Сорок пять. Часть первая

– Милостивый государь, – вступился Эсташ, – это мой пасынок. Не обращаться бы вам с ним так, хотя бы из уважения ко мне.

– Так-то вы меня защищаете! – вскипел Милитор. – Хорошо же, я сумею защитить себя и сам!

– Детей в школу, в школу! – успокоил Эрнотон.

– «В школу»! – завопил Милитор, подступая к Карменжу с поднятыми кулаками. – Мне семнадцать лет, слышите ли вы, милостивый государь?

– А мне – двадцать пять, и сейчас я расправлюсь с вами по заслугам. – И, схватив за ворот и за пояс, он приподнял Милитора и выбросил, как какой-нибудь сверток, из окна нижнего этажа на улицу.

Лардиль кричала при этом так, что, казалось, рухнут стены дома.

– И знайте, – бесстрастно предупредил Эрнотон, – что я сотру в порошок отчимов, пасынков и прочих членов семьи, если мне еще будут надоедать.

– Клянусь честью, я нахожу, что этот господин прав, – поддержал его Мираду. – К чему было его раздражать?

– Трус, негодяй! Он позволяет бить своего сына! – Лардиль с криками потрясала распущенными волосами и наступала на Эсташа.

– Тише, тише, успокойся! Это послужит к исправлению его характера.

– Э, послушайте-ка! – произнес, входя в залу, офицер. – У вас тут выбрасывают за окно людей. Когда позволяют себе такие шутки, не мешает, черт возьми, по крайней мере, предварительно крикнуть прохожим: «Берегись!»

– Де Луаньяк! – воскликнули в один голос двадцать человек.

– Господин де Луаньяк! – повторили в один голос сорок пять гасконцев.

Произнося это имя, известное во всей Гаскони, все встали, и в зале воцарилась тишина.

IX Господин де Луаньяк

За господином де Луаньяком вошел Милитор, слегка помятый от падения и багровый от злости.

– Здравствуйте, господа! – приветствовал всех Луаньяк. – Вы порядком таки шумите, кажется? А-а! Видимо, господин Милитор опять проявил свой милый нрав и его нос пострадал от этого.

– Мне за это еще поплатится кое-кто, – проворчал Милитор, показывая кулак Эрнотону.

– Подавайте ужин, Фурнишон! – крикнул Луаньяк. – А вас, господа, прошу быть по возможности мирными соседями друг для друга. С этой минуты вы должны любить друг друга, как братья.

– Гм! – пробормотал Сент-Малин.

– Любовь к ближнему вообще встречается весьма редко, – заметил Шалабр, закрывая салфеткой свой темно-серый камзол, чтобы спасти его от всяких неприятных случайностей, связанных с разными соусами.

– А любить друг друга при такой близости трудно, – прибавил Эрнотон. – Правда, мы будем вместе недолго.

– Посмотрите пожалуйста! – воскликнул Пенкорне. – Он еще не забыл насмешек Сент-Малина.

– Надо мной смеются потому, что я без шляпы, а никто ничего не говорит господину Монкрабо, который собирается ужинать в кирасе времен императора Пертинакса, – от него он и ведет свое происхождение, вероятно.

Задетый за живое, Монкрабо гордо выпрямился.

– Господа, – голос его звучал фальцетом, – я ее снимаю… Пусть это примут к сведению те, кто предпочитает, чтобы я действовал наступательно, а не оборонительно. – С этими словами он подозвал своего толстого седовласого лакея и стал величественно расшнуровывать кирасу.

– Ну что ж, господа, – спокойно предложил Луаньяк, – сядем за стол.

– Избавьте меня от нее, пожалуйста. – Пертинакс передал лакею свои доспехи.

– А я? – шепнул ему тот. – Разве я не буду есть? Прикажи мне что-нибудь подать, Пертинакс, я умираю с голоду!

Это фамильярное обращение нисколько не удивило обладателя кирасы.

– Сделаю все, что возможно, – прошипел он. – Но для большей уверенности поразведайте об этом сами.

– Ну, уж это вовсе не утешительно! – сердито отозвался лакей.

– Разве у вас больше ничего не осталось? – спросил Пертинакс.

– Сам знаешь, мы проели наше последнее экю в Сансе.

– Черт возьми! Придумайте, что бы такое обратить в деньги?

Не успел он договорить, как с улицы донесся громкий крик:

– Вот торговец старым железом! Старое железо продавать!

Услыхав этот крик, госпожа Фурнишон бросилась к выходу, а супруг ее в это время торжественно ставил на стол первое блюдо ужина. Судя по восторженному приему, кухня хозяина была превосходной.

Фурнишон, как человек справедливый, не имея возможности отвечать на сыпавшиеся на него комплименты и желая, чтобы жена разделила с ним лавры, поискал ее глазами, но тщетно: она скрылась.

– Где же она? – спросил он одного поваренка, видя, что жена не является на его зов.

– На улице, – объяснил тот, – делает выгодный обмен: меняет ваше старое железо на новые деньги.

– Надеюсь, она не вздумает продавать мое оружие и кирасу? – воскликнул Фурнишон, бросаясь к дверям.

– Э нет, – успокоил его Луаньяк, – ведь покупка оружия запрещена указом короля.

– Все равно! – пробормотал Фурнишон и побежал к двери.

В эту минуту и вошла его жена с торжествующим выражением лица.

– Что случилось? Что с вами? Почему переполох? – обратилась она к мужу.

– Мне сказали, что вы продаете мое оружие.

– Ну так что же из этого?

– А то, что я не хочу, чтобы вы его продавали!

– Перестаньте, пожалуйста! На что оно вам? В мирное время две новые кастрюли куда полезнее старой кирасы.

– Однако торговля старым железом не должна быть выгодной со времени того королевского указа, о котором говорил господин де Луаньяк, – напомнил Шалабр.

– Напротив, – отвечала ему госпожа Фурнишон, – этот торговец давно уже соблазнял меня своими выгодными предложениями. Ну а сегодня я не устояла: случай представился, и я им воспользовалась. Десять экю – это деньги, сударь, а старая кираса, как ни верти, останется старой кирасой!

– Как! Неужели десять экю? – воскликнул Шалабр. – Так дорого! Однако, черт возьми! – И он призадумался. – Десять экю, – повторил Пертинакс, кидая красноречивый взгляд на своего лакея. – Слышите, господин Самуил?

Но господина Самуила уже не было.

– Однако, – заметил Луаньяк, – этот торговец рискует попасть на виселицу!

– О! Это такой славный, кроткий и сговорчивый человек, – вставила госпожа Фурнишон.

– И что же он делает с этим железом?

– Перепродает на вес.