Сотник

По тем временам просто чудовищная сумма!

Вполне типичный залог за князя-боярина, который подозревался в желании отъехать на литовскую службу, состоял из порядка десяти тысяч рублей. А тут – сорок две тысячи! Но церковь со времен Иоанна III отчаянно стяжала богатства и, среди прочего, контролировала большую часть солевого бизнеса. Почти всю. Поэтом могла, не сильно напрягаясь, достать и намного больше денег.

Одна из причин очень крепкого союза иосифлян-стяжателей с Царем заключалось как раз в том, что у них были деньги. Много денег. Больше чем у Государя.

Ведь тот пополнял свою казну, взыскивая подати да мыто, преимущественно натуральными товарами. Плюс получал долю в формате кормления от тех или иных городов, а также сел, которыми владел. Опять же, больше товарами, чем деньгами. Церковь же в эти годы являлась крупнейшей корпорацией Руси с серьезным и весьма доходным бизнесом разного плана. Из-за чего денег у них имелось заметно больше, чем у Государя. Да и те же новгородские купцы в складчину столько бы не положили. Посему сорок две тысячи были для нее хоть и большой суммой, но вполне подъемной. Она и вдвое больше могла бы дать. И втрое. Причем не надрываясь.

Эти деньги делились просто.

21 тысячу 744 рубля Андрей отложил «поставщикам». Ну тем самым, мифическим, которые существуют только на словах. Так что формально – это не ему, но фактически…

Весомая сумма. Как в прямом, так и в переносном смысле. Ибо рубль счетный имел в себе 68 грамм достаточно чистого серебра. То есть, считай полторы тонны серебра выходило.

От оставшиеся части, которую решили считать прибылью, Государю уже передали 6 тысяч 788 рублей, чему тот был безмерно рад. Наличкой! Для него этот платеж оказался просто усладой для души.

Церковь, после передачи пожертвования в пользу полка, получила в лице отца Афанасия, 1 тысячу 934 рубля. Причем эти он деньги получал лично, также лично неся ответственность за сотрудничество с Андреем. Из-за чего наверх он мог ничего и не отсылать, пустив на развитие и укрепление веры на местах. В частности, по совету Андрея – на строительство каменной церкви.

Сам Андрей в рамках доли от прибыли получил всего 967 рублей. Официально. Что само по себе даже для сотника – круто. Суммарно же, с деньгами «поставщикам» выходило 22 тысячи 711 рублей… И эти 967 рублей просто терялись на фоне общей массы.

Остальные купцы-компаньоны получали совокупно 10 тысяч. На всех. Что тоже было ОЧЕНЬ классно. Особенно учитывая их затраты и вложения.

На полк же от купцов, Андрея и отца Афанасия шло 678 рублей. Тоже немало. Деньги эти должны были храниться в храме и использоваться по единогласному решению старшин на нужды рядовых воинов полка. И только рядовых. Ну или какие-то иные подобные вещи.

Сахар ушел намного дешевле. Всего лишь в четверть веса золотом. Что дало всего сто десять рублей. Сумма очень немалая, но на фоне цены, вырученной с краски – ничто. От чего прирост она дала к долям совершенно незначительный. В пределах погрешностей.

Еще меньше прибыли принесло светильное масло. Но прибыль с него через взаимозачет Андрей давно потратил на поставки продовольствия да фуража в поместье. Так что о том он и не думал.

Считать все эти деньги было сложно, долго и мучительно. Да и, по большому счету, невозможно. Ибо мелкие чешуйки крайне малопригодны были для этих целей.

Понятное дело, что в 1535 году мама Царя Елена Глинская провела реформу, упорядочив денежный оборот на Руси. И эта реформа была великим делом, ибо бардак до того стоял чудовищный. Но ни Елена, ни ее советники ничего не смыслили ни в торговле, ни в экономике по вполне понятным причинам. Поэтому и порядок наводили без шибкого понимания.

Получилось все так, как получилось. Словно в той присказке из советской экранизации приключений д’Артаньяна: «для Атоса это слишком много, а для графа де ля Фер – слишком мало». Потому как ценность даже полушки для розничной торговли была чрезмерной. В то время как для оптовой торговли копейка никуда не годилась, имея слишком малую ценность.

Вот и сейчас они даже не пытались считать монетки. Это сущее безумие могло растянуться на долгие дни. Ведь в сорока тысяча рублей насчитывалось четыре миллиона копеек. А там были не только копейки. Денег и полушек также хватало. Поэтому они взвешивали их на весах. Не деля, а проверяя за Агафоном заранее все посчитанное и поделенное. Да не полушка в полушку, а плюс-минус ведерко.

Купец-то, понятное дело, все вдумчиво и со всем радением пересчитал. Особенно долю Царя. И оснований ему не доверять не имелось. Однако и Андрей, и отец Афанасий решили все проверить. Хотя бы «на выпуклый глаз».

Посчитали.

Поговорили, обсуждая детали.

Доставка таких денег – дело непростое. Поэтому Андрей решил пока свою долю оставить на подворье у Агафона. Тем более, что тот нанял себе крепкую охрану из двух десятков бойцов.

Вышли.

Два часа минуло.

Потерев лицо Андрей отогнал дурные мысли о создании банка. Светить пока деньгами, полученными для «поставщиков» как своими он не желал. Да и вообще думал сделать еще две-три поставки и перейти на другие источники заработка. Пока во всяком случае. Чтобы это «первоначальное накопление капитала» не всплыло.

Псковские купцы терпеливо ждали, степенно вкушая холодный квасок с ледника и беседуя. Однако выход всей честной компании заметили и тут же отреагировали. Видно притомились в ожидании.

Андрей посмотрел на них и мысленно поморщился.

Связываться с ними не хотелось. Ведь они были конкурентами гостей торговых из Новгорода, с которыми парень уже вел дела. Это, с одной стороны. А с другой торговые возможности Новгорода к 1554 году были в немалой степени ослаблены. Дело в том, что в 1494 году закрывался Новгородский двор Ганзы. Его, конечно, открыли вновь в 1514, но торговые связи оказались уже порушены. Более того, они перешли в Псков, который на этой вражде немало расцвел, поднялся и укрепился.

Через Нарву оживилась торговлишка. В целом – слабая. Потому что из Пскова много товаров то не вывезти. К нему самому их везти неудобно. Однако на безрыбье и рак за мандарин сойдет. Поэтому, Псков к 1554 году был главной площадкой для торговли не только с Ганзой, но и Ливонией, а вместе с тем и шведы стали в него чащей захаживать, ибо невские и волховские пороги здесь не наблюдались. Что, как несложно догадаться, вызывало изрядное раздражение в Новгороде.

Та еще задачка.

Поэтому Андрей еще раз потер лицо, сгоняя с него усталость, направился к ним за стол.

– Ну что, други, давайте поговорим? Что вы желаете?

– Торг с тобой везти.

– Светильным маслом?

– Краской.

– Так ее ныне церковь всю скупает.

– Скупала, – усмехнулся Ефрем. – Ты разве не знаешь, что на Москве творится?

– А что там творится?

– Волнения. Сильные волнения. Митрополита нынешнего пытаются сковырнуть. И, судя по всему, смогут.

– И что это меняет?

– Сильвестр, который протопоп, и его сторонники подняли дела старинные. Еще восходящие к тем годам, когда, когда правил дед нашего Царя. Слышал ли о ереси жидовствующих?