Соправитель

Вестовой кричал, я стоял у входа внутри дома. Человек напрягал голосовые связки настолько, что и за плотными дверями мне было громко от криков. Настойчивый вестовой, нервный. Но не бежать же мне к нему навстречу?

— Ваше Высочество! — запыхавшийся поручик чуть дышал.

— Ну? — выкрикнул я, нервозность вестового передавалась и мне.

— Матушка наша… императрица, — поручик заплакал.

— Да что с тобой? По форме доложи! — потребовал я.

— Так точно! — мой тон и требовательность пробудили в поручике служаку. — Государыня императрица почила. Сегодня, четыре часа тому.

Я ничего не почувствовал. Ни сожаления, ни радости. Ровным счетом ни-че-го, кроме растерянности. А что в таком случае должен делать я? Память Карла Петера подсказывала, что нужно создавать какую-то комиссию. Он-то, то есть я, после смерти Елизаветы просто радовался и пил, а потом снова радовался и вновь пил. Подобная схема мне сегодняшнему вряд ли подойдет. Хотя шампанское можно было бы открыть! Но пить в одиночку я никогда не умел, а разделять с кем-то радость… Да и нет радости. Есть понимание, сколько много работы впереди, сколько еще нерешенных проблем нужно подымать.

Через десять минут я одвуконь уже мчался по заснеженной дороге в Петербург. Охранения практически не было, только трое казаков. Мысли путались и метались от одной темы к другой. То я уже направляю плутонг солдат, чтобы те сопроводили Екатерину в Суздальско-Покровский монастырь, то отправляю Бестужева в ссылку, то ввожу бумажный рубль.

Стоп! Совет по введению бумажных денег, и в целом по финансам, и так был запланирован на пятнадцатое января, отменять его не стоит. Но было уж больно интересно, что же зарабатывает Российская империя и сколько тратит. Никто не мог мне назвать цифры, пришлось устраивать целую Комиссию. Нет, не все так плохо, цифры разнятся в разных коллегиях, но незначительно. А вот источники доходов, из которых эти цифры составляются, у всех разные.

Ну о чем же еще думать по дороге в Петербург к почившей тетушке, как не о деньгах.

— Ваше Величество! — встречали меня уже на входе в Зимний дворец.

Как и в той истории, которая уже изменена, Елизавета ни дня не прожила в новом Зимнем дворце. Но я уже планировал туда переселяться в следующем году. А пока — ютиться мне в старом доме.

— Ваше Величество, мы все скорбим! — казалось, искренне сказал канцлер.

Я оказался далеко не первым, кто прибыл во дворец. Все сановники тут, кроме только Алексея Разумовского, но и он может где-нибудь в укромном месте слезу лить. Слетелось воронье посмотреть на мертвую львицу.

Вот как бы я ни относился к Елизавете, она была великой женщиной. Смогла неимоверно долго терпеть и ждать, чтобы одним решительным вечером взять власть в свои руки. Может, мне где-то не хватало такой решительности. Я все хотел вымерить, рассчитать последствия, проанализировать, а она пошла и взяла. А после на системе сдержек и противовесов правила. И правила бы еще, если бы не появился я.

— Алексей Петрович, Вы присутствовали на похоронах Анны Иоанновны! Подскажите, что нужно от меня, как наследника, племянника и нового императора? — спросил я у канцлера и не заметил у того отторжения от слова «императора».

— Скорбеть и молиться! — ответил Бестужев.

— А еще утвердить состав Погребальной комиссии? — спросил я.

— Не извольте беспокоится, Ваше Высо… Величество, положитесь в этом деле на меня! — и такое участливое выражение лица было у канцлера.

— Алексей Петрович, я бы хотел Вам довериться в том, что именно Вы мне скажете по поводу того, что же именно происходит в Европе и когда нам ожидать войны, — осек я Бестужева.

— Ваше Величество, залезть в умы монарших особ мне не под силу, — канцлер улыбнулся, как бы показывая, что он рассказывает мне о прописных истинах.

В эту пикировку можно играть долго, но я не стал упражняться с Бестужевым в словоблудии. Для меня он уже сбитый летчик, или хромая утка, как говорили в том времени, откуда я прибыл. Важнее было узнать конкретику про похороны.

Понятно, что никто не будет хоронить императрицу на третий день после смерти, хотя это было бы, в моем понимании, вполне даже уместным. Но сколько нужно времени? Были и другие вопросы, ответы на которые мне были неизвестны.

— Ваше Величество, позволено ли мне будет к Вам обратиться? — ко мне подошел худощавый высокого роста молодой мужчина.

— Вы уже это делаете! — раздраженно сказал я.

— Простите, Ваше Величество, — подошедший поклонился.

Сколько же церемониала, вместо того, чтобы представиться и сказать кратко и по делу.

— Вы кто? — грубовато спросил я.

— Ох, простите мою оплошность, Ваше Величество, меня зовут Александр Вист, — снова поклон. — Я назначен главой Печальной комиссии.

— Кем назначен? — удивился я.

Молчаливая сцена, и Вист бросает вопросительный взгляд на канцлера.

— Граф, займитесь проработкой обращения к европейским дворам! — я «послал канцлера к послам».

— Рассказывайте, Александр Вист, кто Вы и чем намерены заниматься! — сказал я и присел на стул.

Александра Виста главой Печальной комиссии назначил Бестужев. Он первоначально выбрал на эту должность Якоба Штеллина, но узнал, что Яков Яковлевич уже занят воспитанием императорских детей [в РИ Александр Вист был главным архитектором в Печальной комиссии, в состав которой входил и Я. Штеллин]. Вист молодой, как он себя позиционирует, очень и очень перспективный архитектор. Надеюсь, что не только высокое самомнение будет характеризовать этого человека.

Через десять минут общения у Виста выявились еще характерные черты: занудство и скрупулёзность. Да, Вист на своем месте! У него уже и видение есть по цветам. Я только и запомнил, что предполагается насыщение желтым. Остальное же слушал не вникая.

В принципе, а чего мне во что-то вникать или что-то менять? Пусть делает все по правилам.

— И когда состоится церемония? — спросил я.

— О, Ваше Величество, я Вас уверяю, очень и очень скоро. Через два месяца, -сказал Вист и сделал вид, как будто сейчас прольются реки благодарности.

— Господин Вист, а почему нельзя раньше предать земле почившую государыню? — задал я, может, провокационный для себя вопрос, но он напрашивался.

— Будет ли мне уместно заметить Вашему Величеству, что подготовка такого печального события требует времени. И будет выглядеть неприлично, если кто-нибудь из приглашенных гостей не успеет доехать до Петербурга и попрощаться с нашей государыней, — сказал Вист и заискивающе посмотрел на меня.

Вот почему мне больше нравится общение с казаками: они прямые и, что нужно, говорят без словесных кружевов, а тут пока «будет ли мне уместно…» — уснуть можно. Вот не будет уместно так макать в невежество уже императора, пусть и не коронованного. Лучше бы через два месяца подготовили коронацию, тут я и миллиона не пожалею… шуваловского. Ха!