Совершенный выстрел

— Ну, заходите.

И тогда до меня дошло, что никаких проблем не предвидится, потому что они — трусихи и слабачки, умирающие от страха.

Я молча вошел, а тетка болтала без умолку:

— Как мило, что вы зашли нас проведать, вы в курсе наших бед, ах, как жаль, какой ужас эта война. Мы собирали пожитки под обстрелом. Наверняка дом разрушили, сейчас уж точно. Какое горе. Но солдаты сделали все, что смогли… да хранит нас Господь от такого варварства. Представляете, слава богу, у нас еще есть эта квартира, иначе даже не знаю, куда бы мы делись. Люди приезжают в город и не знают, куда податься, вы знаете, обстановка ужасная. И не всегда можно рассчитывать на родственников!

Мне хотелось заткнуть ей рот, меня бесила ее несдержанность. Она вся взмокла от страха. Пятно расползалось по платью, по огромным грудям. Она шипела как кошка.

— …Только приехали, без воды, ничего нет, сын пошел за…

Она повернулась ко мне спиной и направилась в гостиную, не замолкая ни на минуту, может быть, чтобы предупредить Мирну о предстоящем.

— А ваша мама как поживает, бедная женщина! У моего бедного мужа, спаси нас и сохрани, тоже в конце концов крыша поехала. Но ваша мама еще молодая, так ведь? Какое горе, какое горе.

Мы вошли в гостиную, она указала мне рукой на кресло. Я остался стоять. Мирны след простыл. Я по-прежнему молчал. Старуха грузно опустилась на канапе.

— Минуточку, Мирна сейчас придет. Она обрадуется, когда вас увидит!

И заорала:

— Мирна! Ты не принесешь нам кофе, пожалуйста, дорогая!

Я чувствовал, как оружие противно утыкается мне в живот, хотелось его вытащить и раскидать все эти мерзкие телеса по канапе. Тетка продолжала:

— Нам очень неудобно, что в прошлый раз мы так быстро уехали. Я ведь говорила Мирне, так не годится, дорогая, ты, по крайней мере, должна сказать человеку, что уезжаешь, он на тебя, бедный, рассчитывает, один на один с больной матерью. Так не годится, нет, но что вы хотите, теперешние девицы делают все, что им в голову взбредет, сегодня одно, завтра другое. Я ей твердила, что уверена, человек он понимающий, он поймет, что ты захотела поехать в деревню, ведь эта война все никак не кончится. Что ж она там застряла со своим кофе? Он наверняка уже готов. Мирна, давай кофе! На чем я остановилась? Ах, да, что нам неудобно, но ведь не стоит на нее обижаться, правда?

Она, казалось, сама себя подбадривала во время разговора, будто я в действительности не существовал, будто таким образом она могла предотвратить опасность глупыми причитаниями. Я молча стоял и ждал, пока Мирна появится из кухни. Чем больше тетка говорила, тем яснее становилось, что она меня боится, и я успокаивался; мне хотелось сказать ей: «Замолчите, отдайте мне Мирну, и я вам ничего не сделаю». Создавалось впечатление, что она говорила как собственный адвокат, чтобы избежать более сурового наказания.

— …Наверное, здесь у вас жизнь тоже была не сахар, с этими бомбардировками и прочими ужасами. Хорошо еще, квартал спокойный, заметьте, здание совсем не пострадало, да и улица тоже. Ах, если бы лавка моего двоюродного брата была здесь, он был бы жив, упокой его душу Господи, какое горе, такая маленькая девочка сиротой осталась, хорошо, что такие люди, как вы, могут о ней позаботиться. Что она там делает с этим кофе? Мирна, что ты копаешься?

Мое молчание, видимо, ее не смущало. Она почти на меня не смотрела, только болтала, вертя головой из стороны в сторону, обозревая квартиру как маяк. Я по-прежнему стоял скрестив руки, потом наконец спокойно сел в кресло напротив нее. Чтобы нормально сесть, мне пришлось вытащить оружие и положить его в углубление на подушке; тетка аж подскочила, словно я выстрелил. Мирна, наверное, переодевалась, она, видимо, была еще в ночной рубашке, когда я пришел. А тетка все говорила. Я начал терять терпение, она, вероятно, это осознала и внезапно крикнула:

— Мирна, ну что ты там делаешь?

И она появилась.

На ней были джинсы и длинная мужская ковбойка. В руках она держала поднос, на котором звенели кофейник и две чашки, издававшие дзынь-дзынь, стукаясь друг о друга. Она прошла через гостиную, не взглянув на меня; я увидел ее профиль, и что-то защемило у меня в груди, наверное, от волнения. Она резко поставила поднос на низкий столик, немного кофе пролилось. На лице виднелись длинные полоски от слез, глаза покраснели.

— Ну наконец-то. Спасибо, дорогая. Посиди немножко с нами.

Я увидел, как трясутся руки Мирны; она села напротив меня и посмотрела на тетку, а я толком не знал, что сказать. Я прикрыл пистолет бедром.

Тетка налила кофе, не прекращая говорить, что-то рассказывала о деревне, о том, как им было страшно вчера, когда они спускались в город под снарядами.

— Все в порядке?

Я задал Мирне вопрос, чтобы поддержать разговор, мой голос прозвучал хрипло и странно, она подскочила и повернулась ко мне, на лице у нее дергалась какая-то мышца, как при тике. Я улыбнулся, пусть видит, что я на нее не обижаюсь, что гнев прошел.

— Я узнал, что происходит в горах, и пришел посмотреть, все ли у вас в порядке.

— Видишь, как мило, что человек волнуется, — ответила тетка.

— Как… как поживает твоя мама?

Голос Мирны тоже дрогнул, но она потихоньку успокаивалась. Я решил, что сегодня не поведу ее домой. Приду завтра. Она сидела рядом, ее лицо грело меня и постепенно вытесняло ненависть и дурные воспоминания. Я с улыбкой ответил:

— Хорошо, принимает лекарства. Меня не узнает, зато о тебе говорит, иногда произносит твое имя. Я рад, что у вас все в порядке.

— Спасибо, как мило с вашей стороны. Большая редкость, когда люди заботятся о близких! Ах, эта война превратила нас в дикарей, да-да, в дикарей.

У меня не было никакого желания выслушивать стенания старухи.

— Ну хорошо, если вам ничего не нужно, не буду вас дольше задерживать.

— Вы что, уже уходите и кофейку с нами не попьете?!

Я почувствовал невероятное облегчение в ее голосе. Пристально взглянув ей прямо в глаза, я сказал:

— Нет, не сегодня.

Не знаю почему, но мне захотелось немедленно уйти. Я был доволен, что придумал вернуться на следующий день, и не желал оставаться со старой каргой ни секундой больше. Я забрал оружие, заткнул его за пояс на спине и встал. Мирна удивленно на меня посмотрела.

— До скорого, — сказал я.

Она проводила меня до двери, вероятно по привычке, в сопровождении тетки.

Та смотрела на меня с непонимающим видом.

Я попрощался, вышел и уже за закрытой дверью услышал, как тетка говорит:

— Ведешь себя как дурочка. Видишь, этот парень совсем не злой.

* * *

Вернувшись, я сразу принялся убираться. Сдвинул мебель, хорошенько вымыл пол, вытер пыль на этажерках, вымыл кухню, ванную, все комнаты. Мать сновала рядом, кружилась, как маленькая. Заниматься физической работой было приятно. Я поменял белье, заправил кровати, спустился к бакалейщику, набил кладовку едой. Вытащил для матери чистые вещи из шкафа, довел ее до ванной, разделась она сама. Мыться она не хотела, пришлось силой поставить ее под душ.

За два часа весь дом был вычищен.

Потом я сварил себе кофе, от которого отказался у тетки, и выпил его на балконе. Завтра утром заберу Мирну. Уж не знаю почему, но я был уверен, что она придет по своей воле. Я сам себя не понимал. В сущности, почему я так прикипел к этой девчонке? У меня сложились собственные привычки, а я должен был менять их ради нее, оставлять мое пристанище, возвращаться сюда на целый день. Однако достаточно было вообразить, как она снует по квартире, услышать, как она напевает, взглянуть на нее через ставни ее комнатки, вспомнить запах ее волос, как возникало желание сразу пойти за ней, прямо сегодня.