Сорняк, обвивший сумку палача

И затем она нарисовала Робина.

Я едва осмеливалась дышать, глядя ей через плечо. Мало-помалу мертвый мальчик обретал форму у меня на глазах.

Он висел довольно мирно в воздухе, склонив шею набок со слегка удивленным довольным выражением лица, как будто внезапно и неожиданно вошел в комнату, полную ангелов. Несмотря на приглушенный свет в лесу, его аккуратно расчесанные на пробор волосы блестели здоровым и поэтому довольно нервирующим блеском. На нем был полосатый свитер и темные бриджи, ноги неаккуратно обуты в резиновые сапоги. Должно быть, он умер быстро, подумала я.

Только потом она нарисовала петлю, обвившую его шею: темный плетеный шнурок, свисавший с виселицы. Она закрасила веревку сердитыми движениями карандаша.

Я глубоко втянула воздух. Мэг торжествующе взглянула на меня в поисках одобрения.

— А теперь дьявол, — прошептала я. — Нарисуй дьявола, Мэг.

Она посмотрела мне прямо в глаза, наслаждаясь вниманием. Проницательная улыбка приподняла кончики ее губ.

— Пожалуйста, Мэг, нарисуй дьявола.

Не отводя взгляда от моих глаз, она облизнула большой палец и аккуратно перевернула страницу. Снова начала рисовать, и постепенно под кончиками ее пальцев снова возник лес Джиббет. Второй рисунок получился мрачнее первого, поскольку Мэг растирала карандашные линии, размазывая их так, чтобы изобразить полумрак на поляне. Затем появилась виселица, на этот раз под другим углом.

Как странно, подумала я, что она не начала с дьявола, как большинство людей соблазнились бы. Но только когда она изобразила устроившие ее декорации из деревьев и кустов, она начала намечать контуры фигуры, которая должна стать центром ее творения.

В приблизительном овале, который сперва она оставила пустым на странице, начал возникать силуэт: руки и плечи, за которыми последовали ноги, колени, ладони и ступни.

На нем был черный пиджак, и силуэт стоял на одной ноге, как будто захваченный врасплох посреди безумного стриптиза.

Брюки на подтяжках свисали с низкой ветки.

Мэг прикрыла бумагу рукой, рисуя черты лица. Закончив, она грубо пихнула рисунок мне, как будто бумага была отравленной.

Мне потребовалась секунда, чтобы узнать лицо: узнать в фигуре на поляне — в дьяволе — викария Дэнвина Ричардсона.

Викарий? Это так нелепо, что не выразить словами.

Несколько минут назад Мэг сказала мне, что дьявол мертв, и теперь она изображает его в виде викария.

Что творится в этих бедных запутанных мозгах?

— Ты точно уверена, Мэг? — спросила я, постукивая по записной книжке. — Это дьявол?

— Шшш! — сказала она, наклоняя голову и поднося палец к моим губам. — Кто-то идет!

Я оглянулась на поляну, которая даже моему обостренному слуху казалась совершенно тихой. Когда я посмотрела обратно, записная книжка и карандаш лежали у моих ног, а Мэг скрылась среди деревьев. Я знала, что нет смысла звать ее обратно.

Несколько секунд я постояла неподвижно, прислушиваясь, ожидая чего-то, хотя не уверена чего.

Лес, вспомнила я, — это вечно изменчивый мир. С каждой минутой двигаются тени, с каждым часом растительность поворачивается следом за солнцем. Насекомые углубляются в почву, выбрасывая ее наверх, сначала небольшими холмиками, затем все больше и больше. С каждым месяцем листья вырастают и опадают, и с каждым годом — деревья. Даффи однажды сказала, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, и с лесами то же самое. Пять зим прошло с тех пор, как Робин Ингльби умер здесь, и теперь ничего не осталось.

Я медленно прошла мимо разрушающейся виселицы и нырнула в лес. Через несколько минут я оказалась в начале поля Джубили.

Меньше чем в двадцати ярдах от меня, почти невидимый в тумане, посреди поля стоял серый трактор «фергюсон», и кто-то в зеленом комбинезоне и резиновых сапогах склонился над двигателем. Должно быть, именно его услышала Мэг.

— Привет! — прокричала я. Всегда лучше от всей души поздороваться, когда проходишь мимо. (Пусть даже я только что это придумала, это хорошее общее правило.)

Когда некто выпрямился и обернулся, я узнала Салли Строу, «земельную девушку».

— Привет, — сказала она, вытирая тряпкой испачканные маслом ладони. — Ты Флавия де Люс, да?

— Да. — Я протянула руку. — А вы Салли. Я видела вас на рынке. Всегда восхищалась вашими веснушками и рыжими волосами.

Для пущей эффективности льстить лучше всего как можно грубее.

Она широко и искренне улыбнулась и пожала мне руку, чуть не сломав пальцы.

— Называй меня просто Сэл, — сказала она. — Так делают все мои лучшие друзья.

Она чем-то напомнила мне Джойс Гренфелл, актрису: немного мужеподобная в движениях, но в других отношениях определенно женственная.

— Мой «ферги» заглох, — сказала она, указывая на трактор. — Должно быть, поломка в зажигании. Иногда с ними такое случается, знаешь ли, перегреваются, и цепь размыкается. Ничего не остается, кроме как ждать, чтобы чертова штука остыла.

Поскольку моторы — не моя сильная сторона, я с умным видом кивнула, держа рот на замке.

— Что ты здесь делаешь?

— Просто гуляю, — ответила я. — Я люблю временами уходить куда-нибудь погулять. Пройтись, что-то вроде этого.

— Везет тебе, — сказала она. — Я никогда не хожу гулять. Ну почти никогда. Дитер водил меня пару раз в «Тринадцать селезней» выпить пинту чего-нибудь, но из-за этого поднимался жуткий шум. Военнопленным это не разрешается, знаешь ли. По крайней мере во время войны нельзя было. Дитер сказал мне, что твоя сестра Офелия пригласила его на чай вчера, — добавила она несколько сдержанно. Я сразу же поняла, куда она клонит.

— Да, — сказала я, беззаботно пиная комок грязи, глядя вдаль и притворяясь, что меня это все ни капельки не интересует. Друзья мы или нет, но, если она хочет посплетничать, это будет по принципу «ты мне — я тебе». — Я видела вас на кукольном спектакле. В церкви в субботу вечером. Разве это не кошмар? Имею в виду мистера Порсона.

— Ужасно, — ответила она.

— Вы его знали?

Возможно, это нечестный вопрос, и я выстрелила им в нее без предупреждения.

Выражение лица Салли сразу же стало настороженным, и она слишком долго колебалась, перед тем как ответить.