Сорок лет одиночества (Записки военной переводчицы)
Шрифт:
Когда Дениц сидел в тюрьме, его жена Инге жила в большом особняке в Гамбурге и работала медицинской сестрой в местной муниципальной больнице. Это была высокая, худощавая, опрятно одетая женщина с собранными в пучок волосами. Она тщательно следила за собой. Нельзя было ожидать другого от женщины из семьи, в которой четыре поколения были профессиональными военными, и, конечно, от жены честолюбивого, выросшего до гросс-адмирала человека, с которым она прожила 36 лет.
Просторные комнаты ее дома были обставлены в строгом стиле. Развешанные на стенах гостиной картины самодеятельных флотских художников отражали их энтузиазм во время массового строительства подводных лодок. Наверху в кабинете отдельно стоял бронзовый бюст погибшего старшего сына.
“Когда мой муж выйдет на свободу, мы оба должны по-настоящему отдохнуть, – с надеждой говорила фрау Дениц.
– Это будет впервые, когда я действительно буду с ним. Сколько себя помню, служебные дела у него всегда были на первом месте. Я, конечно, понимаю, что рано или поздно “все вернется на круги своя”, жена моряка знает, что он снова исчезнет”.
“На Нюрнбергском процессе мой муж узнал о многих ужасных
“Удивление” гросс-адмирала Деница, узнавшего на суде возмутительную историю с концлагерями, мягко говоря, было сомнительным. На суде было документально доказано, что Дениц знал об этом значительно больше, в чем хотела бы убедить окружающих его жена. На одном из совещаний он лично обратился с просьбой к фюреру разрешить использовать высококвалифицированных специалистов, находящихся в лагерях, для нужд флота.
Вспоминая майские дни 1945 года, когда волею судьбы в течение 24 дней фрау Дениц была первой дамой Германии после объявления ее мужа преемником Гитлера, она надеялась, что настанет день, когда ее муж будет снова востребован в качестве главы государства. “При определенных обстоятельствах влиятельные люди, – утверждала она, – могут принять решение просить моего мужа взять власть в свои руки, зная его ответственное отношение, основанное не на тщеславии. Мой муж принял бы это предложение”. “У моего мужа есть преимущественное право возглавить государство по двум причинам: во-первых, будучи главой государства, он спас два с половиной миллиона немцев от пленения русскими, затягивая вступление перемирия. Во-вторых, ведь он был назначен завещанием Гитлера его преемником”, – доказывала она.
Фрау Дениц не учитывала лишь тот “незначительный” факт, что Гитлер присвоил себе право назначать преемника, бесцеремонно отбросив старую конституцию. Сегодняшнее же немецкое правительство законно аннулировало так называемую конституцию фюрера с ее правом назначения преемника. “Мой муж не будет настаивать на своем праве, но всегда готов исполнить завещание, если так решит народ”, – благосклонно заметила жена Деница.
Проведя судебное разбирательство, Международный Военный Трибунал определил как смягчающие обстоятельства факты, что Карл Дениц не был политическим деятелем и не принимал активного участия в принятии политических решений. Трибунал не установил его причастности к заговору для ведения агрессивных войн. Дениц был кадровым офицером, занимавшимся исключительно тактическими вопросами.
Ему простили убийство моряков с подбитых его субмаринами военных и гражданских судов, но вменили в вину ответственность за гитлеровский приказ, по которому захваченные экипажи союзнических торпедных катеров надлежало передавать в СС и расстреливать. Дениц был признан виновным за преступления против мира и военные преступления и получил 10 лет тюрьмы. Дениц был освобожден 1 октября 1956 года в связи с истечением срока наказания. Он всегда хранил при себе папку с письмами союзнических морских офицеров, которые выражали ему свои симпатии и понимание. Освободившись и выхлопотав себе адмиралтейскую пенсию, Дениц посвятил себя литературной деятельности. Он написал книги воспоминаний “10 лет и 20 дней”, “Моя захватывающая жизнь”, “Германская военно-морская стратегия во Второй мировой войне”. Кроме того, он читал лекции в военно-морских заведениях Германии.
Глава 23
28 октября 1947 года фрау Инге Дениц получила очередное ежемесячное письмо от мужа:
“Моя любимая Инге.
Это неправда, что тюрьма грязная. Обо мне, моя маленькая Инге, не беспокойся. Я не изменился и все воспринимаю спокойно. Всему свое время.
Сегодня шесть часов я провел в саду, устал как собака, но усталость была приятной. Двор тюрьмы в Нюрнберге был небольшой. И зелени в нем мало, несмотря на это, там обитало одиннадцать особей певчих птиц. Интересно было наблюдать птенцов, их первые попытки самостоятельного полета.
Гуляет ли Гюнтер (зять Деница. – М.Н.) с маленьким Питером? Ничто так не запоминается ребенку, как ответы на его вопросы во время совместных прогулок с отцом.
Шесть фотокарточек, которые ты мне прислала, стоят у меня на столике. Посреди фотографии Клауса и Питера – наших любимых сыновей, незабвенных и храбрых мальчиков, которые всегда будут с нами, моя дорогая Инге.
По вечерам я читаю, в основном книги по истории, астрономии, биологии и какие-нибудь романы, но спать ложусь рано.
За меня не беспокойся. Ты же знаешь, что я всегда спокоен, и не надо больше об этом писать. Кстати, очень вовремя я получил от тебя мягкие и теплые подштанники.Мои чувства и мечты остаются прежними, как и в Нюрнберге. Моя жизнь не была комфортной и беспечной. Она всегда была подчинена постоянной необходимости исполнения долга и служебных обязанностей.
Поэтому сейчас мне особенно нравится спокойно читать философские мысли умудренных опытом людей.
Я с большим интересом прочитал биографию Вашингтона и вообще отдаю предпочтение такого рода книгам, а не романам, даже историческим, так как даже в исторических романах действительность в какой-то степени все же приукрашена. Правда представлена такой, какой хочет видеть ее автор. Меня же интересует объективная действительность.
Терпение.
Твой мальчик”.
Как и Гесс, Дениц многие письма писал с расчетом на предполагаемую публикацию своей биографии. И это он действительно сделал вскоре после освобождения из тюрьмы Шпандау. Значительный объем подготовительной работы был проделан для него друзьями, еще до выхода из тюрьмы.
Дениц пишет об этом в своем очередном письме жене:
“Моя дорогая Инге.
Что касается автобиографии, я должен еще раз напомнить, что недостаток такой работы состоит в том, что автор, рассказывая о себе, не может быть достаточно объективным. Любой человек невольно представляет себя таким, каким ему хотелось бы себя видеть. В большинстве случаев такая работа сводится к самооправданию или преувеличению своей значимости. Я убежден, что высшим идеалом любого человека является желание самоутвердиться.
Материальные блага, как цель жизни, в виде накопления богатства или погоня за созданием условий уютного и беззаботного существования, не смогут соблазнить меня.
Твой мальчик”.
Дом Деница после его ареста был разграблен, и в следующем письме он снова пишет об этом:
“Моя любимая Инге.
Я все еще иногда прихожу в ярость, вспоминая, что в Граберкате был разграблен наш дом. Жаль! Ведь украденные вещи собирались нами с такой любовью. Но не будем проливать слезы в связи с причиненным нам материальным ущербом.
В нашем саду здесь значительно прибавилось мышей. Они бегают даже по нашим ногам, привыкнув к тому, что мы их не трогаем. Совенок, обитатель сада, с удовольствием поедает их по ночам. Здесь живет также пара соколов. Я подкармливаю мышей люпином, подкладывая зерна у нор, и наблюдаю, как они их таскают в норы.
Сейчас выращиваю американские помидоры. Они крупнее, чем наши, и желтее по окраске.
Естественно, что в отсутствие нормальных развлечений, вспоминается все хорошее, что было раньше. Многое усвоенное в детстве, в том числе и песни, с возрастом становятся более понятными. Когда я вернусь, мы заведем собаку. Чем буду заниматься после освобождения, я пока не знаю.
Моя жизненная активность немного поубавилась, но характер остался прежним, хотя я и стал замечать, что начал забывать имена. Скажи об этом Эберхарду (бывший начальник оперативного отдела штаба подводных сил. – М.Н.). Он будет этому рад, так как моя прекрасная память всегда его пугала.
Твой мальчик”.
В очередном письме Дениц вспоминал своих погибших сыновей.
“Моя дорогая Инге.
20 марта мы вместе будем думать о нашем дорогом и отважном Питере. Это было тяжелое время на Биттерштрассе (дом Деница в Берлине. – М.Н.).
Питер пропал в море. В это время наш флот неожиданно понес ощутимые потери. Обстановка резко осложнилась, и ничто не предвещало ее улучшения.
Положение можно было бы как-то поправить, если бы были своевременно приняты мои предложения, а не тогда, когда уже было слишком поздно. Это была трагедия, и, к сожалению, она связана с моим именем.
Моя дорогая, среди личных вещей, оставшихся после гибели Клауса, были наручные часы, которые, несмотря на длительное время пребывания в воде, продолжали ходить. Может быть, ты сможешь их носить вместо украденных?
Здесь каждый день похож на другой. Я чувствую себя нормально, если не считать, что болит большой палец руки и немного беспокоит ревматизм.
У меня есть кое-какие планы на будущее. Сейчас я хотел бы послушать пение соловья в саду. За всю жизнь я не помню, чтобы когда-нибудь слушал его пение. Хотел бы также весной увидеть, как распускаются фиалки и подснежники.
Иногда за стеной тюрьмы я слышу лай собаки. Я мечтаю завести волкодава. Как приятно иметь собаку!
Вчера я наблюдал полнолуние. Это те единственные тонкие нити, которые связывают меня с внешним миром.
Признателен тем, кто внимателен и хорошо относится к тебе. Но тому, кто враждебен к тебе, независимо от наших отношений с ним в прошлом, я готов показать свой зад.
Твой мальчик”.
Карл Дениц, который должен был покинуть тюрьму первым, отбыв десятилетний срок, писал жене:
“Моя любимая.
Пожалуйста, пришли мне звездную карту неба, которую я смогу выверять по месяцам. Ветер разгоняет облака, идеальная погода для плавания.
Я пытаюсь учить наизусть целые отрывки из книг, чтобы тренировать память. Дни здесь катятся один за другим, как волны в Атлантике, только там эти дни прекраснее, шире, свободнее и величественнее.
Скоро мы опять будем вместе, и прошедшие годы нам будут казаться короткими, как вахта на море. Май для нас роковой месяц: в мае мы поженились и в мае потеряли обоих сыновей.
Мне хотелось бы снова вернуться на море, только не гостем и сторонним наблюдателем на палубе пассажирского лайнера, а несколько ниже, поближе к воде, или быть за рулем яхты, идя по своему выбранному маршруту.
Я смог бы снова повторить все сначала, но боюсь, что мой ревматизм скажет “нет”. Если я решусь совершить подобное, я должен отдавать себе отчет, что ставлю на карту свою жизнь. Сожалею, но не могу жить, как нормальный человек.
Сейчас я уже устал и ложусь спать.
Твой мальчик”.