Сопротивляйся мне
Шрифт:
— Круто было бы, если бы я получил тот результат, который хотел.
— Вова… я даже не знаю, что сказать.
— Ты не должна болеть, — перебивает он. — Меня это так бесит, ты себе даже не представляешь. Ну вот почему? Почему так случилось? — Он хмурится. — Такая чистая во всех смыслах девочка. Умненькая, красивая как кукла. Мне сегодня все сказали, что ты невероятна. Почему, блть, именно ты? Ну как так-то?
— Просто… так сложилось. Я привыкла к мысли, что у меня всё будет не как в любовном романе. Ну и что.
— Когда постоянно видишь несправедливость, к ней привыкаешь сам. И начинаешь ее творить
Я смеюсь над его интонациями. Он злится, но не на меня. Целый день он злится на себя самого, потому что у него не вышло совершить для меня чудо. Не получилось стать героем.
— Не волнуйся. Я идеалистка, если ты переборщишь, я тебе об этом скажу, — я вновь прижимаюсь к нему, кладу голову на грудь. Серый Волк меня не обидит, он обо мне заботится. Потому что я ношу его фамилию. Потому что я теперь его. — Ничего страшного. Ничего ведь не изменилось. Это не плохие новости. Нормальные. Ты просто на этапе отрицания.
— Е*учая сука надежда.
— Да, — говорю я серьезно.
— Я много ругаюсь в последнее время. Мне следует быть сдержаннее.
— Ничего страшного.
Я закрываю глаза, а он продолжает курить. В мои легкие попадает никотин, который меня практически не раздражает. Может, потому что его выдыхает мой муж? А потом я произношу быстро-быстро:
— Боже, какое счастье, что я не убежала. От тебя никуда.
Он тихо смеется. Мы смотрим на город. На десятки сотен огней.
— Только, блть, попробуй, — говорит в полной тишине.
Глава 37
Боже, я не помню, когда в последний раз так весело проводила время! Смеялась до слез, пока Владимир пытался вежливо вывести меня из квартиры Вани и Вали. Он был трезвым и ему быстро стало скучно, но остальные мужчины в алкоголе себе не отказывали, поэтому после полуночи студенческие байки стали намного интереснее.
На самом деле истории, которыми делились ребята, сами по себе забавными не были. Подкупал черный юмор рассказчиков. Их харизма.
— Вов, ну пять минуточек. Пожалуйста, родной, — я сжимаю ладони в умоляющем жесте, комфортно себя чувствуя в роли его главной слабости — любимой жены.
Владимир досадливо закусывает губу. Бросает выразительный взгляд на Ваню, но тот или не понимает, или ему пофиг.
— Дым, щас я дорасскажу! Три секунды. И поедете.
— Не пугай мне девушку.
— Тебе страшно? — Ваня пытается сфокусировать на мне взгляд, я смеюсь вслух.
— Нет! — отвечаю бойко.
Дымарский угрожающе прищуривается, я невинно, словно дразня его, пожимаю плечами.
— Ну вот видишь! — разводит руками Ваня.
— И вот на вызов приехали студенты, — напоминаю я начало очередной истории.
— Да, мы проходили практику в полиции на третьем курсе. Вызов, на который не хватило рук, и отправили почему-то нас. Мы приезжаем, заходим в квартиру, а там пздц!
— Ваня, мать твою! — рявкает Дым. — Я тебе сейчас рот с мылом помою.
— Простите! — тот бьет себя по губам. — Там мокруха! Настоящая! Как в кино.
— Мокруха? — уточняю.
— Труп, — подсказывает Владимир.
— А.
— Да. Что делать? Вызываем прокуратуру. И кто, ты
думаешь, приезжает? Парам-пам-пам! Там тоже какая-то неразбериха, и высылают нам точно таких же студентов! Дым как раз проходил практику. Приехал важный такой, в форме. И вот мы стоим в этой квартире, все третьекурсники. Вокруг кровища, трупак, из него нож торчит. Следы драки. Одного гада задержали, второго… упустили. Надо допрос проводить, улики собирать, писать протоколы. А мы, Лика, студенты!— И что вы сделали?
— Я предложил вызывать кого поопытнее. Срочно. Но тут в Дыме просыпается гордыня, между прочим смертный грех, и во лбу загорается звезда! Дескать, ни фига, я всё умею сам! Всё знаю, всем руковожу. Щас организуем.
Владимир смеется.
— Потом мне от отца так попало за самодеятельность! — качает он головой. — Я думал, меня отчислят к хренам. Но в итоге нормально же допросили. Почти. И беглеца наутро нашли.
— Да уж, — соглашается Ваня. — Всех посадили надолго, как полагается. Я сейчас смотрю на студентов и думаю, — он ударяет ладонью по лбу, — что мы там вообще могли сделать? Как-то старались, пыжились.
— Всё, едем, — Владимир берет меня за руку и ведет к выходу. — Всем спасибо за вечер! Историй про мокруху на сегодня достаточно. Валя, еще раз с днем рождения!
— Дым, в воскресенье всё в силе? Играем? — окликает Иван.
— Ага, — кивает мой муж.
— Снова футбол? — спрашиваю я с досадой.
— Лика, не сердись! Нам без центрового никак. Это будет матч не на жизнь, а на смерть…
Наконец, в три часа ночи мы вырываемся на улицу и садимся в машину. Ужасно хочется спать, я всю дорогу то дремлю, то размышляю об этих товарищеских матчах. Ни на что большее меня уже не хватает.
Пообщавшись с девушками на кухне, я убедилась, что футбол действительно существует. На мой простой и, казалось бы, логичный вопрос, не ходят ли жены болеть за своих мужей, Валя чуть ли не у виска покрутила. Это мужская тусовка, они там спускают пар. Лучше в это время отдохнуть и сериал посмотреть.
Ладно.
Но для себя окончательно я этот вопрос не закрыла. Та же Валечка с Ваней со второго курса вместе, она его видела в самых разных ситуациях. А я… я тоже хочу посмотреть на игру Дыма, хотя бы одним глазком!
— Твой отец сильно был недоволен? Из-за того случая на третьем курсе, — спрашиваю я, когда Владимир выходит из душевой. Я уже под одеялом, он в футболке и домашних штанах. Замирает у двери.
— Орал как в припадке. Но я полагаю, он бы скорее разочаровался, если бы я не попытался всё разгрести сам, — делает едва заметное движение бровями. — Тут есть некоторая грань, и не всегда очевидный ответ — правильный.
— Сложно.
— Нужно развивать интуицию.
— Я ужасно боюсь твоего отца, — признаюсь честно.
— Его половина города боится. Но вообще — зря ты, он хороший человек. Не без недостатков, конечно, но все мы неидеальные. Надеюсь, со временем вы найдете общий язык. Для меня это важно. А сейчас я спать, до завтра, Анжелика.
— Может быть… — начинаю я осторожно.
— Спокойной ночи, — перебивает он, после чего выходит из комнаты, закрывает за собой плотно дверь.
— Останешься со мной? — произношу я одними губами в полной тишине нашей холодной спальни.