивает — я вспоминаю свой сон. Лодка от Сан Марко плывёт к противоположному острову, но я ведь знаю во сне, что дальше она поплывёт НАЛЕВО.

Будто кто-то решил показать мне то место, где меня похоронят. Или уже когда-то похоронили в прошлой жизни?

Мы приплываем на остров-кладбище. Тишина. Светит солнце. Весна. Прямо как в том сне… Я медленно иду вслед за группой, к могиле Бродского, пытаясь почувствовать «то место». Здесь три части — православная, католическая и протестантская. И много стен с ячейками для праха. И просто обычные памятники на земле. «И достаточно свободного места…» — почему-то проносится вдруг.

Мы возвращаемся на Сан Марко. Группа идёт с экскурсоводом — местной жительницей, я прошу их разрешить мне погулять здесь в одиночестве.

Ни облачка… Светит солнце… Весна…

Я брожу по узким улочкам, пересекая мостики, фотографирую голубя, одиноко прогуливающего по одному из них… Я знаю здесь каждый поворот, каждый мостик, я безумно люблю этот город…

Вечером мы встречаемся на причале у Сан Марко. Пока ещё не все собрались, я прошу пофотографировать меня на загадочном месте — у лодок с видом на противоположный остров.

«Ты права, мама… Сны обманчивы… Мой сон — всего лишь сон… Воланд не имеет к нему никакого отношения… Как, впрочем, и я…» — размышляя, отпускаю своё прошлое, одновременно разглядывая противоположный остров, на котором ни разу так и не побывала.

Жаль только — не подарила Воланду икону Святого Георгия Победоносца… Но зачем она ЕМУ?

Экскурсовод зовёт нас зонтиком — пора возвращаться.

Я подхожу к ней и, внезапно для себя самой, спрашиваю:

— А что это за остров, там? Как он называется?

Экскурсовод поворачивается сначала к острову, потом ко мне и произносит:

— Это остров Святого Георгия… Там находится Собор Святого Георгия… А почему вы спрашиваете?

* * *

Будешь здесь проездом — позвони… На скамейке той у Патриарших Обмани их, Воланд, обмани! — Пусть считают без вести пропавшей… И в раю теперь уже не ждут, И земля пока не принимает… Кто ещё посмеет дать приют Девочке, что под луной летает? Всё сгорело, но как едок дым — Позабыть бы всех любимых лица! Чёрной кошкой — вдаль по мостовым, Прочь из трижды проклятой столицы! Стоит ли напрасно горевать И со дна вытаскивать на сушу? — Я давно хочу тебе продать Никому не нужную здесь душу…

Глава 9

январь 1989, Москва

За окном — волшебная рождественская сказка.

Во мне — бездонная чёрная пустота.

Мы приезжаем с бабушкой на дачу и от «нечего делать» идём к её родственникам, которые живут здесь круглый год в небольшом стареньком деревянном домике за железнодорожным переездом.

И вот мы сидим за столом, моя бабушка рассказывает про похороны мамы, а бабушка Шура разливает чай из самовара, потом достаёт пряники и, после многочисленных вздохов, тоже начинает делиться с нами последними новостями.

Я думаю о маме и почти ничего не слышу, возвращаясь в реальность лишь в конце её речи:

— Вчера вот отмечали девять дней соседу, — баба Шура показывает рукой в окно на дом слева. — Внезапно умер. Сердце… А так всё — по-старому…

Я не знаю её соседей. Ни слева. Ни справа… Но мне жаль. Не соседа жаль. Его родных. Он теперь проснулся во сне. А они этого не знают, переживают, плачут, считают, что он действительно умер.

Я думаю о маме: как она там? Как теперь мне жить здесь без неё? Вообще, зачем люди здесь живут? Чтобы уйти туда? В сон? Они же из него и приходят. Из сна. Зачем они сюда являются? Во сне нет такой боли, как здесь. И можно мгновенно делать и получать всё, что угодно. А здесь — нельзя. Даже чтобы добраться до дачи, сначала нужно дойти до метро, потом доехать до вокзала, купить билет на электричку и снова ехать, ехать, ехать… Здесь всё сделано кем-то слишком сложным, запутанным. Мир — огромный загадочный лабиринт. Человека забрасывают в него из сна, как слепого котёнка. Он рождается, и ему нужно учиться жить по земным правилам — ходить, говорить на каком-то языке, закончить школу, институт, работать, чтобы зарабатывать деньги для подкормки своего тела и так далее… Зачем это всё, если, рано или поздно, но итог — одинаков для всех — возвращение в сон?

Внезапно на кухне, где мы сидим, появляется туман. Он молча проникает сюда извне, с улицы, беспрепятственно проходя сквозь стены, оконные стёкла. Он стелется по столу, обнимая самовар, подползая ко мне всё ближе и ближе. Он поглощает в себя всех, кто здесь присутствует, и я уже не вижу их лиц. И вот он добирается до меня…

Я просыпаюсь. Раннее утро.

Январские каникулы. За окном — волшебная рождественская сказка.

Во мне — бездонная чёрная пустота.

Я встаю, иду в ванну, потом молча прихожу на кухню. Бабушка наливает мне чай и спрашивает:

— Что тебе сегодня снилось, Алиса?

— Вчера на даче отмечали девять дней. Соседу бабушки Шуры. Тому, который слева. У него внезапно остановилось сердце… — тихим отрешённым голосом отвечаю я.

Бабушка размышляет о чём-то, а потом безапелляционно произносит:

— Сейчас ты позавтракаешь, и мы поедем на дачу… в гости… к Шуре…

И вот мы сидим за столом, бабушка Шура разливает чай из самовара, потом достаёт пряники и, после многочисленных вздохов, начинает делиться с нами последними новостями.

Я думаю о маме и почти ничего не слышу, возвращаясь в реальность лишь в конце её речи:

— Вчера вот отмечали девять дней соседу, — баба Шура показывает рукой в окно на дом слева. — Внезапно умер. Сердце… А так всё — по-старому…

* * *

апрель — май 2012, Москва

Он больше не звонил.

Я выхожу на работу в СП со 2-го апреля, потому что 1-ое — воскресенье. Буквально сразу после возвращения из Милана мне звонят из союза литераторов:

— Прыгай, Алиса! Указ Президентом подписан! Выдающаяся ты наша!

Они подавали мои документы на гос. стипендию. Как мне объясняли, для того чтобы её получить, нужно, чтобы президент подписал какую-то бумагу о том, что подающий относится к одной из двух категорий — «молодые и талантливые» или «выдающиеся деятели искусства и культуры РФ». По своему возрасту я уже явно старше «молодых и талантливых», но гораздо моложе «выдающихся», поэтому вероятность подписания указа лично по мне в любой категории, казалось, равна практически нулю.

Я попала в некий магический Поток. Он несёт меня куда-то вдаль, стремительно, с бешеной скоростью, закручивая в воронку. И мне почему-то становится страшно.

* * *

Я сижу за ноутбуком и зани-маюсь просмотром совершенно устаревшей базы СП. Мои коллеги бурно обсуждают проект для биз-несменов — написание книги под за-каз.

— Алиса, — внезапно обращается ко мне Ольга. — А ни у кого из ваших прежних знакомых нет желания написать о себе книгу?

Я машинально отвечаю «нет», как вдруг вспоминаю про Воланда. Он же говорил тогда…

— Хотя, был один… человек… — зачем-то произношу я.

— Так позвоните ему! — радостно восклицает Ольга.