Соседи по планете: Домашние животные
Шрифт:
Есть и еще один не очень понятный вопрос. Некоторые ученые считают, что одомашнивание лошади совпадает с началом кочевничества людей. А ведь кочевая жизнь не упрощает, а, напротив, усложняет процесс приручения. Но так или иначе, лошади начали одомашниваться в IV тысячелетии до нашей эры, и процесс этот продолжался, как считает Боголюбский, 5–6 веков. А затем лошадь «двинулась в путь».
Двинулась, конечно, вместе с людьми. Люди назывались индоевропейцами, или ариями. Они были ближайшими родственниками славян и германцев, греков и хеттов, романских народов и других. Долгое время
Конечно, индоевропейцы переселялись вместе с лошадьми. И, попадая в страны Востока, лошади сравнительно быстро начали занимать одно из ведущих мест среди животных этих стран. Однако тут есть некоторые не вполне проясненные моменты. Так, например, при раскопках на Иранском нагорье, где когда-то было государство Элам, найдены кости домашних лошадей, относящиеся, как определили ученые, к III тысячелетию до новой эры. В Месопотамии найдено изображение всадника, тоже относящееся к этому времени. Наконец, известно, что и хетты использовали лошадей за две тысячи лет до новой эры: найдена хеттская печать, относящаяся именно к этому времени, на которой изображена четверка лошадей, запряженных в повозку. А так как мы теперь знаем, что одомашнивание лошадей происходило в южной Руси (таково, по крайней мере, мнение большинства ученых), то надо полагать, что к хеттам лошадь попала уже одомашненная. И может быть, не во втором тысячелетии попала лошадь на Восток, а гораздо раньше?
На этот счет существуют два предположения. Первое: где-то в этих местах существовало локальное приручение диких лошадей, правда не принявшее столь массового характера, как в Евразии, и не внесшее сколько-нибудь значительный вклад в коневодство, но оставившее по себе память в виде костных остатков и изображений.
Второе: всадник, изображение которого найдено при раскопках в Месопотамии, — пришлый. Не случайно слово «лошадь» на языке шумеров — жителей Месопотамии — означало «осел из чужой страны». (Кстати, в Египте поначалу они тоже назывались ослами с гор или ослами с востока.) Но так или иначе, если лошадь и была в странах Востока до прихода индоевропейцев, то, видимо, была очень редкой. Об этом мы можем судить по дошедшей до нас стоимости лошадей: так, в городе-государстве Мари, находившемся на территории современной Сирии, лошадь стоила столько же, сколько шесть хороших рабов или поле в десять гектаров.
В Индии лошадь появилась вместе с ариями примерно во II тысячелетии до новой эры (во всяком случае, никаких сведений о существовании там лошадей до прихода ариев не имеется). Это же относится и к Египту, где она появилась примерно в то же время, что и в Индии, может быть, немного позже. По одним предположениям, лошади попали туда из Азии, по другим — были завезены племенами гиксосов, живших в долине Нила. Правда, есть сведения, что и до гиксосов египтяне имели лошадей, хотя и немного, видимо, они очень высоко ценились и принадлежали только весьма знатным людям. Кучера считались очень важными лицами, а при дворе ведали лошадьми принцы.
Но пока лошади «завоевывают мир», вернемся назад и попытаемся ответить на вопрос: кто были их прямые предки (или предок)? Без этого история лошади, даже такая краткая, какую мы здесь даем, будет неполной.
До недавнего времени предками лошади считали ее диких родичей — кулана, лошадь Пржевальского и тарпана. Раньше думали, что были и другие предки у домашних лошадей, но потом остановились на трех.
Кулан. А почему бы и нет? Он похож на лошадь во многом. Он красив — стройный, поджарый, мускулистый. Правда, несколько великовата голова, но это его не портит. И уж совсем не мешает мчаться по степям, пустыням, горным тропинкам. (Считают, что кулан — один из самых быстрых среди копытных: может развить скорость до 65 километров в час, а на короткие дистанции — более 70.)
Он неприхотлив: питается сухой травой летом и мерзлой, доставая ее из-под снега, зимой. Это, кстати, типичный признак лошади — даже научное название домашних лошадей — «кабо» — произошло от латинского слова «кабаллус», что значит «копаю».
Он смел. Если убегает, то
не от трусости — просто этот способ защиты для него надежный. Но если выхода нет — бесстрашно бросается на врага, пуская в ход зубы и очень крепкие копыта.Куланы легко уживаются с другими животными и друг с другом — на зиму собираются по нескольку десятков (а когда куланов было много, то, очевидно, собирались в большие стада). Летом бродят небольшими косяками — по 10–20 голов. В косяках порядок полный — вожак строго следит за дисциплиной, особенно следит за поведением молодняка: чтоб не особенно резвились, когда не следует, а главное, чтоб подростки не обижали малышей, которые в косяке находятся на особом, привилегированном, положении.
В поведении кулана есть многое, что заставляло ученых считать его прямым предком домашней лошади. (Кстати, это считал и А. Брем.) Однако есть и признаки, отрицающие это. В частности — строение черепа и то, что кулан трудно приручается. И наконец, потомство. От лошади и кулана жеребята появляются. Но эти помеси сами потомства не дают. Так что о выведении какой-то породы или разновидности не может быть и речи.
Кулан отпал. Остались лошадь Пржевальского и тарпан.
Лошадь Пржевальского (названная так в честь известного русского путешественника?. М. Пржевальского, впервые привезшего череп и шкуру этой лошади и подробно рассказавшего о ней) ближе к домашней лошади. Ряд ученых, в том числе и такие крупные, как С. Н. Боголюбский и В. Г. Гептнер, считали, что в происхождении домашних лошадей в той или иной степени участвовали и лошади Пржевальского. Основания для такого мнения имелись: среди предков домашней лошади выделяются два типа — легкий, тонкокостный и более крупный и тяжелый. Считалось, что ко второму типу и имеет отношение лошадь Пржевальского.
Однако советский ученый В. И. Громова — крупнейший знаток истории лошадей — на основании тщательных исследований доказала, что лошадь Пржевальского не имеет отношения к современным лошадям, хотя и является близкой родственницей. Впоследствии это мнение подтвердил и хромосомный анализ: у лошади Пржевальского оказалось 66 пар хромосом, а у домашней — 64.
Остался тарпан. Правда, современные зоологи склонны считать всех диких лошадей, живших в Евразии, представителями одного вида — «тарпаны», а лошадь Пржевальского — лишь азиатский вид того же тарпана. Но обычно все-таки, говоря о тарпанах, имеют в виду диких лошадей, живших в степях Южной и Западной Европы. Тех самых, против которых собирались большие отряды охотников и против поедания мяса которых восставала христианская церковь, тех самых, о которых писал Владимир Мономах в своем «Поучении детям». Водились они в Крыму и в Прибалтике, на Украине и в Поволжье, на Дону и в Приуралье. И всюду их не любили местные жители: тарпаны травили посевы и съедали заготовленное людьми на зиму сено для домашних животных, уводили с собой, отбивая от стада, домашних лошадей. Надо ли говорить, что тарпанов старались уничтожить всеми доступными средствами. Но даже и без этого «тарпан был обречен на гибель самим ходом экономического развития страны», — писал профессор В. Г. Гептнер. Заселялись пустующие земли, распахивались ковыльные степи, и тарпанам уже не оставалось жизненного пространства. Дольше всего тарпаны сохранились в степях Украины. Там они дожили до середины XIX века. Но в 1879 году (по странному совпадению — в том же году, когда была открыта лошадь Пржевальского) погиб последний вольный тарпан.
История «одноглазого тарпана», вошедшего в историю лошадей под таким именем, хорошо документирована, и мы имеем возможность достаточно полно проследить ход событий.
В начале прошлого века в южных степях Украины и в Крыму было еще много тарпанов. Но в 70-х годах они полностью исчезли. И вдруг стало известно, что на землях помещика Александра Дурилина в Рахмановской степи (к северу от Крыма) появился тарпан. Неизвестно, откуда он появился, неизвестно, где скрывался до сих пор и как жил в одиночку (и в одиночку ли?), но факт есть факт: одинокое дикое животное тянулось к своим домашним родичам. Сначала тарпан смотрел на домашних лошадей издали, не решаясь подойти, потом постепенно, если люди были далеко, начал приближаться и даже пасся вместе с табуном домашних лошадей. Однако едва человек приближался — убегал.