Соната моря

–  Открывать. Норега, дайте-ка нож.

У Варвары сошлись над переносьем пушистые брови - совсем не для консервных банок берегла она это отлично закаленное лезвие. Но приказы командира не обсуждаются.

–  А вот и бифштекс движется, - задумчиво заметил Лерой, обеспечивавший кухню Пресептории свежей дичью.

Но достаточно было беглого взгляда, чтобы убедиться: слова Лероя - только грустная шутка по поводу скудости их завтрака, потому что зверек, выпорхнувший из-под кустов, был просто прелестен - шерстка шиншиллы и голубые вибриссы дрожащим венчиком. Он наткнулся на кибов, расположившихся под карнизом, и замер на задних лапах, подняв сиреневый нос.

–  Ни-ни!
– строго сказал Келликер.

Варвара уже знала, насколько острой проблемой было для базы еженедельное разрешение на отстрел буйвола или антилопы. Она-то надеялась на целую кипу шкур, а оказалось - кот наплакал. Окрестности Пресептории изобиловали дичью, но страшный призрак земных стеллеровых коров витал над кухней.

Зверек наклонил усатую мордочку, обозрел людей без особого интереса и невозмутимо запрыгал под тень кустарника.

–  Бурундуковый кенгуру, - зачарованно прошептала Варвара.
– В атласе Сусанина его нет… Кстати, судя по нему, под кустами не может быть болота. И возможны поляны.

–  В атласе Сусанина много чего нет, - вздохнул Лерой.
– И главное, там не сказано, как, почему и зачем развели на этой планете таких вот зайчиков…

–  Браво, Лерой!
– отозвалась Варвара, мгновенно забывшая свое ночное решение не ввязываться больше ни в какие споры.
– Наконец-то нашелся еще один человек, которого тревожит главное: КАК, ПОЧЕМУ и ЗАЧЕМ творятся чудеса на Степаниде?

–  А вы что, беретесь отыскать причины того, что случилось вчера в Пресептории?
– хрипло, словно с трудом проталкивая слова через сузившееся, ободранное болью горло, выкрикнул Параскив.
– И в том, что стряслось в воротах? И ночью на «шпалах»?

Он наклонился прямо к ее лицу, но глядел не в глаза, а выше, туда, где сходились пушистые сердитые брови. Ну, да, чучельница, новичок на дальней планете - что с нее возьмешь? И вот такой, измученный, побелевший после бессонной ночи, он был еще краше… И холоднее. И ненужнее.

–  Пока нет, - сказала она жестко.

–  Пока?

–  Да, пока. До тех пор, пока не найдется ответ на тот главный вопрос, который я ночью так и не успела вам задать: за кого принимает нас НЕЧТО, действующее на Земле Тамерлана Степанищева? Кто мы для него: животные? Роботы? Разумные существа? Явления природы?

Но и теперь ответить ей не успели: где-то слева, за птичьей головой остроконечного пика, послышалось натужное гудение. Вертолета видно не было; опасаясь загадочных каверз со стороны моря, над которым с роковой неизбежностью рушилась самая совершенная техника, он держался в заданных пятистах метрах от берега и полз буквально на брюхе, прижимаясь к горам. Он терял в скорости, но зато прибыл невредимым.

–  Так, - сказал Келликер, - дискуссия откладывается. Я, Светозар и все кибы разгружаем вертолет. Лерой, Теймураз и Норега производят рекогносцировку, то есть попросту осматриваются, желательно, отсюда, сверху, и с предельной осторожностью. С первым же кибом я пришлю генератор защитного поля, не знаю уж, насколько мощный нам прислали. Как только вернемся со всей поклажей - начинаем прочесывать берег. Все. Пошли.

Он наклонился с карниза вниз, скомандовал прилегшим у основания скалы кибам: «Брысь!» - и спрыгнул. Теперь Варваре был виден только белый султанчик его волос. Параскив последовал за ним, но прыгать поостерегся, повернулся задом и сполз на животе, не смущаясь производимым впечатлением.

–  И перестаньте изобретать несуществующие факторы, следите лучше за морем!
– донесся снизу голос Келликера.
– Мало ли что оттуда… Кибы, за мной, Пегас, на месте!

Параскив тоже не смог удержаться от прощального слова.

–  Вы понимаете, Варенька, - прозвучал его сладкозвучный тенор, - никакая система, созданная высокоразвитыми существами, не может просто так взять и утопить спящего человека. Вы меня понимаете? Человека. Спящего. Ни с того ни с сего…

–  Пошли, пошли, - оборвал его командир.

Гул вертолета затих, зато через каждые двадцать секунд раздавалось пронзительное «ю-у-у-уик!» - работал акустический маячок. Словно забивал крошечные остроконечные сваи, которые с пронзительным визгом входили в каменистую почву.

Варвара наклонилась над костерком, на котором так и не успел вскипеть одинокий котелок с чаем. Ушли ведь голодные, и неизвестно, удастся ли позавтракать. Разгрузят вертолет, кинутся прочесывать берег и кусты, хотя каждый понимает - предприятие это безнадежное…

Но в одном этот красавец, девичья погибель с вечно катаральным горлышком, безнадежно прав: не может существовать разумной программы, по которой вот так, между делом, уничтожался бы случайно пристроившийся на отдых индивид. Добро бы, обладающий какой-то особой активностью, феноменальным качеством, резко отличающим его от других… Так ведь нет же. Похоже, что это просто нелепая случайность: поставили палатку именно на тех «шпалах», которые ночью уходят на дно. А зачем они это делают - гадать сейчас бессмысленно. Может, просто отдыхают в глубинке, а может, почувствовав постороннюю тяжесть, брезгливо спешат от нее избавиться, и призрачные руки убирают то, что считают просто мусором, ведь никаких живых существ, и разумных, и неразумных, быть не может: ворота не пропустят.

С другой стороны, проскочил же их Вуковуд. И горилла…

Варвара стиснула руками виски, раскалывающиеся от боли, вылезла на карниз. От этих бесконечных проблем с приправой из можжевелового дурмана можно менингит себе заработать.

–  Что, голова болит?
– спросил Теймураз.
– Это от твоего ночного купания. Я сейчас наберу дровишек, чтобы ты согрелась, а ты сиди и за морем приглядывай, как ведено.

Он спрыгнул вниз, и Лерой, поддернув пояс с кобурой десинтора, молча последовал за ним, как тень.

Девушка сидела на краю карниза, ежась от утреннего холода, который стал ощутим сразу же, как о нем напомнили. Непросохшая еще роса делала мир, расстилавшийся под ее ногами, океаном микроскопических радуг. «Черная сторона», хм. Ну и юмор у населения Пресептории! Утренний берег, открытый для обозрения, как детская «Панорама Страны Чудес», был прекрасен, и даже в какой-то степени жаль, что никакой золото-пенный айсберг не мог занести сюда маленького Степку. Ведь если предположить, что исчезновение малыша действительно было акцией неведомой грозной силы, противостоящей незваным гостям, то уж совершенно необъяснимо: что же тогда эта сила так долго раскачивалась? С ее-то возможностями любых пришельцев в первый же день можно было завалить лавиной из трехметровых снежинок. Или прикрыть полотнищем двумерной молнии. Но - всех разом, как уже случалось на других несчастливых планетах. Без исключений.

А здесь нелепые, невероятные исключения были просто правилом. Неприкосновенность человека нарушена как минимум трижды - Степка, Солигетти, Серафина. Значит, людей в их обычном виде не считают разумными (а, может, и вообще живыми) существами. За кого же тогда приняли ворота, не пропускавшие никого, легендарного спринтера Вуковуда? За асфальтовую обезьяну? За киба? Ведь ни на земле, ни в море не наблюдалось ни одного нападения на человека в скафандре или хотя бы в акваланге.

Но ведь ни обезьянам, ни роботам не нужно демонстрировать ежевечерних сказочно прекрасных сияний…