Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Почему? Ты и этих подстрели, раз уж такая меткая. До кучи.

Уселась за стол, обмозговывала проблему. От нечего делать я заварил кофе. Но попить не успел, зазвонил телефон. Это был Георгий Павлович. Я его сразу узнал, хотя раньше по телефону не слышал.

— Писатель, — сказал он дружелюбно, — а ведь ты себя приговорил.

— Понимаю.

— Но шанс у тебя есть. Полина меня слушать не будет, но ты передай. Времени у вас до вечера. Куда позвонить, она знает. Если надеется на Кемаря, пусть не надеется. Кемарь второй месяц в Канаде. Скажи, что она дура, прямо так и скажи, не бойся. Трубецкому она на хрен не нужна. Без этой штуки она вообще никому больше не нужна. Так и скажи. Если

до вечера не позвонит, ждите гостей. Ты все уловил?

— Да, конечно.

— Есть в тебе что-то приятное, писатель. Жалко будет убивать.

— Понимаю, — повторил я.

Полина уже разлила кофе по чашкам. Двигалась ловко, гибко, похоже, плечо не беспокоило.

— Велели передать, что ты дура, — сообщил я.

— Гоша нервничает?

— А он кто?

— Он из «Карата». Бывший юрист. Полное говно.

— А кто такой Карат?

— Это не кто, а что. Крупная фирма. Камушки, золотишко, теперь и наркотики. Но ты про это не думай.

— О чем же думать?.. Кстати, нам время дали до вечера. Вечером подошлют гостей.

— Через час уйдем. Допей кофе и собирайся. Самое необходимое бери. А можешь вообще ничего не брать. Все купим.

— А как же квартира?

— Квартиру не тронут. Они не сявки.

В том, как она себя держала, не было и намека на растерянность или апатию. Ставшая вдруг чуть надменной, с блистающими синими очами, с беглой улыбкой, соблазнительная до вздоха в своих шелковых брючатах, — кто бы заподозрил, что полчаса назад ухлопала живого человека из окна, как муху. Легкий хмель бродил во мне, и я не удержался, ущипнул ее за тугой бок.

— Это мне нравится, — сказала она серьезно. — Но это после.

Я начал собираться, ничего другого не оставалось. Покидал в большую спортивную сумку кое-что из одежды, туалетные принадлежности. Собрал документы, какие подвернулись под руку — вплоть до издательских договоров. У меня было такое чувство, что уезжаю в отпуск. Полина спросила:

— А этот Володя, он нам не поможет?

— Он выпивши.

— Какая разница, подбросит до ближайшей стоянки такси.

Она сделала еще два телефонных звонка, но я не прислушивался, с кем и о чем говорила. Какая теперь разница? Периодически подбегал к окну на кухне.

Убитый Цыпа все еще обретался в песочнице, а двое его коллег сидели рядом и курили. Но в какой-то момент они разом поднялись (вероятно, кто-то их позвал), подхватили Цыпу за плечи и за ноги и куда-то поволокли. У обоих были сосредоточенно-бодрые лица. Не удивлюсь, если бросят бедолагу возле мусорных баков.

— Звони, Миша! — Полина вместе со мной наблюдала поспешную транспортировку. Я не спросил, куда звонить: мы начинали понимать друг друга с полуслова. Володя, слава Богу, оказался уже дома и голос у него был не пьяный. Он обрадовался, когда я попросил подбросить нас до метро. Понятно почему: в наш разговор зудящим фоном вплеталось сразу несколько истерических высоких голосов, но я знал, что это всего лишь звуковой мираж — дети у Володи в школе, жена на работе, дома одна теща — престарелая Зинаида Петровна. Женщина, кстати, необыкновенная, и у Володи с ней нормальные, дружеские отношения, но ко многим ее талантам относилось и умение создавать — при определенном настрое — впечатление многолюдного бабьего бунта, доходящего по накалу страсти до уровня ритуального самосожжения, а подобных сцен Володя, будучи по характеру человеком задумчивым, склонным к медитации, не выносил. Хотя, надо добавить, чтобы не было превратного толкования, Зинаида Петровна никогда не опускалась до примитивных воплей типа: «Опять нажрался! Скотина!» — и устраивала домашние спектакли по приведению в чувство распоясавшегося бывшего гения на высоком интеллектуальном уровне.

— Машину поставь около ларька, —

передал я распоряжение Полины.

— Когда?

— Прямо сейчас.

Наш отходный маневр был незамысловат, как детские жмурки. На лифте поднялись на девятый этаж и проникли на чердак. Накладной замок Полина вскрыла то ли маникюрными ножничками, то ли неведомой мне суперотмычкой, умещающейся в ладони. Видимо, мне еще многое предстояло узнать о ее способностях. Наш дом располагался буквой «Г», и по чердаку, минуя груды строительного мусора, ни разу не поранясь, мы добрались до левого, укороченного крыла. Здесь, чтобы открыть дверь, пришлось потрудиться. Врезанный замок не поддался отмычке, а мои нелепые попытки высадить дверь плечом, привели нас обоих в уныние. Я уже решил, что придется возвращаться несолоно хлебавши, но Полина деловито бросила.

— Отойди, Миша!

Пистолет в ее маленькой ручке лежал так же уверенно, как в моей — карандаш. Тремя выстрелами она вышибла замок, и от каждого у меня лопался крошечный сосудик в мозгу.

Из подъезда выглянула, как мышка из норки.

— Порядок! Чисто! — и через минуту мы очутились в уютном салоне Володиного «жигуленка». Только тут я заметил, что в лице Полины не было ни кровинки. Я таких бледных женщин вообще никогда не видел, разве что Киру Михайловну, соседку с нижнего этажа, когда ее выносили в гробу.

— Что с тобой, Поля?

— Плечо! Ничего, уже прошло.

Володя вырулил к проспекту Микояна. В салоне, несмотря на открытые окна, стоял перегарный столб. Я поглядывал назад: погони не было. Полина прижалась ко мне, глаза прикрыты. Но даже сквозь веки я чувствовал их синий отчаянный огонь. Непостижимая женщина. Володя завел светскую беседу:

— Теща совсем охренела. Придется, видимо, усыплять. Знаешь, к чему придралась? Думаешь, к тому, что выпил? Как бы не так. Мусорное ведро утром не вынес. Изуверка старая. Вас куда везти?

— К метро, — сказал я неуверенно. Полина открыла глаза.

— Володя, вы не могли бы подбросить нас за город? Пятидесятый километр по Минскому шоссе.

— В Баковке у меня когда-то была пассия, — вспомнил Володя. — Переводчица из техотдела. Знойная женщина. Вышла замуж за американца. В Штатах сделала прекрасную карьеру. Стриптизерка на Брайтон-Бич.

— Переписываетесь? — спросил я.

— Отвезти можно, — сказал Володя. — Но с условием. Если менты тормознут, штраф платите вы.

Полина издала вкрадчивый смешок. За окружной ей полегчало, щеки порозовели. Неслись мимо бледно-серые подмосковные леса, обезлюдевшие деревни, талые поля… Под этот пейзаж кто только в России не помирал, но на меня скользящее под колеса матовое мокрое шоссе (как немцы-то постарались!), блеклое небо в темных проплешинах, сырой сквозняк в разгоряченный лоб — подействовали воскрешающе. Я уже не казался себе таким идиотом, как час назад. Ситуация, когда благонамеренный, в летах гражданин, распушив перья, дуриком устремляется за очаровательной, стреляющей во все, что попадется на глаза, бандиткой, представлялась скорее забавным анекдотцем, столь любезным сердцу замордованного «мерзостями жизни» русского обывателя. Даже если, судя по всему, разворачивался последний виток моей житейской беготни, было ли о чем горевать…

— По глоточку коньяка, — предложил я на десятом километре, — было бы совсем недурно.

Володя, будто только и ждал сигнала, юркнул к обочине, достал из-под сиденья ту самую, недопитую бутылку и напрудил нам с Полиной по плошке.

— Вы пейте, — сказал печально, — а мне нельзя. Я же за баранкой.

С этими словами сделал два добрых глотка прямо из горлышка.

Я чокнулся с Полиной:

— Пей, девушка. От плеча оттянет.

Улыбнулась одобрительно:

— А вы азартные ребята!

Поделиться с друзьями: