Сотник
Шрифт:
Минуты не прошло, как ханский юрт загорелся, окутавший густым белым дымом.
Андрей подхватил воткнутый у его входа бунчук ханский. И повел своих людей обратно – к броду…
Казаки тем временем выполняли свою задачу.
Ведомые Вишневецким, они также, шагом сблизились с лагерем и вошли в него. Будучи снаряженные в татарское «железо», они были неотличимы от местных в еще большей степени. Посему до фальконетов они добрались без всяких приключений.
Шуганули, спящую тут же прислугу. И, «зацепив» несколько орудий, дали «ходу» в сторону брода. Сразу по несколько коней в одной запряжке, которые тут же находились, как и кони.
Стрельцы
– Карась! Карась! – орали казаки, подлетая к броду и с брызгами в него влетая.
– Карась! – орали сотенные помещики, поджимавшие их сзади.
И было с чего.
К тому времени, как они вернулись к броду, ханский лагерь уже напоминал растревоженный улей. Пылающий ханский юрт был виден отовсюду изрядно усиливая панику. Как и крики: «Урусы! Урусы! Урусы!»
Одни только янычаре относительно организованно отреагировали. И бросились к броду с оружием в руках, догадавшись, откуда исходить угроза. Вот их-то и Андрей, и казаки и испугались. Там было больше тысячи стрелков-аркебузиров, которые могли наделать дел, если вовремя не укрыться.
И лишь когда последний помещик, проскочил в проем завала, а кошевые бросились его заваливать, сотник успокоился. Спрыгнул с коня. И бросился к наблюдательному посту.
Янычаре встали довольно далеко от брода – на самом сухом и почетном месте. После ханской ставки, разумеется. Но из-за этого бежать им пришлось прилично. Что позволило все задуманное провернуть. Если бы они разместились где-то ближе или по ходу следования, Андрей бы не решился нападать. Даже беспорядочный огонь такого количества аркебузиров – смертельно опасная штука.
И вот, наконец, они достигли брода.
– Первый! Товсь! – рявкнул Андрей. И стоявшие на подножке первого бруствера первой стрелковой позиции стрельцы приложились.
Янычаре затормозили, повинуясь крикам командиров. Видимо их командиры узнали команды. Прямо у воды и затормозили. Замерли на несколько секунд.
А потом начали готовиться к стрельбе.
– Пали! – заметив это скомандовал Андрей.
И первая сотня дала залп. Далековато, но сойдет.
– Второй! Товсь! Пали! – и вторая сотня, со второго бруствера, дала залп в силуэт толпы янычар, который был различим на фоне огней ханского лагеря.
Те, несмотря на потери, ответили. Довольно массово. Устроив целую трескотню выстрелов. Только вот пули все эти летели либо в бруствер, либо еще куда-то. Но уж точно не в стрельцов. А когда янычары на время «замолчали», сотник скомандовал:
– Третий! Товсь! Пали! – и третья сотня с первого бруствера первой стрелковой позиции ударила залпом в янычар. Андрей поставил по две сотни за каждым бруствером первой позиции. Чтобы компенсировать недостаток скорострельности.
– Четвертый! Товсь! Пали! – чуть погодя крикнул Андрей, увидев, что стрельцы первой сотни положили свои пищали на плечо – признак заряженности.
Грянул залп.
– Первый! Товсь! Пали!
И после него янычары развернулись да дали деру.
Почему так? Бог весь. Возможно на них так повлияла ситуация в целом. Моральный дух ведь не безграничный…
Часть 3. Дерзость и эпатаж
– Сокол ты, Орлов, сокол!
– Разрешите доложить: я не Орлов, я Соколов!
–
Ну да!– Так точно!
– Ну, тогда… орёл ты, Соколов, орёл!
Глава 1
1555 год, 27 июня, на реке Гоголь, к северу-северо-востоку от разоренного острога
– Разбирайте завал! – крикнул князь Вишневецкий, как только янычары откатились. – Пора уходить!
– Не спеши! – крикнул Андрей.
– Почему?
– Колосс. Он уже рушится.
– Вздор!
– Татары уходят из лагеря.
– Не верю!
– Так поднимайся сюда и посмотри сам!
Дмитрий замер в нерешительности. Андрей же продолжил.
– Во все времена проигравшим считали того, кто отступал с поля боя. Не нужно отходить быстрее татар. Не нужно красть у самих себя победу. Ведь побороть горсткой воинов многотысячную армию – это ли не слава? Это ли не честь?
– А если они не уйдут?
– То я бы все равно не советовал выходить сейчас в поле. Вон в то поле. – махнул Андрей рукой в ту сторону, куда они собрались отступать.
– Почему?
– Потому что я бы на месте хана отправил в обход тысячу или даже более всадников. Чтобы они напали на нас в поле. Или ты думаешь, чего он ждал? Предпринял две жалкие попытки нападения и позволил убежать?
Вишневецкий нахмурился.
– Я мню, что там, – махнул рукой Андрей, – нас ждут в засаде воины Степи. Много. И мы вряд ли в чистом поле с ними совладаем.
– Почему ты раньше этого не сказал?
– Потому что я только это сам понял. Чуйка меня терзала. Дескать, не ходи. А почему? Понять не мог. Теперь осенило.
Многие из тех, что слышали слова сотника, вполне истово перекрестились. Ибо поступок это был вполне разумный и ожидаемый от татар. Посему они могли погибнуть по глупости и неосторожности всем скопом.
Князь же забрался к Андрею на наблюдательный пункт и став рядом, начал осматривать лагерь. Татары действительно уходили. Беспорядочно. На самом деле с первого взгляда этого процесса и не заметить. Требовалось присматриваться из-за высокого градуса хаоса и бардака.
Войско уходило.
Больше всего во всей этой истории Андрея волновали и тревожили янычары. С самого начала. Так как там, в XXI веке, когда он готовился, сталкивался с достаточно противоречивыми сведениями о них. Очень сильно противоречивыми, вплоть до взаимного исключения. Слишком уж они были окутаны мифами и легендами. Почти как самураи. Однако чуда не произошло. И они уходили. Тоже уходили. Вон – собирались, чтобы отчалить. Причем делали это в темпе…
Что вообще о них нужно знать?
То, что они, по сути, исламский аналог западноевропейского военно-духовного ордена. С ОЧЕНЬ большими странностями. Из-за чего аналогом они были весьма условным.
В Османской Империи имел место девширме – этакий налог кровью с немусульманского населения. То есть, христиане отдавали часть своих молодых мальчиков в рабство султану. Из них, как и из прочих молодых рабов в собственности султана, и набирали корпус kapikullari, выходцы из которого в XV–XVI веках занимали большинство чиновничьих постов в державе. Янычары же, насчитывающие в районе 1550-х годов всего 10–12 тысяч человек, были всего лишь отдельным военным направлением этого корпуса.