Сотрудник агентства "Континенталь"

Насколько я смог выяснить, ничего подозрительного по соседству никто не замечал раньше. Единственные люди в округе, у кого есть что-то против старика, это Димзесы – Ексон одержал над ними верх в суде пару лет назад – но все они, и родители и оба сына, были дома, когда был сделан выстрел.

– Как долго Эксон живет здесь?

– Четыре-пять лет, думаю.

– То есть ничего, над чем можно работать?

– Мне ничего не известно.

– Что вы знаете о семье Эксона? – спросил я.

Шэнд глубоко задумавшись поскреб голову и нахмурился.

– Я думаю, это связано с Иларией Гэллоуэем, – медленно произнес он. – Я думал об этом. Гэллоуэи появились здесь спустя несколько лет после того, как ее отец купил это место, и Илария, кажется, проводит большинство своих вечеров в задней комнате у Эди, обучая мальчишек игре в покер. Я слышал, он склонен обучить их многому. Сам я этого непосредственно не знаю. Эди следит, чтоб игра шла по тихому, так что я позволяю им быть одним. И, естественно, я никогда туда не лезу без повода.

За исключением того, что он охотник до карт, и довольно большой любитель выпить, и часто посещает город, где он, как предполагают, содержит девочку, я больше ничего существенного о Иларии не знаю. Но не секрет, что он со стариком не ладит. И еще, комната Иларии расположена через зал от комнаты Эксона, и их окна выходят на крышу веранды совсем рядом. Но я не знаю...

Шэнд подтвердил мне то, что Гэллоуэй рассказал о пуле тридцать восьмого калибра, о том, что в доме не держат оружие такого калибра, и об отсутствии каких-либо причин для подозрений работников и слуг.

Я потратил еще несколько часов на разговоры с кем-угодно, кого мне удалось найти и разговорить в Ноунберге, и я не узнал ничего, что стоило бы записать на бумагу. Затем я взял машину и водителя в гараже, и был доставлен к дому Экстона.

Гэллоуэй еще не вернулся из города.Его жена и Барбара Кейвуд как раз собирались сесть за легкий ужин перед тем, как идти спать, и я присоединился к ним. Эксон, как сказала медсестра, спал, вечер он провел тихо. Мы немного поболтали – примерно до половины первого ночи – а потом разошлись по нашим комнатам.

Моя комната располагалась рядом с комнатой медсестры, на той стороне зала, что делил второй этаж пополам. Я сел и написал свой отчет за день, выкурил сигару, а затем, дом к этому времени затих, сунул пушку и фонарик в карман и, спустившись по лестнице, вышел с черного хода.

Луна только взошла, неясно освещая усадьбу. Дом, служебные постройки купы кустарников отбрасывали глубокие тени. Используя эти тени насколько возможно, я обследовал окрестности дома, и нашел, что все в порядке.

Отсутствие каких либо улик, напротив, показывало, что выстрел прошлой ночью был сделан – или случайно, или от испуга, когда Эксон невольно шевельнулся во сне – грабителем, который проник в комнату больного через окно. Если это было так, то не было ни малейшего шанса, что сегодняшней ночью что-то произойдет. Но я все равно был обеспокоен и чувствовал себя не в своей тарелке.

Родстера Гэллоуэя в гараже не было. Он не возвращался из Ноунберга. Под окном дома для работников я задержался, пока храп в трех разных тональностях не сказал мне, что все они спокойно спят в своих постелях.

Пошпионив вокруг дома около часа, я вернулся. Светящийся циферблат моих часов показывал 2:35, когда я остановился у комнаты повара-китайца и послушал его мерное дыхание. Поднявшись по лестнице, я задержался у двери Фиггсов, пока мое ухо не сообщило мне, что они спят. У комнаты миссис Гэллоуэй мне пришлось прождать несколько минут, пока она вздыхала и ворочалась на кровати. Барбара Кейвуд дышала глубоко и сильно, с размеренностью молодого животного, чей сон не тревожат сновидения. Ровное дыхание больного доносилось до меня, сопровождаемое хрипами от пневмонии.

Это прослушивание чужого храпа и вздохов завершилось, и я вернулся в свою комнату.

Все еще чувствуя себя бодро и ощущая непонятную тревогу, я передвинул стул к окну, смотря на игру лунного света на реке, которая петляла ниже дома, и была видима с этой стороны. Я курил сигару и перебирал в голове, что я узнал – без особых результатов.

Вне дома все было тихо.

Внезапно раздался громкий выстрел, особенно сильный, так как он прозвучал в закрытом пространстве! Я бросился через комнату, и выбежал в зал.

Дом заполнил визг женщины, высокий, взбешенный.

Дверь в комнату Барбары Кейвуд была не заперта, когда я достиг ее. Я ударом распахнул ее. В лунном свете, что косо проникал в ее окно, я увидел, что она сидит посреди кровати. В этот момент ее нельзя было назвать красавицей. Лицо перекосило от ужаса. Визг из ее глотки становился все тише.

Все это мелькнуло передо мной как один кадр, пока я переносил ногу через дверной порог.

Затем второй выстрел прозвучал в комнате Эксона.

Лицо девушки дернулось вверх – так резко, что казалось, ее шея должна была щелкнуть – она прижала обе руки к груди – и рухнула лицом вниз среди постельного белья. Я не помню, обошел я ширму, стоящую в дверях, или прошел сквозь нее. Я обежал кровать Эксона. Он лежал на полу на боку, лицом к окну. Я перепрыгнул его, и высунулся из окна.

Во дворе, который был теперь ярко освещен луной, не было никакого движения. Не было и звуков поспешного бегства. В это время, когда мои глаза еще обшаривали окружающее дом пространство, прибежали из своей части усадьбы работники с фермы, в нижнем белье, босые. Я крикнул им вниз, расставляя в точках, откуда хорошо просматривались окрестности.

Тем временем, позади меня, Гонг Лим и Адам Фигг положили Эксона на его кровать, а миссис Гэллоуэй и Эмма Фигг пытались остановить кровь, что била струей из раны в боку Барбары Кейвуд.

Я отправил Адама Фигг к телефону, чтоб разбудил доктора и заместителя шерифа, а сам быстро спустился во двор.

Выходя из двери, я столкнулся с Иларией Гэллоуэй, который шел от гаража. Его лицо было красным, а дыхание полно запаха тех освежающих напитков, что сопровождали игру в задней комнате Эди, но его походка была достаточно устойчивая, а его улыбка так же лениво играла на губах.