Совершенный
Шрифт:
«Ага, пятьдесят на пятьдесят, как в той шутке. Иначе говоря, увы, лишь случай может помочь мне».
Огнестрельное оружие, ткани, взрывчатка… Чисто теоретически, всё это уже доступно мне для производства. Теоретически, да. Поскольку на практике без нужных инструментов и материалов займёт оно столько времени, и с таким шансом на провал, что логичнее будет и вовсе даже не пытаться.
«Что толку от знания, если его реализация займёт многие годы? Раньше закончиться дичь в лесах вокруг, чем созреют первые, крайне скудные порции селитры для пороха. Раньше умру от неудачно попавшего осколка, чем выведу стабильную взрывчатку и достаточно качественный гладкоствол. Даже попытки попросту бесполезны… Если не использовать наследие прошлых цивилизаций, конечно же».
В его, наследии, поисках я и прочёсывал
«Дожди… Чёртова лотерея! С шансом на благоприятный исход меньшим, чем вероятность на выпадение чего-то стоящего после убийства очередного босса в китайских играх».
Собственно, за прошедшие недели я уже уяснил, что осадки в здешних местах бывают трёх основных типов: ложные, когда тучи вроде бы и нависают, но на самом деле просто издеваются над всеми нами; токсичные, от которых вся живность прячется куда только может, вылезая обратно лишь по прошествии многих часов ожидания; и нормальные, относительно чистые, что искренне радуют всё живое. Причём настолько, что только во время вот таких вот дождей извечная, казалось бы, лесная мясорубка прерывается всеобщим негласным перемирием. Слишком уж важна чистая вода для животных, чтобы отвлекаться на возможность кого-нибудь загрызть. В конце концов это можно будет сделать и попозже, времени будет предостаточно.
Как понятно, нормальные дожди здесь чрезвычайно редки и желанны. Однако даже они, как всем известно, довольно неприятно сказываются на техногенных объектах. Руины затапливаются водой, ненадолго заболачиваются, а немногая сохранившаяся по прошествии времени утварь ускоренно портится. Окисление металлов, гниение, растворение и физическая деформация от бесчисленных водных капель… Что уж тогда говорить о токсичных осадках? Конечно, химия химии рознь, да и доля её по обыкновению довольно мизерна, однако в целом этого вполне хватает для обеспечения целой кучи проблем. Причём всему и всем, кто и как бы не пытался демонстрировать обратное.
«Добро пожаловать в постапокалипсис, так сказать. Спасибо, что без аномалий неустановленного характера и глобального похолодания».
На первый взгляд, как в общем-то и на второй, лес с полнейшим пофигизмом игнорировал растворённые в каплях дождя химикаты. Так это выглядело, так это чувствовалось… Но не являлось истинной. Пережидая осадки под навесами, некоторые из которых расположились непосредственно на границе руин, я внимательнейшим образом наблюдал за реакцией растений на токсичный дождь. И она, эта реакция, была. Ещё до падения первых капель невысокие травы и кустарники предпочитали сворачивать свои листья, если оные у них конечно же имелись, в то время как крупные представители выделяли некий прозрачный сок через кору и прожилки, по-видимому защищая таким образом наиболее уязвимые к химическому воздействию места собственных организмов. Прозрачная густая жидкость со слегка коричневым отливом стекала медленно и обстоятельно, покрывая по пути всё тонким слоем чего-то лакообразного. Этакая тонкая плёнка, едва заметная на фоне тёмной окраски растений
Естественно, я не был бы собою, если бы не собрал образцы. Увы, при всех впечатляющих достоинствах, кои проявила эта жидкость, имелся у неё и один критический недостаток. Недолговечность. Что, впрочем, было закономерно, всё же дожди продолжались не долго, и после их окончания растениям нужно было как-то дышать.
«А жаль. Не пришлось бы столько париться с маслами, смолой и прочим».
Животные в свою очередь реагировали на токсичные осадки куда более бурно. Они… прятались. Как можно дальше, как можно глубже или, наоборот, повыше. Лезли на деревья, зарывались под землю, сворачивались в защитную форму… Словом, спасались как только могли. Причины я, правда, до сих пор не совсем понял — как минимум треть биогенетов теоретически должна была спокойно переносить воздействие столь незначительного количества химикатов, обладая специфическим сопротивлением к оным. Другая
треть же в свою очередь обладала такой регенерацией, да при столь высоком болевом пороге, что тоже могла не обращать внимания на жгучие капли с небес. И только последняя треть действительно должна была прятаться. Однако прятались абсолютно все. По каким причинам — не ясно.«А, впрочем, кто я таков, чтобы учить их жизни? Человек, вон, тоже способен питаться сырым мясом. Вот только что-то не хочет».
Последним, наиболее важным для меня последствием токсичных осадков стала печальная участь немного скарба, до сих пор лежащего в руинах и всё ещё сохранившего свою полезность по прошествии стольких лет. Он портился. Он и без того портился постоянно, верно и методично, но вот под дождём, в особенности токсичным, делал это совсем уж стремительно. Что-то постепенно плавилось и текло, оставляя на последок уродливые, будто бы изъеденные чем-то кляксы. Что-то реагировало куда более бурно, в особенности это касалось немногого найденного в относительной целости и сохранность металла. Ну а что-то просто-напросто повреждалось, окисляясь или иным подобным образом теряя важные для меня качества. Да и съестными запасам, в том числе собираемыми мною на будущую дорогу, всё это качества с долговечностью не прибавляло.
Вот так и получалось, что если я хотел собрать что-нибудь полезное, то сперва приходилось искать более-менее сохранившиеся материалы, потом — мучаться с тем подобием инструментов, которые можно было выточить из камня и костей или выплавить в простейшем горне, а в конце — обмазывать результат слоями всего возможного в тщетной надежде хоть на какое-то сопротивление довольно агрессивной внешней среде. Тут уж не до инопланетных технологий. На что угодно будешь согласен, лишь бы работало.
«Впрочем… Половину воспоминаний обо всех этих поделках я бы с радостью обменял на полный школьный, а лучше — университетский курс из этого мира. А то карты знаю лишь в общих чертах, о своём местоположении могу лишь гадать, да и в местной живности разбираюсь с превеликим трудом…»
Увы, в такие дебри инфильтратора предпочитали не погружать. Причина проста — даже по самым оптимистичным прогнозам война всё же была довольно далека от завершения. И поскольку в её ходе не раз и не два применялось нечто, изменявшее климат довольно обширных территорий или сметавшее не слишком большие города с лица планеты, использовать детальные карты для обучения на тот момент посчитали бессмысленным. Собственно, как и обучать многим иным, далеко не столь обязательным для правителя дисциплинам.
«Ну, я ведь должен был в большом кабинете сидеть, да с подчинёнными разговаривать. И может быть разве что изредка выступать на потеху толпе. Но уж точно не шляться по заброшенным руинам, попутно собирая полезные примочки едва ли не из дерьма с палками».
Впрочем, рефлексировать или жаловаться Уме было бессмысленно. Работать нужно! Осмотрю, наконец, жуткие подземелья пришельцев, закончу исследование местности вокруг и ещё через пару недель, как наберу приличный запас провианта, отправлюсь в путь по примыкающей к моему лесу каменной пустоши. Благо была она небольшой, и с высокой точки за ней можно было разглядеть нечто, напоминающее покрытые лесостепью холмы. Но что куда важнее, туда шла едва сохранившаяся, но всё же заметно прорубленная в скалах дорога! Когда-то наверняка асфальтированная, теперь — покрытая песком и гравием, она оставалась практически единственной ниточкой связи с остальными техногенными остатками прошлых цивилизаций.
«Куда она могла направляться? Как долго придётся идти? Не исчезнет ли она бесследно по ту сторону пустоши? Неизвестно. Да и не очень важно. Еда там найдётся, направление пути тоже понятно. Рано или поздно, но результат я всё-таки получу. А там… Будет видно».
Глава 5
Перепутье
Проход в подземную часть здания, когда-то определённо принадлежавшего пришельцам, встретил меня красочной картиной разрушений. Ранее расчищенная от мусора лестница покрылась трещинами и частично раскрошилась, дверной проём лишился наверное половины укреплённой рамы, а сама дверь… Ну, она теперь лежала где-то в десятках метрах от сюда, покорёженная и согнутая в дугу.