Соперница с обложки

– Не до манер сейчас, мать, прекрати! – привычно отмахнулась от нее Алла. – И прекрати всех во всем обвинять, в конце концов, на себя посмотри прежде.

– А что со мной не так? – удивилась Волина.

– С тобой?! – Алла откинулась на спинку кресла и с возмущенным фырканьем несколько минут качала головой. – Красавица, ничего не скажешь! Что с тобой не так, говоришь? Да все, ма! Все!!! Ты же ведешь себя как чудовище настоящее, ма, как ты этого не понимаешь! Ты же гнешь людей через колено и дальше потом, как будто они пластилиновые. И ты ведь ни разу не удосужилась задать себе один вопрос: а хотят ли они этого?.. Если они так податливы в твоих руках, если гнутся и не ломаются, то это не значит, что им не больно, ма! Им и больно, и противно, и тошно!

– И тебе? – Марианна смотрела на дочь очень внимательно и очень внимательно слушала ее обличительную речь, хотя, кажется, ни с чем не готова была согласиться. – Тебе-то я что плохого сделала? Я ведь для тебя и старалась.

– А меня спросила, прежде чем начинать стараться: оно мне надо?

– А что же тебе было надо-то, дочка? – выгнула насмешливыми дугами брови Волина. – Спать с любовником матери и получать от этого удовольствие?

– Если хочешь, то это был своего рода бунт! – запальчиво выкрикнула Алла, снова как ребенок надув губы.

– Я понимаю, – кивнула Волина. – Но не понимаю, почему именно таким способом нужно было бунтовать против меня?

– И он ведь со мной ради бунта, ма!

– Ярослав?!

– Ну да. Я и не нужна ему была никогда вовсе, я это чувствовала. Кстати, он был тут недавно.

– Ярослав?! – снова ахнула Марианна, побледнев. – И вы с ним снова?..

– Нет, ничего не было, – поспешила дочь ее успокоить. – Он диск искал.

– Который?

– Ну… На котором мы с ним…

– Нашел?

– В кабинете твоем теперь ищет.

– Он в кабинете моем сейчас? Зачем?

– Я его туда послала, ма, прости. Ну, соврала, ну нервы надо было помотать. Умник, решил, короче, все мосты за собой сжечь! Был резок, порвать со мной решил. Не иначе, жениться собрался.

– Ярослав – жениться???

Вот этот момент Андрей с Александром пересматривали раз десять, наверное. Все старались понять, в самом ли деле Волиной сделалось плохо или это искусная игра искусной актрисы.

Но нет, кажется, она на самом деле буквально лишилась чувств, иначе с чего тогда Алла так переполошилась? Начала бегать из комнаты в кухню и обратно. То стакан воды принесет, матери в лицо брызнет, то капли какие-то в рюмку начнет капать без счета. Потом вообще коньяк принесла и заставила мать выпить изрядную дозу.

– Ну, чего ты, мать?! Чего так переполошилась из-за его женитьбы? Думала, что он до последних дней будет подле тебя?

– Но он же… Он же говорил, что любит! – простонала Волина, закрывая лицо руками. – Он тоже врал?! Все время врал мне, получается?!

– Почему врал? – подумав, отозвалась Алла, застыв чуть в стороне от кресла, в котором сгорбилась ее мать. – Может, он и любил. Но ты ведь и тут наверняка инициировала.

– Я не… – попыталась возразить Марианна.

– Да ладно! Знаю я тебя! – перебила ее дочь. – И его наверняка гнула через колено. Потому он со мной и переспал.

– Почему?!

– Да назло тебе, разве не понятно! Ты вот, мать, вроде правильная, да. Вроде и добро людям делаешь. Скольким помогла, вспомнить трудно! Но… – Тут Алла налила коньяк уже себе и явно намеревалась выпить. – Но делала-то все время это не ради того, чтобы творить добро.

– А для чего же? – Волина приподняла ладонь и, сморщившись, наблюдала теперь за тем, как дочь ее подносит рюмку с коньяком ко рту. – Не пей, прошу тебя.

– А добро ты, ма, делала для того, чтобы было за что себя любить! – выпалила Алла, с грохотом устанавливая бутылку на столик перед матерью.

– Бред! – фыркнула Марианна, возражая.

– Никакой не бред. Именно так все и обстояло. Ты ведь хотела себя любить, если никто другой тебя любить не способен. Вот и делала добро людям, хотя многие из них того даже не заслуживали. Ты помогала им, а втайне собой восторгалась: вот, мол, какая я славная. Коле учебу оплатила, Маше помогла ребенка в клинику устроить, Ксюшу – приблуду иногороднюю – в свою квартирку поселила. Но добро-то ты делала без любви, мать! Не от любви к ближнему ты добро-то творила, а от любви к себе самой! Потому и не казалось добром твое благодеяние, а авансом казалось.

– За что? – отозвалась Волина, слушая свою дочь, не перебивая, и мало-помалу приходя в себя. – Авансом за что?

– За то, чтобы окончательно заложить тебе душу. Вот за что!

– Пафосно, ничего не скажешь. – Волина даже слабо поаплодировала дочери, снова превращаясь в ироничную даму, знающую и могущую все. – Я, стало быть, монстр. Я буквально дьяволица, забирающая ваши души. А вы все бедные несчастные жертвы, которые… Ни разу не нашли в себе сил отказаться от моей помощи. Никто и ни разу не отказался, дорогая. И я ведь ничего, кроме послушания, не требовала взамен. Не просила отрабатывать, не просила любить себя, даже уважение мне ваше было без надобности. Я просто требовала и не послушания даже, а…

– А исполнения своей воли! – Алла зло рассмеялась. – Воля Марианны Волиной не может быть не исполнена! Это-то и погубило твой роман с Ярославом. Понятно теперь? Ты ведь даже в постели с ним властвовать продолжала. И он от этого страдал! Потому и бунтовать вздумал.

– Это он сам тебе сказал? – бесцветным голосом, напоминающим шелест истлевшей газеты, спросила Марианна.

– Это я сама все про него знаю. Ладно, мать, тебе пора. Иди, ко мне должны скоро прийти. – Дочь, кажется, выставляла мать за дверь.

– Ухожу, ухожу, – замахала та руками, с трудом поднимаясь из кресла. – Странные у тебя гости какие-то. Время двенадцатый час ночи, а ты гостей собралась принимать.

Если манеры Волиной хоть как-то удалось сохранить, то величественность осанки – нет. Надломилось что-то в ней будто. Будто остов кто из нее выдернул, заставив плоть ее сделаться слабой и немощной.

– Скажи мне, раз ты все о нем знаешь, – замялась Марианна на пороге гостиной, поскольку дочь провожать ее в холл не пошла. – Он и в самом деле жениться собрался?

– Он уже вроде женился. Болтают, что домик себе небольшой купил на набережной. И будто там уже бабу какую-то поселил.

– Женщину, – снова машинально поправила ее мать.

– Какая разница! – воскликнула Алла. – Баба или женщина, она все равно тебе соперница.

– А тебе? – прищурилась мать.

– Мне? Мне – нет. Потому что… – Алла нервно глянула на часы. – Короче, мать, закругляемся. Мне некогда. А если хочешь выяснять с ним или с ней отношения, то дом номер… Щас…

Она метнулась к шкафу, достала записную книжку, о существовании которой мать даже и не подозревала, выдернула оттуда страничку с новым адресом Лозовского и, сунув его в руки матери, буквально вытолкала ее за порог…