Сорок монет

— Я давно знал, что из Нурмета не выйдет муллы, — подтвердил Кемине. — У него всегда руки тянулись к работе. Да и человек он честный. Еще когда я в последний раз был в Хиве, предупреждал его: «Будь осторожен, держи язык за зубами, не то сбросят тебя с минарета». Ну, а как он жив-здоров?

— Все такой же наш Нурмет, нисколько не постарел. И характер и привычки остались у него прежними. Хоть хлеба у него и мало, он не унывает: сочиняет стихи, рассказывает анекдоты, веселится. Я жил у него три дня. Он все вспоминал о тебе, говорил, что хочет показать тебе какие-то редкостные книги.

Услышав слово «книги», Кемине насторожился:

— Редкостные?

— Да, три толстые книги. Переплеты у них то ли из кожи, то ли из какого другого, очень прочного материала. Края обведены золотом. Когда Нурмет ложится спать, кладет эти книги себе под подушку. А когда уходит в мастерскую, прячет их так, чтобы никто не смог найти.

Рассказ Хайдара взволновал Кемине.

— Если он так дорожит ими, значит, книги эти особенные. В них заключена какая-то мудрость. Тебе не удалось узнать о них еще что-нибудь?

— Сам Нурмет ничего больше не говорил, а я не приставал к нему с расспросами. Но ясно, что книги эти не простые. Да, как-то, правда, он мне сказал: «Таких книг ты нигде не увидишь». И еще сказал, что купцы привезли их: одну — с севера, другую — из Индии, а третью — из Египта. Слух об этих книгах дошел до хивинского хана. Три дня на базаре глашатаи объявляли его приказ: «Кто принесет мне эти книги, тому я подарю один из ханских арыков и поставлю того во главе пятидесяти воинов. А кто тайно будет читать их сам, тому велю отрубить голову». Я сказал Нурмету: «Отнеси их хану, и птица счастья опустится на твою голову». А он ответил: «Отдать всего за один арык? Если он даже предложит мне все ханство, и то не соглашусь. Да и кто поверит обещаниям хана? Если я принесу ему книги, он скажет: «Сам дал слово, сам беру его обратно» — и моя отрубленная голова покатится, как тыква. «Я мечтаю, — сказал мне Нурмет, — о другом. Если смогу, переведу эти книги на наш язык, чтобы их могли читать все. И в Бухару пошлю. Пусть там читают». — «А ты не боишься, что хан об этом узнает?» — спросил я. Нурмет ответил: «Я долго думал. Если бы я не был готов умереть, не затевал бы этого. Сейчас я только начал их переводить. Две книги одолею сам. А ту, что привезли с севера, не смогу прочесть без помощника. Но у нас в Хиве много разных людей, — может быть, найдется человек, который знает этот язык…»

Кемине слушал внимательно, глаза его были полузакрыты. Он что-то обдумывал.

— Ты беспокоишься за Нурмета? — спросил Хайдар.

— Нет, я не боюсь за него, — ответил Кемине, подняв голову. — Нурмет легко не сдается. Он умный и смелый. Я думаю о другом.

— Если не секрет, поведай, о чем?

И Кемине поделился с другом своим замыслом:

— Твой рассказ зовет меня в Хиву. Я должен отправиться к Нурмету, чтобы посмотреть эти замечательные книги и помочь ему их перевести.

Сыновья Кемине молча слушали отца, но Курбан-багт-эдже не выдержала:

— Лучше бы вы не рассказывали ему об этом, Хайдар-ага.

— Почему? — повернулся Кемине к жене. — Правильно сделал, что рассказал. Очень приятная весть. Я благодарен за нее своему другу.

— Если благодарен, то поблагодари и сиди! Не поедешь!

— Не сердись, жена. Это мы обсудим вдвоем, — ласково улыбнулся Кемине. — Ты лучше не забывай заваривать крепкий зеленый чай…

Услышав, что к поэту приехал гость, соседи начали собираться в его кибитке. Пришли и дети, и юноши, и старики. В кибитке стало тесно. Снова, поставили котел на огонь, еще раз испекли лепешки.

Высокий плечистый старик из соседнего аула подошел к поэту и высказал общую просьбу:

— Мамедвели! Порадуй наши уши стихами. И гость послушает, и мы послушаем.

— Правильно говорит, — поддержал старика Хайдар.

Кемине не заставил долго себя упрашивать. Он протянул руку к дутару:

— Что вам прочесть? О мудрости жизни? Или начать с любовных?

Чернобровый худощавый юноша в продранном на локтях халате, обутый в чарыки из дубленой кожи, нахмурил густые брови, будто говоря: «Смотри на меня и пой!»

— Начни с «Нищеты», шахир-ага, — сказал он.

— Не надо об этом, — возразил другой юноша. — Разве тебе, Сапар, не надоела бедность?.. Шахир-ага, начни со стихов о красоте наших девушек — прочти «Измучает меня», потом «Акменгли».

Сверстники его одобрительно зашумели:

— Правильно он говорит!

— Меред знает, что заказать!..

Молчавший до сих пор юноша из племени эрсари вставил и свое слово:

— Не забудь «Эрсаринскую девушку», шахир-ага!

Заказы сыпались со всех сторон. Но сегодня поэту не хотелось читать свои стихи. Кемине уселся поудобнее и сказал:

— Лучше я прочту вам стихи нашего мудрого учителя Махтумкули. Слушайте. — И он, тихо ударив по шелковым струнам дутара, начал вдохновенно читать стихотворение «Гость»:

Ты черный волосок на камне черном видишь, Но взор притупится: такое зренье — гость. Ужель пришедшего к обеду ты обидишь? Ведь ищет не еды, а лишь общенья гость [6] .

Все притихли, стараясь не пропустить ни слова. Старик, приехавший из соседнего аула, беззвучно шевелил губами, мысленно повторяя стихи. Мужчины, сидевшие в кибитке, не подозревали, что за ее камышовыми стенами слушают Кемине их жены, дочери и сестры. В этот прохладный осенний вечер задушевный звук дутара и мягкий голос поэта, читающего стихи, радовали многих уставших за день людей.

6

Перевод Г. Шенгели.

Одна из женщин, толкнув слегка соседку, прошептала:

— Жена шахир-аги жалуется на бедность, а я согласна голодать, только бы иметь такого мужа. Его стихи заменяют хлеб…

Соседка не ответила, потому что Кемине начал читать новое стихотворение: «Дождя, дождя, мой султан!» В нем поэт молил о дожде для иссохшейся туркменской земли.

Уже в полночь, когда запели петухи, Кемине сказал:

— Махтумкули собрал богатый урожай с поля поэтических слов. Его стихи можно слушать бесконечно. — И прочел еще одно, последнее стихотворение — «Ты станешь», которое заканчивалось словами:

Не плачь, бедняк, ты станешь подобен льву.

— Да услышит тебя бог! — воскликнул старый Оразмухаммед. — Пусть никогда не узнаешь ты болезней! Ты доставил нам большую радость. В мое старое тело ты вдохнул силу и молодость! — Он посмотрел на юношей и продолжал: — «Хорошего — понемножку», — говорят старики. На сытый желудок хорошо слушать стихи. Но мы давно сидим и утомили хозяина. Да и у каждого из нас завтра тысячи дел. Даже мне, старику, наверное, до самой смерти не видать покоя. Из Хивы прибыл караван Карсак-бая. Он привез маш и джугару. Мать моих сыновей давно уж состарилась, и трудно ей работать, но и она соткала маленький коврик. Если я завтра не сменяю его на маш или джугару, в доме нечего будет есть.

Кемине заинтересовался:

— Оразмухаммед! Кто ведет караван Карсак-бая?

— Наверное, Эсен-мурт [7] , племянник кривого Акы, что живет на краю пустыни. Никому, кроме него, Карсак-бай не доверит свой товар.

— Но говорят, Эсен-мурт хотел жениться на младшей дочери Карсак-бая и это их поссорило, — сказал кто-то из гостей. — А может быть, люди говорят неправду?

— Э, кто их разберет, — махнул рукой Оразмухаммед и обратился к Кемине: — А ты что, хочешь присоединиться к каравану?

7

Мурт — усатый.