Сонька. Продолжение легенды

— Никанор, кто там?

— Здесь барыня, но она уже уходит.

— Какая барыня?

В комнату вошла княжна в ночной сорочке и изящных туфельках, уставилась на гостью.

— Вы кто? — И вдруг узнала ее. — Госпожа Бессмертная?! Это вы? — От неожиданности девочка даже придержалась за стул, переспросила: — Вы, в моем доме?

— Такая нужда, — развела руками Табба и предупредила: — Я сейчас уйду.

— Боже, этого не может быть. Это сон, — терла виски пальчиками Анастасия и решительно заявила: — Нет, я вас так не отпущу! Вы просто обязаны задержаться у меня хотя бы на несколько минут.

— Если мадемуазель это не отяготит, — улыбнулась прима.

— Отяготит ваше присутствие?! — воскликнула девочка. — Да я без ума от вашего визита. Сама не могу поверить! — И тут же распорядилась: — Никанор, чай!

— Никакого чаю, — попросила Табба. — Время за полночь.

— Никанор, ты слышал, что я велела? — властно повторила княжна.

— Чай будет подан, княжна, — с теплой улыбкой ответил тот.

Анастасия взяла Таббу за руку и повела в свою комнату.

Прима расположилась на диванчике, княжна по привычке уселась на постели с ногами.

— Что привело вас к нам в такое время?

— Меня попросили передать просьбу госпоже, которая у вас часто бывает.

— Для мадам Матильды? — удивилась девочка. — Или для Анны?

— Для мадам.

— О чем просьба?

— Ее друзья очень беспокоятся о ней и просят быть крайне осторожной в России.

— А почему вы решились на визит ночью?

— Ночью мне проще передвигаться по городу, — улыбнулась Табба и сменила тему: — У вас, я поняла, сложились хорошие отношения с мадемуазель… Анной?

— Она моя лучшая подруга, — заявила Анастасия. — Хотите, я познакомлю вас поближе? Будем дружить втроем.

— Не стоит. Они ведь скоро уедут.

— Кто вам сказал такую глупость?

— Ваш дворецкий.

Княжна подалась вперед, зашептала:

— Он старенький уже и не всегда понимает, что говорит. Да, они уедут. Но только тогда, когда я сочту это возможным. И возможно, я уеду тоже с ними.

— Навсегда?

— Нет, что вы?! — рассмеялась девочка. — Конечно на время. Ведь я теперь единственная наследница моего папеньки.

Вошел Никанор, разлил по чашкам чай и удалился.

Табба пить не стала, подняла на девочку глаза, готовясь спросить нечто непростое.

— Вы уверены, что хорошо знаете своих новых друзей?

— Уверена, — насторожилась девочка. — Они очень помогли мне.

— Они действительно француженки?

Анастасия подобрала ноги под себя.

— Да. А что вас смущает?

— Ничего не смущает. Однако совет я бы хотела вам дать.

— Любопытно. — В глазах девочки проскользнула неприязнь.

— Постарайтесь, чтобы ваши гости поскорее покинули вас и больше никогда сюда не возвращались.

Княжна спустила ноги на пол, встала.

— Анна и мой кузен собираются после войны пожениться!

— Тем более распрощайтесь с ними.

Прима тоже поднялась.

— Никогда… Слышите, больше никогда я не приду на ваши спектакли и прошу немедленно покинуть мой дом!

Табба хотела что-то ответить, но решительно повернулась и быстро зашагала к выходу.

Дворецкий, стоявший рядом в затемненной комнате и слышавший весь разговор, тяжело вздохнул и направился в сторону спальни княжны.

Дверь ее была приоткрыта, тем не менее Никанор предупредительно постучал.

— Барышня, мне необходимо вам кое-что сказать.

— Может, все-таки завтра? — раздраженно спросила та. — Взял манеру беседовать по ночам!

— Это крайне важно. Возможно, после этого вы меня уволите.

— Говори.

Дворецкий переступил через порог, замер возле самой двери.

— Говори же!

— Я виновен перед вами, барышня.

— Это я знаю. Что еще?

— Вы не знаете, в чем моя вина. — Губы Никанора вдруг часто задрожали, по щекам потекли слезы. — Я недостойно обманул вас, барышня. Обманул самым страшным образом.

— Можешь не рыдать, а объясниться человеческим языком?

— Могу… Сейчас объяснюсь. — Дворецкий достал из кармана большой платок, вытер слезы, щеки, нос. — Помните ту страшную ночь, когда воровки забрались в ваш дом и пытались похитить черный бриллиант?

Глаза княжны округлились.

— Ты нашел его?

— Совершенно верно, нашел оброненным на ступени. Подобрал…

— И где же он?

Дворецкий снова заплакал. Княжна подошла к нему, встряхнула за рукав.

— Он у тебя?

— Нет, отдал.

— Отдал?!. Кому?

— Господину полицмейстеру. Василию Николаевичу…

— Зачем?.. Почему ему?

— Вы опасались этого камня, а я не знал, куда его подевать. К тому же его высокопревосходительству бриллиант нужен был для дела. — Никанор опустился на колени и, продолжая плакать, стал целовать подол ночной сорочки девочки. — Простите меня великодушно, барышня… Или велите убить. Не могу я больше жить с таким грехом на душе!

Девочка силой заставила его подняться, вытерла ладонью мокрые щеки.

— Признался, облегчил душу, и слава богу. Только держи этот секрет при себе. Не смей никому говорить ни слова.

— А кому, барышня, кроме вас?.. У меня ведь родней никого нет на этом свете… Спаси вас Боже.

Следователь Егор Никитич Гришин дождался, когда полицмейстер примет его, поклоном ответил на приглашение секретаря войти и перешагнул порог огромного и богато обставленного кабинета.

Василий Николаевич сухо поздоровался с ним, так же сухо показал на кресло, сел за стол.

— Что это за поножовщину устроили вы на Дворцовой площади? — спросил он, неприязненно глядя на следователя.

— Поножовщину устроил не я, Василий Николаевич, а воры. Прошу все-таки проводить разницу между вашими подчиненными и преступными элементами, — довольно жестко ответил Егор Никитич.

— Вам удалось задержать этих самых воров?

— Нет, не удалось.

— Почему?

— Слишком слаженно было все организовано.

— Вами?

— Ворами. Они прирезали нашего наводчика и ловко скрылись на подогнанных извозчиках.