Сотворение мира.Книга третья

Немецкие летчики бомбили монастыри, соборы, школы, больницы, расстреливали из пулеметов толпы беженцев. В провинциях, занятых мятежниками, не прекращались аресты, пытки, расстрелы. «Если понадобится, я прикажу расстрелять половину Испании», — заявил Франсиско Франко. Ему вторил его соратник генерал Кейпо де Льяно, который сказал корреспондентам: «Я найду своих врагов повсюду, и, если они уже в земле, я их выкопаю и расстреляю снова».

Марокканские наемники Франко грабили дома, насиловали девушек, убивали детей. От них не отставали бандиты из итальянских дивизий «Литторио», «Божья воля», «Черные перья», «Черное пламя» — волонтеры экспедиционного корпуса фашистского генерала Манчини.

Тысячи испанцев — крестьян, шахтеров, ремесленников — мужчин и женщин, спасаясь от казней и грабежей, уходили в леса, в партизаны, скитались по горным тропам, хоронились в недоступных пещерах, добывали оружие, подстерегали ненавистных франкистов и убивали их из засад.

Но с каждым днем положение республики становилось все более тяжелым и опасным. Не хватало оружия, боеприпасов, продовольствия, медикаментов. На помощь республик канской Испании пришел советский народ. В СССР за несколько месяцев была собрана большая сумма денег, на которые были закуплены и отправлены в Испанию различные продукты. В Альбасете, Мадрид, Барселону и другие испанские города прибыли советские добровольцы — летчики, танкисты, моряки, артиллеристы, военные советники, врачи, переводчики. Предоставив республике кредиты, Советское правительство направило в Испанию самолеты, танки, артиллерию, средства связи.

Со всех концов земли потянулись к испанским границам честные люди, чтобы помочь республиканской армии отразить наступление мятежников. Для того чтобы облегчить командование и взаимопонимание этих людей, из них были созданы близкие по языку батальоны: «Тельман», «Парижская коммуна», «Гарибальди», «Линкольн», «Димитров», «Анри Барбюс», «Домбровский», «Чапаев» к другие. Позже эти батальоны влились в состав семи интернациональных бригад, сражавшихся на самых опасных участках огромного фронта — он тянулся изломанной дугой от Гибралтарского пролива на юге до подножия Пиренеев на северо-востоке…

Группа советских добровольцев, с которой следовал Роман Ставров, прибыла в Барселону в середине сентября. Там они получили разрешение несколько дней отдохнуть, осмотреть город. Частный отель, куда сопровождавший группу от самой французской границы человек привел добровольцев, напоминал потревоженный улей. В просторном холле расхаживали, сидели в креслах и стояли, оживленно разговаривая, люди из разных стран. Слышались немецкие, английские, русские слова. Кто-то с кем-то объяснялся с помощью жестов. Между окнами была прибита большая карта Испании, на которой синим и красным цветом обозначалась линия фронта. У карты стояли люди с блокнотами. Почти все они были в штатских костюмах, в шляпах и беретах. Под невысоким потолком холла — клубы табачного дыма.

Затем в холл вошли двое: высокий угрюмый офицер в коричневой кожаной куртке и молоденькая девушка в синем платье, на котором красовались такие же синие погончики. Посмотрев на девушку, Роман замер: так она была хороша. Глаза цвета недозрелого ореха, изжелта-зеленые, с пристальным, испытующим взглядом, красивые тонкие брови, яркие губы. Черные волосы падали ей на плечи. На правой щеке, одна выше другой, темнели родинки.

Оглядев притихших людей, офицер медленно, отсекая каждое слово, заговорил, а девушка быстро перевела его слова на русский и немецкий языки:

— Товарищи, просим вас разделиться на группы, в которых вы будете понимать друг друга, а тех, кто в этих группах знает испанский язык, просим подойти поближе, чтобы перевести своим друзьям то, что будет говорить представитель штаба майор Хесус Арелья…

В холле зашевелились, стали расходиться по углам.

К группе русских, которых Роман уже знал, подошли поляки, болгары, чехи. Отдельно стали англичане и американцы, рядом с ними четверо немцев, а чуть поодаль — французы.

Смуглый майор заговорил. Девушка в синем платье и трое мужчин стали негромко переводить его слова.

— Друзья и товарищи, — сказал майор, — мы благодарим вас за братскую помощь испанскому народу, на шею которого империалисты набросили смертную петлю. Мы, коммунисты, не будем ничего от вас скрывать. Наша столица в опасности. Мятежники окружают Мадрид. Генерал Франко заявил, что падение Мадрида — дело ближайших дней. Между тем правительство Ларго Кабальеро растерянно. Вместо энергичного руководства массами народа и мобилизации всех сил на разгром врага министры дрожат от страха и уже поговаривают о том, что им необходимо покинуть Мадрид и перебраться в удаленную от линии фронта Валенсию… Целостной, единой армии республика не имеет, ее вооруженные силы представляют собой разрозненные отряды народной милиции, добровольцев. Среди командного состава немало старых офицеров, готовых предать Республику в любой момент… У нас мало оружия и боеприпасов…

Этот высокий человек, майор Арелья, говорил очень медленно, так, чтобы четыре переводчика успевали объяснить людям то, что он говорил. А Роман Ставров глаз не сводил с черноволосой девушки в синем платье, которая, тихим голосом повторяя слова майора, смотрела куда-то в окно, и в ее изжелта-зеленых глазах застыло выражение печали.

— Сегодня вы сможете отдохнуть, осмотреть Барселону, — сказала девушка. — Завтра всем четырем группам необходимо отправиться в Мадрид. Ехать придется кружным путем, вдоль берега моря. — Девушка помолчала, выслушала, что ей еще сказал майор Арелья, а потом, посмотрев прямо в глаза стоящему к ней ближе всех Роману, объявила: — Мне приказано сопровождать группу товарищей, которые понимают русский язык. — Потом сказала по-немецки: — Остальных переводчиков майор Хесус Арелья просит остаться с ним.

Девушка подошла к русским, стоящим вместе с болгарами, поляками и чехами, и сказала, снова почему-то обращаясь к Роману:

— Меня зовут Мадалена. Если у вас, товарищи, нет возражений, мы через час можем поехать посмотреть Барселону. Автобус нас ждет.

«Славяне», как стали все называть входивших в ее группу, разошлись по своим комнатам. Роман жил вместе с Ермаковым. Они быстро побрились. Пока Роман умывался, Яков Степанович стоял за его спиной и говорил с явно звучавшей в голосе насмешливостью:

— А вы, дон Романо Росос, прямо-таки с испанской пылкостью пожирали глазами этого молоденького лейтенанта в юбке. Не больно ли быстро для сиятельного гранда вспыхнула в вашем сердце любовь?

Низко склонившись над умывальником, Роман молчал. Он фыркал, кряхтел. Ермаков почувствовал его смущение и сказал серьезно:

— Я шучу, Роман. В такой обстановке лучше уж шутить, чем хныкать и праздновать труса. Нелегко нам тут будет, очень нелегко. А надо, дорогой Романо Гарсиа Росос, держаться. — Он хлопнул Романа по голой спине. — А что касается Мадалены, то девка она что надо. Чувствует себя уверенно, настоящий лейтенант. И русский язык хорошо знает, только окает. Видать, с Волги сама или с севера. Там все окают.

То, что Ермаков шутя сказал о вспыхнувшей в сердце Романа любви, было недалеко от истины. Мечтательный парень, боготворивший старшего своего брата Андрея, Роман презрительно смотрел на девушек, предпочитая книги, охоту, рыбную ловлю, и только один раз, впервые в жизни увидев избранницу брата Елю Солодову, вздрогнул от щемящей тоски. Никто не знал о его любви к Еле, а когда она стала женой Андрея, Роман стал избегать встречи с ней, уехал в Ленинград. Еще там, в Ленинграде, его чувство к Еле притупилось, стало таять, а вскоре исчезло совсем, оставив в душе только горечь одиночества. Теперь, в холле, когда Роман увидел девушку, назвавшую себя Мадаленой, он сам не понял, что с ним произошло. Он ведь еще не разговаривал с ней, не успел произнести ни одного слова, не знал, кто она и откуда, был даже раздосадован тем, что вдруг так, сразу, потянулся к ней, незнакомой, всей душой…