Состоятельная женщина. Книга 2

Неделю спустя Дэзи вернулась домой на Белгрэйв-сквер, где ее старая нянюшка уже все прекрасно подготовила для встречи нового обитателя дома. Ребенок сразу стал смыслом жизни Эммы, и хотя порой она узурпировала у Дэзи ее некоторые материнские обязанности, та не сердилась за это на мать. Она была счастлива видеть Эмму радостно улыбающейся и с энтузиазмом поддерживала мать в разговорах о будущем Полы. А ее будущее действительно начинало казаться безоблачным.

– Такое впечатление, что рождение Полы стало хорошим предзнаменованием, – сказала Эмма как-то утром, взмахивая газетой, которую она читала. – Союзники наконец-то прорвали фронт. Думаю, что война близится к концу.

Она оказалась права в своем предсказании. С приходом весны нового года вся Англия облегченно вздохнула. В марте Первая американская армия захватила мост у Ремагена и, переправившись через Рейн, обеспечила вторжение союзников в Германию. С 20 по 25 апреля русские заняли Берлин, а пятью днями позже Гитлер и Ева Браун покончили с собой. Третий Рейх, которому фюрер предвещал тысячелетнюю жизнь, потерпел сокрушительное поражение. 7 мая немцы подписали в Реймсе, во Франции, пакт о безоговорочной капитуляции.

8 мая, которое в Британии стали потом отмечать как День Победы, Эмма была в Лидсе. Вечером она обедала с Уинстоном и Шарлоттой, и они выпили две бутылки шампанского в честь праздника. Но при виде бесчисленных флагов свисавших из окон и развевавшихся на всех флагштоках Лидса, общего веселья, царившего на его улицах, Эмма испытала не ликование, а чувство громадного облегчения. Впервые за шесть лет она смогла перевести дух. Ее сыновья были целы и невредимы так же, как и зятья и сыновья ее брата и ближайших, дорогих друзей – Блэки О'Нила и Дэвида Каллински. В их семьях не было потерь, и Эмма горячо благодарила Бога за это.

Постепенно все они стали возвращаться домой.

– Я забежал на минутку, чтобы поздравить тебя, Эмма, – сказал Блэки О'Нил, врываясь в ее гостиную в „Пеннистоун-ройял", – Уинстон говорит, что твоя „Йоркшир консолидейтид ньюспейпер компани" взяла под свой контроль „Йоркшир морнинг газетт". Итак, ты одержала окончательную победу!

Эмма улыбнулась ему.

– Да, я победила. Но ты же всегда был уверен в моей победе, не так ли?

– Конечно, – ответил Блэки и, коротко взглянув на Эмму, поинтересовался: – Как тебе это удалось? Я просто сгораю от любопытства.

– Главное – настойчивость, да и противник оказался слабым.

Эмма сложила руки на коленях, обтянутых юбкой, и взглянув на изумруд Макгиллов, сиявший у нее на пальце, оживленно принялась рассказывать.

– Мои газеты оказались самыми удачливыми в Йоркшире и постепенно захватили всех бывших читателей „Газет”. После окончания войны ее доходы отчаянно падали. Говоря честно, я совершенно сознательно разорила „Газет” и сделала это безо всяких угрызений совести. Эдвин Фарли оказался плохим бизнесменом. Ему следовало бы ограничить свои занятия правом, – сухо рассмеялась Эмма. – И он допустил несколько фатальных ошибок, из которых не последнюю роль сыграла продажа им большого числа своих акций два года назад. Тем самым он подорвал свои позиции и уже не мог долго удерживать их с прежней силой.

– Но он оставался председателем правления? – перебил ее Блэки.

– Да, это так, но его ошибка в том, что он вовремя не заметил неустойчивости своего положения. Он также недооценил возможностей других держателей акций, как новых, так и старых. Он просто не учел, что их лояльность быстро исчерпывается по мере падения доходов. Члены правления были озабочены неуклонным ухудшением финансового положения газеты и, когда „Харт Энтерпрайзис” предложила выкупить у них акции, они согласились продать их все, до последнего человека. Я много лет скупала акции газеты, а с новым приобретением в моих руках оказался контрольный пакет. Те держатели акций, которые не продали их мне раньше, поддержали меня, когда я предложила сменить руководство компании. Все оказалось просто: Эдвина Фарли забаллотировали на последнем заседании правления, и он потерял место председателя. „Харт Энтерпрайзис” предложила ему продать оставшиеся у него акции, и, к моему удивлению, он согласился.

– Неожиданный подарок для тебя, а, Эмма? – заметил Блэки. – Но я удивлен, что ты не присутствовала на том заседании правления, чтобы своими глазами увидеть унижение Эдвина. Уинстон мне сказал, что он представлял твои интересы.

Выражение лица Эммы резко изменилось, ее глаза холодно блеснули.

– Сорок пять лет тому назад я сказала Эдвину Фарли, что до конца моих дней не взгляну на него, и я сдержала слово. Неужели ты мог подумать, что я захочу нарушить обещание теперь?

Блэки пожал плечами.

– Думаю, что нет, – тихо ответил он. – А что рассказал Уинстон о том, как Эдвин отреагировал на то, что именно тебе он обязан утратой влияния в „Газет”.

Эмма кивнула.

– Внешне он остался невозмутимым. Ты же знаешь, все адвокаты – хорошие актеры. Потом он произнес: „Я знаю”. Но Уинстон мне рассказал, что Эдвин как-то странно взглянул ему в лицо, и он не смог истолковать этот взгляд.

Эмма помолчала, пристально глядя на Блэки.

– Уинстону показалось, что Эдвин выглядел обрадованным. Это странно, не правда ли? Что ты скажешь по этому поводу?

– Да, действительно. Трудно себе представить, чтобы Эдвина радовало то, что ты отобрала у него газету.

Он озадаченно покачал головой.

– Этой газетой владели три поколения его рода.

– Бог его знает, – промолвила Эмма, – это остается для меня загадкой. Я сказала Уинстону, что вероятнее всего Эдвин просто испытал облегчение.

Она иронично рассмеялась.

– Ты можешь сказать, что я просто сняла груз с плеч Эдвина.

– Наверно, крошка, – сказал Блэки и с непроницаемым лицом принялся раскуривать сигару. „Может быть, она права, и Эдвин Фарли действительно испытал облегчение, но вовсе не по той причине, как ей кажется”, – подумал он.

Эмма поднялась с места.

– Я должна пойти взглянуть на Полу. Сейчас ей пора кушать свой ленч. Я на минутку, извини меня, Блэки.

Блэки кивнул головой и вышел вслед за ней на веранду.

Прищурившись от яркого августовского солнца, он следил глазами за Эммой, торопливо идущей по саду. Она остановилась у клумбы с лилиями в глубине сада и склонилась к Поле, игравшей на лужайке. Эмма осталась такой же стройной, как прежде, и сейчас, издалека, в своем легком летнем костюме и с пышными волосами, выкрашенными в рыжевато-золотистый цвет, какой был у нее в юности, она показалась ему той юной девушкой, которую он встретил на вересковой пустоши много лет назад. Неожиданно все эти десятилетия куда-то растворились, и он ясно увидел маленькую служаночку из Фарли-Холл. Блэки улыбнулся. Прошло уже почти полвека, и как много они вместили в себя того, о чем он не мог даже мечтать. Какая необыкновенная жизнь ими прожита! И Эмма осталась в этой жизни такой же неукротимой, как прежде. Блэки моргнул и прикрыл глаза ладонью. Он видел, как Эмма ласково погладила внучку по голове, а потом выпрямилась и быстрым шагом направилась назад к веранде.

Блэки с обожанием посмотрел на нее.

– Ты самая обязательная бабушка из всех, что мне приходилось видеть, – усмехнулся он. – А крошка – ну просто вылитая твоя копия.

– Думаю, что мы представляем собой странную пару: старая женщина и пятилетняя девочка, но мы прекрасно понимаем друг друга.

Эмма обернулась, чтобы посмотреть на внучку. Ее лицо сразу смягчилось.

– Все мои мечты, ожидания, надежды сконцентрировались на ней, Блэки. Она – мое будущее.

VI ЧАСТЬ ДОЛИНА 1968

Но продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути.

Я один, все тонет в фарисействе.

Жить прожить – не поле перейти.

Борис Пастернак. Доктор Живаго