Соседи
Шрифт:
— Ничего особенного, — сказал Славка. — Я знал, что ты сегодня должен приехать, вот решил подождать тебя.
Славка сильно загорел, даже как будто бы вырос за те двадцать дней, что они не виделись. Серые Славкины глаза глядели на Валерика серьезно и, как показалось Валерику, настороженно.
Но Валерик не успел ни о чем спросить, потому что Славка решил, что уже достаточно подготовил его и теперь можно говорить решительно все:
— Твою бабушку хиляк с матерью определили в инвалидный дом
— Куда? — переспросил Валерик. — В инвалидный дом?
— Да, — ответил
— Откуда ты знаешь? — спросил Валерик.
— Все знают. Хиляк тут же тетку выписал, она приехала из Свердловска, похожа на него, такая же страшная, и теперь живет вместе с твоими сестренками...
Валерик не дослушал его, бросился в дом. В столовой, большой, обставленной красивой мебелью комнате с портьерами на окнах, сидела за столом светловолосая костлявая женщина, удивительно схожая с хиляком. Узкие губы, впалые глаза, тощая шея в белом воротничке блузки.
«Тетка», — понял Валерик.
— Ты Валерик? — спросила тетка, глядя на Валерика своими впалыми глазами.
— Где мама? — не отвечая, спросил он.
— Они еще спят, — ответила тетка.
Валерик рванулся в коридор, и в этот самый момент из спальни вышел отчим. Землистое костлявое лицо его слегка пополнело, округлилось, впалые глаза вглядывались в Валерика, как бы не узнавая его.
— Мама дома? — не здороваясь, спросил Валерик.
— По-моему, не мешало бы пожелать доброго утра, — укоризненно промолвил отчим. Как бы в такт своим словам негромко прищелкнул пальцами. — Так что, доброе утро, слышишь?
— Слышу, — сказал Валерик. — Где мама?
Колбасюк не успел ответить, дверь спальни открылась, Валерик увидел маму. Она стояла перед зеркалом, причесывала свои темно-золотистые волосы. Увидела Валерика в зеркале, улыбнулась ему:
— Мальчик, привет, милый...
Он подбежал к ней, она обняла его, и он прижался щекой к ее горячей щеке, на миг ощутив на своем лице нежное прикосновение ее густых, вьющихся по плечам и по спине волос.
Откинув голову, она глянула на него из-под полуопущенных ресниц, потом перевела взгляд на мужа. Валерик поймал ее взгляд, мысленно поежился: почудилось, что мама боится обнять его, как бы ожидая от Колбасюка разрешения обнять и поцеловать родного сына.
А может быть, ему это все только почудилось?
Но нет, так оно и было на самом деле.
Колбасюк стал в дверях, сказал:
— Воспитания нам не хватает начисто. Можешь себе представить, почти два месяца не был дома, а приехал и даже не поздоровался!
— Неужели? — испуганно спросила мама, как подумалось Валерику, несколько излишне испуганно, словно бы не так уж это ее испугало, просто хотела показать мужу свое возмущение. — Как же так можно? Валерик, неужели ты не поздоровался?
— Я никогда не лгу, тебе это известно, — с достоинством произнес Колбасюк.
Мама вздохнула, снова повернулась к зеркалу, быстро заплела волосы в длинную тугую косу, обернула косу вокруг головы, обеими ладонями провела по голове, и этот жест, такой знакомый, принадлежащий только ей одной, болью отозвался в Валерике. Это была его мама, и все-таки она больше принадлежала Колбасюку, девочкам, рожденным
от Колбасюка, даже его тетке, а не ему...Почти спокойно он спросил:
— Это правда, что бабушку отправили в инвалидный дом?
Мама ничего не ответила, Колбасюк сказал:
— Да, это правда.
Мама сказала:
— Поверь, ей там хорошо. Ей лучше, чем здесь, у нас шумно, ей беспокойно.
— Она сильно одряхлела, — добавил Колбасюк. Глянул на часы. — Однако пора девочкам в ясли.
— Сейчас, сию минуту, — заторопилась мама. Бросила беглый взгляд на Колбасюка, спросила Валерика:
— Ты, наверно, кушать хочешь?
Он не ответил, повернулся, прошел в свою светелку. Хорошо хоть в светелке осталось все, как было: пыль густо осела на столе, на подоконнике, пол неметеный. И пускай, и не надо, и пусть сюда никто не заходит. Здесь он хозяин, и больше никто!
Он посмотрел на свой диванчик — деревянный топчан, покрытый клетчатой дерюжкой. Здесь спала бабушка. Топчан казался сиротливым, одна деревянная подставка, на которой он стоял, покосилась.
Валерик молча глядел на эту подставку.
Здесь спала бабушка, вот до сих пор еще видна крохотная вмятина посередине топчана от ее легкого тела, или ему это кажется?
А теперь она в инвалидном доме, среди чужих.
Инвалидный дом представлялся Валерику почему-то мрачным каменным казематом с маленькими окошками, кругом ни травы, ни единого деревца. Все голо, пустынно, угрюмо...
Валерик встал, вышел из светелки, закрыл за собой дверь и побежал к Славке, единственному другу, самому верному человеку на свете.
— Ты мне нужен, — сказал Валерик.
Славка выбежал, на ходу застегивая пуговицы рубашки.
Валерик спросил:
— У тебя есть деньги?
— Есть, — не задумываясь, ответил Славка. — Пять рублей тридцать две копейки.
— Мало, — сказал Валерик.
— Я попрошу у папы, сколько тебе надо?
— А зачем папе знать, что я прошу у тебя денег?
— А это что, секрет? — спросил Славка.
Валерик замялся:
— Ну, как тебе сказать... Не так, чтобы очень. В общем, хочу поехать к бабушке, в инвалидный дом...
— Дело, — одобрил Славка. — А ты знаешь, где он находится?
— Примерно где-то под Челябинском. Я после у мамы все выясню.
— Пять рублей на билет хватит, — сказал Славка.
— На билет и туда и обратно должно хватить, — согласился Валерик. — А я хочу еще что-нибудь бабушке купить и не хочу просить у мамы...
— И не надо, и не проси, — одобрительно промолвил Славка. — Что я, друга своего выручить не в силах, что ли?
Он ринулся домой и через несколько минут принес еще пятерку.
— Все. Больше у отца нет. Подожди до вечера, когда мать придет.
— Хватит, — сказал Валерик. — Обойдусь...
Дом для престарелых располагался неподалеку от озера Тургояк.
В вековых соснах притаился старинный, крепкой кладки дом с неширокими окнами. Под соснами стояли скамейки, на скамейках сидели люди. Еще издали Валерик определил, что это все сплошь старики и старухи. Иные ходили, опираясь на палки, другие вязали или читали, сидя на скамейках.