Соната разбитых сердец

Франческа с наслаждением вдохнула аромат цветов.

— Они великолепны.

— Это правда, но они блекнут рядом с вашей красотой.

Девушка покраснела.

— Вы слишком любезны, Джакомо. Или вы просто смеетесь надо мной?

— Ни в коем случае, Франческа. Вы овладели моим сердцем с той секунды, когда я впервые вас увидел.

— Вы в этом уверены? Мне кажется, что часть вас говорит искренне, в то время как другая — тешит свое самолюбие.

— В самом деле? — спросил Джакомо с неподдельной горечью в голосе.

Он подошел ближе.

— Посмотрите мне прямо в глаза, что вы видите?

— Смелость, — не раздумывая ответила Франческа. — А также страсть, безумие, отвагу!

Он кивнул.

То, как вы рисковали жизнью в палаццо Контарини, было великолепно, синьор Казанова. Вы проявили такое мужество, что, глядя на вас, я забыла обо всем на свете. Не говоря уже о поцелуе и о бегстве по крышам — как я могла не потерять голову от всего этого? А теперь новый чудесный сюрприз! — Франческа ненадолго умолкла, но потом твердо произнесла: — Однако хотелось бы знать, что из этого вы сделали для меня, а что — для себя самого? Для своего самолюбия, для поддержания образа, который вы создали? Насколько искренне ваше сердце?

Джакомо не верил своим ушам. Он не разозлился, но поразился тому, насколько точно вопросы Франчески попали в цель. Казанова словно в одночасье очнулся от забвения, в которое его уже давно завела та роль — а ведь это была именно роль, — которую он играл. Неустанное желание удивлять и восхищать любой ценой позволяло ему выражать часть своей натуры, но в то же время заставляло то и дело переступать границу порядочности, вплоть до того, чтобы вовсе утратить ее. А теперь Франческа, которая едва его знала, но, похоже, видела насквозь, задавала вопросы, на которые он не мог ответить, и хотя и признаваясь в своей симпатии, устанавливала строгие границы.

— Франческа, как я уже сказал вам однажды, я знаю, что не достоин вашего доверия. Как такая мудрая и необыкновенная девушка, как вы, может поверить такому паяцу-комедианту, как я? — горько произнес Джакомо. — Увы, это правда! А ведь было время, когда я никому не позволил бы так себя назвать… Вы наделены чудесным даром и понимаете меня лучше, чем любая женщина в мире. Вы заставили меня задуматься о том, в кого я превратился. За последние дни я многое понял, и только благодаря вам…

— Я восхищаюсь вами, — перебила его девушка, — и я не хочу этого скрывать. Однако я должна быть честна и перед вами и перед самой собой. Я бы не вынесла, если бы мне пришлось потерять вас. Поэтому, если вы не готовы любить меня всей душой, вы должны от меня отказаться. Если вы не можете полюбить меня сейчас и навсегда, прошу вас, оставьте меня. — Франческа ненадолго задумалась, глубоко вздохнула и твердо произнесла: — Подумайте как следует, Джакомо, потому что, когда вы примете решение, дороги назад уже не будет. Мне невероятно тяжело говорить вам это, но поверьте, так обоим нам будет лучше.

С этими словами Франческа развернулась и быстро покинула площадь, оставив его с букетом роз в руках.

Джакомо молча смотрел ей вслед. Он был удивлен, но в то же время счастлив. Наслаждаться ее образом в ярком солнечном свете было самым чудесным ощущением за долгое, очень долгое время.

Глава 19 В сумерках

Город Доло готовился к приему множества знатных гостей. По традиции в августе состоятельные семьи вместе со слугами перебирались из Венеции в свои виллы на берегах реки Бренты, и начиналось время балов, приемов, развлечений — словом, центр светской жизни временно перемещался с острова на материк. Мира, Ориаго, Фиэссо д’Артико, Доло, Стра — большую часть года эти городки вели спокойную и размеренную жизнь, чтобы на самый жаркий месяц года превратиться в райский уголок. Великолепные виллы с видом на зеркальные воды Бренты наполнялись жизнью и становились ярким воплощением процветания Венецианской республики на материке.

Но в тот день период балов и приемов еще не начался, или, по крайней мере, не развернулся в полную силу, так что людей вокруг было немного. Джакомо доплыл до причала Фузины на гондоле Маттео Бра-гадина, который сопровождал своего друга в качестве секунданта. Затем они направились в сторону Доло, стараясь не попадаться никому на глаза. Еще только не хватало, чтобы местные жители узнали, какое рискованное дело здесь затевается.

Путники дошли пешком до почтовой станции, наняли карету без гербов и двинулись по берегу Бренты. Несмотря на беспокойные мысли о предстоящей дуэли, Казанова не мог не восхититься красотой пейзажа: спокойная река — великолепное продолжение венецианского Гранд-канала — сверкала на солнце, будто жидкое золото, а фасады роскошных вилл отражались в ее зеркальной глади. Небольшие городки сменяли друг друга, перемежаясь зелеными полями, которые радовали взоры своей свежестью и мирным спокойствием.

Добравшись до места назначения, Джакомо и Брага-дин завернулись в черные накидки и продолжили свой путь пешком. Они пересекли поле и небольшую тополиную рошу и наконец вышли к заброшенной мельнице у обмелевшей речки. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что противник прибудет вовремя. В надвинутых на глаза треуголках и черных мантиях Ка — занова и Брагадин походили на воронов, что обычно кружат вблизи поля битвы, предвкушая добычу. Впрочем, отойдя подальше от дороги, они сняли накидки, насквозь мокрые от пота из-за июльской жары.

Маттео внимательно посмотрел на друга, но не стал ничего говорить. Вся эта история казалась ему полнейшим безумием. Джакомо, напротив, был готов действовать. Зайдя внутрь полуразрушенной мельницы, чтобы скрыться от глаз случайных путников, он вытащил из ножен шпагу и несколько раз взмахнул ею, разминаясь.

Наконец появился Дзагури в сопровождении секунданта. Видудуэлянта был плачевный: сероватый цвет лица выдавал его ужас и готовность к худшему исходу. Небо тем временем окрасилось пурпуром заката, редкие облака будто плыли по океану крови. Сгущались сумерки.

Как только все четверо оказались внутри здания, через дыру в крыше которого виднелся кусочек алого неба, дуэль началась без промедления.

Клинки двух шпаг взлетели в воздух и скрестились со зловещим звуком. Синеватые искры фонтаном летели во все стороны, пока Джакомо без видимых усилий парировал решительную, но слишком предсказуемую атаку Дзагури.

Маттео Брагадин, отойдя от дуэлянтов на безопасное расстояние, молил бога пощадить Джакомо. Его терзало дурное предчувствие: то, как отчаянно бился купец, не предвещало мирной развязки. Он отлично знал, что избежать этой дуэли было невозможно, однако именно эта роковая предопределенность и не давала ему покоя. Напротив Брагадина расположился второй секундант — Гастоне Скьявон, купец, как и Дзагури. Он судорожно мял в бледных руках пару перчаток. Брагадин стер со лба капли холодного пота.

По законам Венеции, за участие в дуэли можно было лишиться дворянского титула, потерять все имущество или отправиться в ссылку. Ни один из этих вариантов не звучал особенно привлекательно: если о дуэли станет известно, это в любом случае будет настоящая трагедия. Вот почему каждый из присутствующих намеревался хранить тайну, независимо от исхода битвы. Это немного успокаивало, но не слишком. Брагадин ужасно волновался, но все же мысленно поблагодарил друга за выбор места: хотя бы в этом Казанова проявил осторожность. Старая мельница находилась далеко от жилых домов и была частично скрыта от глаз тополиной рощей. Лязг клинков был единственным, что могло бы навести случайного прохожего на мысль о том, что в окрестностях Бренты разворачивается дуэль.

Дзагури попытался сделать ложный выпад, но Казанова не поддался на уловку и легко отразил последовавший за ним удар сверху. Затем Джакомо перешел в нападение, сделал ложный боковой выпад и тут же ударил снизу вверх.

Клинок поднялся, преодолев неумелую защиту Дзагури, который чуть не выронил собственную шпагу. Оружие скользнуло в его руке, лезвие дернулось назад, и на щеке отважного коммерсанта появилась глубокая царапина.

Из раны хлынула кровь, по рубашке расплылись алые пятна.