Сотворение Святого

Хладнокровие оставило Кеччо, он замахал руками, закричал на Джироламо:

— Я возненавидел тебя, потому что ты стал тираном города. Разве все эти люди не мои братья, не мои друзья? Разве мы с детства не жили вместе, как раньше жили наши отцы и деды? И ты думаешь, я отношусь к ним так же, как и к тебе — чужаку? Нет и нет. Я ничего не говорил, пока ты брал деньги у богатых. Ты знаешь, какие суммы я одалживал тебе, и все по доброй воле. Мне не нужно от тебя и ломаного гроша — можешь оставить все. Но раз уж ты начал отбирать у нас последнее, раз взялся за бедняков и нуждающихся, чтобы отбирать то малое, что у них есть, я уже не могу молчать. Ты не должен облагать сборами этих людей! А для чего тебе понадобились их деньги? Для твоей безмерной, просто безумной расточительности, чтобы строить новые дворцы, чтобы облачаться в роскошные наряды, чтобы скупать бриллианты и драгоценные камни для своей жены.

— Не трогай мою жену, — прервал его граф.

— Чтобы ты мог сыпать золото в руки паразита, который сочиняет тебе хвалебный сонет. Ты приходил к нам и просил денег. Мы давали их тебе, а ты транжирил их на балы и гулянки. Этот наряд, который сейчас на тебе, сшит из наших богатств. Но ты не имеешь права брать у людей деньги для таких низменных целей. Ты не их господин, ты их слуга, их деньги — не твои, а вот твои — их. Твой долг перед Богом — защищать их, а вместо этого ты их грабишь.

— Замолчи! — взорвался Джироламо. — Не желаю больше тебя слушать. Ты оскорбил меня, как не оскорблял никто, и этот поступок не останется безнаказанным. Ты считаешь себя всемогущим, Кеччо, но, клянусь Богом, ты узнаешь, у меня могущества побольше твоего! А теперь уходите вы все! С меня хватит. Уходите! — Он нетерпеливо махнул рукой, а потом, с перекошенным от ярости лицом, вскочил с трона и выбежал из зала.

Глава 8

Придворные последовали за своим господином, но солдаты остались, застыв в нерешительности. Эрколе Пьячентини посмотрел на нас, потом что-то вполголоса сказал капитану стражи. Я подумал, что они обсуждали незамедлительный арест Кеччо, и Джироламо такая их решительность, несомненно, понравилась бы, но Кеччо окружали друзья и, чего бы ни хотелось Эрколе и капитану стражи, они не посмели реализовать свои желания, потому что Эрколе первым покинул зал заседаний, а за ним, подчиняясь приказу, последовали и солдаты, похожие на свору побитых собак.

Тут уж радость друзей Кеччо выплеснулась из берегов. Я и сам, едва он закончил говорить, пожал ему руку со словами «Отличная работа».

Теперь он стоял среди горожан, счастливый, гордясь впечатлением, которое произвела его речь, и тяжело дышал. Успех опьянил его.

— Друзья мои, — ответил он на звучащие со всех сторон похвалы, и голос его чуть дрожал, чувствовалось, что говорит от чистого сердца, — что бы ни случилось, я буду продолжать отстаивать ваши права, и я готов отдать жизнь за справедливость и свободу.

Тут у него перехватило дыхание от нахлынувших эмоций, и продолжить он не смог.

Одобрительные крики зазвучали с новой силой, а потом людям, похоже, стало тесно в стенах зала заседаний, и они выплеснулись на площадь. Там еще точно не знали, что произошло во дворце, но им уже стало известно, что Кеччо выступил против графа, и тот, разозлившись, покинул совещание. Удивительные слухи распространялись в толпе. Одни говорили, что уже засверкали мечи и чуть не началась битва. Другие — что граф попытался арестовать Кеччо. Третьи — что арестовал и бросил в подземную темницу. Все это только будоражило толпу.

Когда появился Кеччо, толпа взорвалась громкими криками «Браво!», «Отличная работа!» — послышалось со всех сторон. Охватившее толпу возбуждение нарастало с каждой минутой. Люди обезумели. Распиравшая их энергия требовала выхода. Одно слово, и они штурмом взяли бы дворец графа или разнесли бы здание, которое занимали сборщики налогов. Разгоряченная толпа окружила нас, не давая пройти. Бартоломео Моратини протолкался к Кеччо.

— Быстро успокой их, а не то будет поздно.

Кеччо сразу все понял.

— Друзья, — обратился он к окружавшим его горожанам, — позвольте мне пройти и, ради Бога, возвращайтесь к прерванной работе. Позвольте мне пройти!

Толпа расступилась перед ним, освобождая проход, люди по-прежнему кричали, вопили, жестикулировали. Когда мы подошли к воротам дворца д’Орси, Кеччо повернулся ко мне.

— Клянусь Богом, Филиппо, вот она, настоящая жизнь! Эти дни я никогда не забуду!

Толпа довела его до самых дверей и не желала расходиться. Кеччо пришлось появиться на балконе и поклониться, выражая свою признательность. Я видел, что голова у него шла кругом. Он побледнел и ничего не соображал от счастья.

Наконец люди разошлись и мы вернулись в дом. В гостиной Кеччо помимо Маттео и меня присутствовали Бартоломео Моратини с двумя сыновьями, Фабио Олива и Чезаре Нокки, оба родственники Кеччо по материнской линии. Мы не находили себе места и, переполненные волнением, обсуждали только что произошедшие события. Один Бартоломео сохранял сдержанность и спокойствие. Маттео, пребывавший в превосходном настроении, повернулся к нему.

— Почему вы такой молчаливый, мессир Бартоломео? — спросил он. — Вы похожи на скелет на банкете.

— Вопрос очень серьезный, — ответил тот.

— Почему?

— Почему? Святой Боже, ты считаешь, что ничего не произошло?

Мы оборвали разговор и окружили его, словно внезапно прозрели.

— Мы сожгли корабли, — продолжил он, — и должны атаковать… должны!

— О чем ты? — спросил Кеччо.

— Ты думаешь, Джироламо сделает вид, будто ничего не произошло? Ты, должно быть, сошел с ума, Кеччо!

— Скорее да, чем нет, — последовал ответ. — Успех ударил мне в голову. Продолжай.

— Джироламо осталось только одно. Ты публично выступил против него и шел по улицам, как триумфатор, под приветственные крики людей. Они восторженно встретили твое появление на балконе. Джироламо видит в тебе врага, и тебе известно, обезопасить себя от врага можно лишь единственным способом.

— И это?.. — начал Кеччо.

— Смерть! — закончил за него Бартоломео. Мы на мгновение онемели, так что Бартоломео продолжил: — Он не может позволить тебе остаться в живых. Он угрожал тебе раньше, а теперь должен реализовать свои угрозы. Берегись!