Соседи. История уничтожения еврейского местечка

Где зародилась идея этого начинания — исходила ли она от немцев (как можно судить по фразе «такой приказ отдали немцы» в сообщении Васерштайна), или это была инициатива снизу городских властей Едвабне, — установить невозможно. Впрочем, вряд ли это имеет большое значение, так как обе стороны легко пришли к взаимопониманию. «Я по совету своего брата Лауданьского Зыгмунта пошел служить в жандармерию г. Едвабне, — пишет девятнадцатилетний юноша Ежи Лауданьский, один из самых молодых и в то же время самых жестоких участников тех событий. — В 1941-м приехали на такси четыре или пять гестаповцев и начали в магистрате разговаривать, но о чем они там разговаривали, этого я не знаю. Спустя какое-то время Кароляк Мариан сказал нам, полякам, чтобы мы созвали польских граждан к городской администрации, а после того, как польское население собралось, приказал нам идти сгонять евреев на рынок, призывая их на работы, что мы и сделали, я тоже принимал в этом участие» [56] .

56

GK, SOL 123/665.

Из многих источников мы узнаем о визите группы гестаповцев в Едвабне, но в дате визита расхождение — трудно установить, был ли он в день погрома или раньше. «Перед началом этого массового убийства, — пишет Кароль Бардонь, — я видел перед магистратом в Едвабне нескольких гестаповцев, только не помню, было ли это в день массового убийства или накануне» [57] . О том, что городская администрация подписала «договор с гестапо» относительно сожжения евреев, упоминает в показаниях свидетель Хенрик Крыстовчук, хотя он повторяет то, что слышал «от людей» [58] . Но в данном случае мы не можем рассчитывать на большее, чем сведения из вторых рук, поскольку из членов совета города только Собута оставил показания, которые — как я уже писал — представляются малоправдоподобными. Впрочем, то, что мы не знаем точного предмета договора, не имеет большого значения. Какая-то договоренность между немцами и непосредственными организаторами едвабненского убийства, то есть городскими властями, должна была существовать. Вероятнее всего, как мы вскоре узнаем из замечания, брошенного рассерженным комендантом жандармского поста, она состояла в том, что немцы предоставили полякам полную свободу действий на восемь часов, чтобы те делали с евреями, что захотят [59] . В то же время существует принципиальный вопрос, на который мы хотели бы дать как можно более верный ответ, вопрос, касающийся роли немцев в этом массовом убийстве. Мы хотели бы знать, сколько их было в городке и что они делали?

57

GK, SWB 145/506.

58

«Сливецкий Эугениуш был в то время заместителем бургомистра и вместе с бургомистром подписал договор с гестапо, чтобы сжечь евреев, и именно он этот договор подписал… О том, что договор был подписан бургомистром и вице-бургомистром, я только слышал от людей» (GK, SWB 145/213). Мне хотелось бы еще в этом случае обратить внимание, что обстоятельства, связанные с событиями 10 июля 1941 года, были в Едвабне темой частых разговоров. В результате сведения об этих событиях у жителей города касаются не только фактов, непосредственными свидетелями которых они были. В показаниях часто повторяется формула «слышал от людей». «Вышеупомянутое убийство евреев в овине Шлешиньского жители города очень широко обсуждали и рассказывали, кто особо отличился в этом убийстве», — пишет, например, Хенрик Крыстовчук (GK, SWB 145/235). До сих пор можно без малейшего труда втянуть в разговор об этих событиях любого случайного посетителя бара в Едвабне. Как же случилось, что настолько распространенные сведения не нашли отражения в работах ученых, исследующих новейшую историю Польши?

59

Мы можем только раздумывать, полностью ли соответствует правде одна подробность о ходе этой сделки, приводимая в сообщениях Васерштайна и Грондовского с чужих слов, — а именно действительно ли на предложение немцев оставить в живых по крайней мере еврейских профессионалов-ремесленников Бронислав Шлешиньский (в овине которого большинство едвабненских евреев будет сожжено во второй половине дня 10 июля) запротестовал, говоря, что этого не нужно, поскольку среди поляков достаточно профессионалов. Виктор Нелавицкий, который убежал, прежде чем его вместе с толпой других евреев затолкнули в овин, впоследствии слышал такую версию: немцы уже рядом с овином предлагали пощадить какую-то небольшую часть евреев, так как нуждались в рабочей силе, на что им кто-то из руководивших акцией поляков заявил, что они поставят на работы сколько нужно своих.

В Едвабне существовал постоянный пост немецкой жандармерии из одиннадцати человек [60] . Мы можем также прийти к выводу — по многим источникам, — что кроме наличного состава поста в тот день (а возможно, накануне?) в город приехала «на такси» группа немцев, впрочем небольшая, в несколько человек. В одном сообщении, о котором вскоре пойдет речь, названа цифра «60 гестаповцев» и «много жандармов», которые будто бы были в то время в Едвабне.

В соответствии с показаниями Юзефа Жилюка, «это было так: я косил сено, и ко мне на луг пришел бургомистр г. Едвабне Кароляк и сказал, чтобы я шел сгонять всех евреев на рынок. И мы оба с ним пошли» [61] . В показаниях из дела Рамотовского, когда заходит речь о том, как получилось, что очередной подозреваемый караулил или сгонял евреев на рынок или в овин, появляются жандармы, а чаще «жандарм» в единственном числе. В достаточно типичном показании Чеслава Липиньского, например, говорится, что к нему пришли Юрек Лауданьский, Эугениуш Калиновский «и один немец» и он вместе с ними пошел сгонять евреев на рынок [62] ; за Феликсом Тарнацким пришли Кароляк и Василевский «вместе с гестаповцем и выпроводили [его] на рынок, чтобы он там сторожил евреев» [63] . Мичура, который в тот день выполнял какие-то столярные работы на посту жандармерии, в какой-то момент получил приказ от жандарма, «чтобы шел на рынок и караулил евреев», и это, скорее, исключительный случай, когда жандарм выступает в роли преследователя один, а не как лицо, сопровождающее кого-то из польских сотрудников магистрата [64] .

60

Эту цифру называет Бардонь, который работал в жандармерии. Так же оценивал численность поста Нелавицкий. (GK, SOL 123/505; беседа с Нелавицким, февраль 2000 года.)

61

GK, SOL 123/621.

62

GK, SOL 123/607.

63

GK, SOL 123/612.

64

GK, SOL 123/619.

Хозяевами ситуации в Едвабне, разумеется, были немцы. И только они могли принять решение об истреблении евреев [65] . Они могли в любую минуту предотвратить это преступление и даже остановить процесс уже развивающихся событий. И они не сделали этого. Если даже они предлагали оставить жизнь некоторым еврейским ремесленникам, то делали это без убеждения, раз в конце концов сожжены были все. Очевидно, следует приписать своеобразной иронии еврейской судьбы тот факт, что пост полиции в Едвабне оказался в тот день самым безопасным для евреев местом и несколько человек спаслись только потому, что оказались именно там. Но следует помнить, что если бы Едвабне не оказался занятым немцами, другими словами — если бы не было вторжения Гитлера в Польшу, то едвабненские евреи не были бы убиты собственными соседями. И это не избитая истина, ведь трагедия едвабненских евреев — только эпизод в войне не на жизнь, а на смерть, которую Гитлер объявил мировому еврейству. Следовательно, в высшем историко-метафизическом смысле ответственность за преступление следует возложить на него. Но непосредственное участие в нем немцев 10 июля 1941 года ограничилось, прежде всего, фотографированием и, как я уже упоминал, киносъемкой хода событий [66] .

65

Как сказал свидетель Дановский во время очной ставки с Юзефом Собутой, против которого велось дело в 1953 году: «В этой акции немцы тоже принимали участие, но только отдавая приказания, а скорее, выражая согласие на некоторые шаги в этой акции» (GK, SWB 145/265).

66

Абсурдные высказывания прокурора Монкевича о том, что массовое убийство в Едвабне было совершено 232 немецкими жандармами, которые приехали в город колонной грузовых машин, не заслуживают веры. Я полемизировал по этому поводу с Томашем Шаротой на страницах «Газеты Выборчей» (25–26.XI.2000).

КТО УБИВАЛ ЕВРЕЕВ?

Эдвард Шлешиньский: «У моего отца, Шлешиньского Бронислава, в овине было сожжено много евреев. Я собственными глазами этого не видел, так как в тот день был в пекарне, но знаю от людей, жителей Едвабне, что виновниками этого были поляки. Немцы принимали участие только в фотографировании» [67] . Болеслав Рамотовский: «Я подчеркиваю, что немцы в убийстве евреев участия не принимали, а стояли и фотографировали, как поляки измывались над евреями» [68] . Мечислав Гервад: «Евреи были убиты людьми польской национальности» [69] .

67

GK, SOL 123/685.

68

GK, SOL 123/727.

69

GK, SWB 145/218.

Юлия Соколовская в то время работала кухаркой на посту жандармерии — это она назвала цифру «60 гестаповцев», давая показания на процессе Рамотовского в мае 1949 года. На допросе как свидетель по тому же делу 11 января 1949 года Соколовская дала следующие показания: «В 1941 г., когда вошли войска немецкого оккупанта на польскую землю, спустя несколько дней жители г. Едвабне вместе с немцами приступили к убийству евреев, прож.[ивавших] в городе Едвабне, где было убито больше полутора тысяч лиц еврейской национальности. Подчеркиваю, что я не видела, чтобы немцы били евреев, а еще трех евреек немцы привели на пост жандармерии и приказали мне, чтобы этих евреек не убили, и я заперла их на замок, а ключ отдала тому немцу, который мне приказал запереть, и немец приказал накормить их, и я приготовила и отнесла. Когда все уже кончилось, все успокоилось, этих евреек выпустили, а эти еврейки жили в доме рядом с жандармерией, также вышеупомянутые еврейки приходили работать на пост жандармерии. Евреев немцы не били, а зверски издевались поляки над евреями, а немцы стояли сбоку и фотографировали, а потом показывали людям снимки, как поляки убивали евреев» [70] . Далее Соколовская называет пятнадцать фамилий, отдельных лиц или целых семей (отцов с сыновьями или братьев), принимавших активное участие в убийстве. Перечисляет, кто бил евреев палкой, а кто «резиной», и добавляет еще одну интересную деталь к роли немцев в этих событиях: «Я в то время была кухаркой в жандармерии и видела, как вышеупомянутый [Эугениуш Калиновский]обратился к ком.[енданту] жандармерии, чтобы выдать им оружие, поскольку они не хотят идти, кто не хотел идти, он того не сказал. Ком.[ендант] вскочил на ноги и сказал: оружия я вам не дам, делайте, что хотите; тогда вышеупомянутый повернулся и быстро побежал за город, туда, куда погнали этих евреев» [71] .

70

GK, SOL 123/630.

71

GK, SOL 123/631. To, что евреи спаслись на посту полиции, подтверждает также Бардонь (см. ниже), Нелавицкий (беседа, февраль 2000 года) и Курбан (Yedwabne, s. 107). Нелавицкий также подтверждает, что при убийстве не применялось огнестрельное оружие и что среди преследователей евреев не было видно людей в форме.

В контексте этой обстоятельной, подробной информации, сообщенной Соколовской во время следствия, ее поведение на суде четыре месяца спустя дает повод для раздумий. Обвиняемые, как я уже писал, на суде отказываются от своих показаний, объясняя, что их принуждали побоями во время следствия, а Соколовская, как и другие свидетели, не только весьма сдержанна в высказываниях, но с ее уст срывается поразительная фраза: «В критический день было 60 гестаповцев, потому что я для них готовила обед, а жандармов было очень много, потому что они приехали с разных постов» [72] . Впервые мы узнаем о таком многочисленном присутствии немцев в Едвабне, при этом от кухарки, которая готовила им обед, следовательно, должна знать точно.

72

GK, SOL 123/210.

До конца не понимаю, как объяснить причины изменений в поведении обвиняемых и Соколовской. В конце концов, обвиняемые в зале суда в мае 1949 года находились в когтях госбезопасности точно так же, как за четыре месяца до этого в тюрьме в Ломже. Разве что, имея семьи и знакомых поблизости, они могли оценить ситуацию и понять (поскольку их защищали одни и те же адвокаты), что своими показаниями обвиняют самих себя и друг друга, и у них было время на то, чтобы пустить в ход, скажем так, давление окружения. Не забудем, однако, что поле их маневра было довольно ограниченным, поскольку преступление, о котором идет речь, было совершено публично, обстоятельства были всем прекрасно известны, включая, разумеется, и офицеров-следователей, которым нелегко было врать прямо в глаза, существовал риск, что за это могут просто избить. Самое большее, можно было в показаниях постараться умалить свою роль, но сам факт нельзя было ни затушевать, ни каким-то образом основательно затемнить. Иначе легче всего было бы просто сказать, что это совершили немцы — как спустя годы выбили на памятнике, поставленном на месте овина Шлешиньского.

Во время немецкой оккупации в этих местах действовала сильная партизанская организация Национальных вооруженных сил, и многие не вышли из подполья сразу после войны. Жестокая гражданская квазивойна шла в Белостокском крае еще целые годы после установления так называемой народной власти. Едвабне, например, было на несколько часов «захвачено» еще 28 сентября 1948 года отрядом некоего Вяруса [73] . Нетрудно себе представить, что нежелательному свидетелю с низким социальным статусом (Соколовская была старой девой, что в небольшом городке или в деревне считается неподобающим) кто-то мог объяснить, что такие показания не способствуют разрешению трудной для многих жителей города проблемы.

73

Этот отряд «вошел в городок Едвабне. Городской пост Гражданской милиции был вынужден обороняться. В это время подчиненные Вяруса ограбили кооператив, городскую администрацию и почтовое отделение. Во время этой акции один из членов группы произнес краткую речь, призывая население к борьбе с властями» (Хенрик Майецки. Bialostoccina w pierwszych latach wladzy ludowej 1944–1948, PWN. Warszawa, 1977, s. 181).

После войны лесные отряды многократно совершали на этих территориях: казни евреев, коммунистов и других лиц, которые были признаны нежелательными. В уже цитированном труде Фрачека мы находим множество сведений на эту тему. В частности, в Едвабне партизаны застрелили 24 сентября 1945 года хозяйку магазина, Юлию Кароляк, и ее дочь Хелену [74] . Была ли это какая-то «разборка» или обыкновенный грабеж, сейчас сказать трудно, но жители городка прекрасно знали, что должны считаться не только с вооруженными органами народной власти. Как пишет Томаш Стшембош, «на этих территориях […] война, в сущности, длилась не пять или шесть лет (1939–1944, 1939–1945), а лет десять или даже тринадцать (1939–1949, 1939–1952), а в некоторых местах и для некоторых людей еще дольше». И далее: «Неподалеку от берегов Бебжи и городка Едвабне лежит деревня Езерко, в которой погиб в 1957 году последователь белостокской партизанской организации „Рыба“» [75] .

74

Цит. соч., с. 150–151, 187, 194, 254, 257, 385.

75

Tomasz Strzembosz, Uroczysko Kobielno, цит. соч., с. 5.

Но независимо от того, какое оказывали давление на Соколовскую (если вообще оказывали), ее свидетельство не осталось без ответа. 9 августа 1949 года Кароль Бардонь прислал из варшавской тюрьмы в Окружной суд в Ломже «дополнение» к кассационной жалобе, которую подал сразу после приговора. В «дополнении» было написано следующее: «Высокий Суд! Во время судебного разбирательства свидетель Соколовская Юлия, бывшая кухарка поста жандармерии в Едвабне, показала, что в день массового убийства евреев было 60 гестаповцев и столько же жандармов, а для гестаповцев она якобы должна была готовить обед. Вышесказанное расходится с правдой, так как в этот день, работая во дворе жандармерии, я не видел никаких гестаповцев или жандармов. Несколько раз выходя в мастерскую, которая находилась на территории земельного владения, и проходя через рынок, где собрали евреев, я также не заметил никаких гестаповцев или жандармов. Кроме того, готовить обед на 60 человек на обычной кухне — это абсурд.