Соучастие

— Ну-ка, расскажи о своих умозаключениях. Потом будем думать вместе.

Рассказ Филиппова был кратким.

— Мужчина, которого я засек в магазине, проявлял интерес к бриллиантам. Конечно, любоваться драгоценностями может всякий. Но он выяснял, сколько могут стоить серьги бриллиантовые с изумрудами, имеющие художественную ценность, почему нет в продаже золотых украшений с эмалью, в чем разница между якутскими и уральскими алмазами, каковы особенности их огранки. Он вел себя спокойно до тех пор, пока не увидел дежурного милиционера, шедшего к прилавку. Тут заметался, ринулся к выходу и словно в воду канул. Вот, собственно, и все, — закончил свой рассказ Филиппов. — В рапорте я указал его приметы.

Арсентьев внимательно прочитал убористый текст и, положив рапорт в папку, задумался. В кабинет доносились голоса прохожих, шедших под окнами. Далеко за корпусами домов тяжело бухал молот: там на стройплощадке забивали бетонные сваи для нового универмага.

— Любопытная история, — сказал Арсентьев. — Мне кажется, этот мужчина задал ряд непростых вопросов. Не собираясь ничего покупать, он хотел узнать стоимость старинных серег с бриллиантами и изумрудами, интересовался золотом с эмалью. С чего бы? Увязывается ли это с кражей у Школьниковых?

Филиппов высказал свою точку зрения.

— Знаете, что мне пришло в голову? Похоже, он хочет приобрести ценности, но боится переплатить. Вот и задавал вопросы.

— А может, продать? — спросил Арсентьев. Он вычертил на листе бумаги замысловатую фигуру и стал четкими, косыми линиями ее заштриховывать.

— Вечернее время он выбрал не случайно. В такой час люди торопятся домой или в другие магазины, — продолжал Филиппов. — Его интерес к современной огранке камней — существенная деталь…

— Вот, вот! Можно сделать общий вывод — неизвестный в камнях не ориентируется вовсе и явно таится. Если вещь своя или вещь для себя — логичнее проконсультироваться у опытных товароведов. Допустим, на Калининском проспекте, а не ехать в магазин, который на отшибе. Чего прятаться? — Арсентьев говорил отрывисто, сопровождая слова короткими взмахами ладони. На какое-то мгновение он замолчал.

— Разрешите? — воспользовавшись паузой, спросил Филиппов.

— Подожди, — остановил его Арсентьев. — Знаешь, а я с тобой согласен. Он ведь покупатель ценностей. Притом случайный. Это наиболее вероятный вариант. Любители старины, люди сведущие, знают, что якутские алмазы открыты сравнительно недавно, знакомы и с характеристикой огранки. А мужчина этот — знаток в камнях так себе.

Арсентьев встал. Сразу же поднялся и Филиппов.

— Похоже, вырисовывается новая версия по краже у Школьниковых, — быстро сказал Филиппов.

— Не исключено! Здесь есть над чем пошевелить мозгами. Но в ней одно уязвимое место… Хотя… — Арсентьев надолго задумался. — Надо попытаться установить личность твоего незнакомца, — словно отметая сомнения, проговорил он.

— Само собой. Дело стоит этого. Я готов на любую черновую работу. Только в громадном городе его искать как иголку в сене… Что я должен делать?

Арсентьев усмехнулся.

— Что и всегда — искать. А насчет иголки — не скромничай. Ты у нас самый мудрый. У тебя способность конкретно мыслить. Вот и мысли. Розыск не усложняй. Раз есть покупатель, должен быть и продавец. А он, по версии, вор. Кражу у Школьниковых совершили не тени, а люди. Поразмысли над ее способом. Он о многом говорит. И кто совершил, и как совершил… А это уже половина успеха.

— И даже кто? — усмехнулся Филиппов.

— И даже кто! — с серьезным видом ответил Арсентьев. — Такую кражу случайный человек не совершит, а опытных преступников не так уж много. Не всякий на квартирные кражи способен. Ты же не пойдешь к кондитеру пальто шить или простуду лечить? На это другие люди есть, которые с этим делом справятся. Понял?

— Понял, — бодро ответил Филиппов. Глаза его смотрели лукаво. — Работы вроде на час осталось!

Арсентьев иронии не принял.

— Поезжай-ка в МУР и запроси, кто значится там из воров по такому способу краж. С этого начни.

— Все?

— Нет, не все. Заодно заскочи к Филаретову. Он работает по такой же краже, что и мы!

Оставшись один, Арсентьев вооружился ручкой и стал быстро набрасывать план неотложных мероприятий, которые необходимы были для раскрытия кражи. Это была сложная, напряженная работа. Он писал скупые профессиональные фразы, вдумчиво вкладывал в их смысл самое основное. Количество версий не расширял, сосредоточивал внимание на наиболее важных. Предусмотрел и полученную от Филаретова с час назад информацию о краже у Архипова.

Сегодня этот план придется обсуждать у руководства. Начальство серьезно относилось к таким документам. Они обеспечивали активный поиск, а подписи — уверенность в точном выполнении намеченных мероприятий.

Вошла секретарь с папкой.

— Сегодняшняя почта, — пояснила она.

Арсентьев взял папку и подержал ее на весу.

— Ну и ну! — недовольным тоном проговорил он. — Самая настоящая бюрократия.

Наскоро полистав документы, успокоился. Большую их часть составляли ответы на его собственные запросы, в которых он заметил часто повторяющуюся фразу: «Учитывая важность проводимых мероприятий, прошу вас срочно исполнить…» Фраза эта была и на письмах, имеющих второстепенное значение.

— И я хорош тоже. Бумажками возмущаюсь, а сам настоящий бюрократ. Вот до чего доводит инерция привычки, — ответил он и нахмурился. Еще раз, теперь уже внимательно, перелистал почту: протоколы опросов, выписки из актов экспертиз, справки, характеристики… Быстро расписав оперативникам поступившие материалы, Арсентьев принялся читать заявления. К ним он относился с особым вниманием. Это не жалобы, в которых звучат резкие, обидные фразы: «Я буду вынужден обратиться в вышестоящие инстанции… Я не думал, что ваши сотрудники окажутся бессильными… Прошло пять дней, а преступники не пойманы…» В таких жалобах чувствуется образованность авторов, но редко встречается справедливость. Это, наверное, оттого, подумал Арсентьев, что, когда вопросы касаются личных интересов, чувство справедливости к другим людям забывается.

Борщева взяли на стоянке такси, когда он укладывал чемодан в багажник. Поначалу он растерялся, но уже в машине обрел душевное равновесие и в отделении милиции вел себя спокойно.

Казаков, закрыв дверь, с озабоченным видом подошел к своему рабочему столу.

— Присаживайтесь.

— Я уже насиделся, — ответил Борщев, играя желваками, и шагнул к столу, стоявшему поодаль.

— Не туда. Ближе!

Борщев пересел и, сохраняя невозмутимость, выдержал строгий взгляд Казакова. Он думал о том, говорить ему о порезе сразу или ждать вопросов оперативника. Конечно, в теперешнем положении было бы лучше рассказать самому, но шевельнулась привычная мысль: отрицая вину, можно попытаться покрутить капитану голову. Еще неизвестно, что знают о нем в милиции.

— Ну что, Борщев? Наберетесь духу и все расскажете или вопросы задавать? — спросил Казаков, угадав его состояние.

Борщев, оценив все «за» и «против», сверкнул своими ослепительными зубами:

— Вообще-то нашему брату всегда лучше вопросы, но я отрекаться не стану. Признаюсь! — и поднял шутливо руки. — Только зачтите как явку с повинной. Может, условное выколочу.

Казаков смотрел сердито.

— Об условном можно мечтать. Вам срок маячит, — прямо сказал он. — А вот правда всегда для вашей пользы: убытка нет, а выгода точная. Судом зачтется…