Совесть

— Бедняжка… Тоже мне! — Атакузы нехорошо усмехнулся. — Я говорю серьезно. Пусть только отколет какое-нибудь коленце. — Атакузы решительно вышел из комнаты.

Полумесяц, только что сиявший в небе, спрятался в гуще деревьев, небо было полно белых крупных звезд, одна ярче другой. Атакузы прошел мимо густых гранатовых кустов в глубь сада. Там, в глинобитном дувале, темнела калитка в соседний двор с четырехкомнатным домом. Здесь поместил Атакузы своего дядю. А раньше здесь жил главный механик колхоза Наимджан со своей семьей. Атакузы переселил его в один из новых домов на окраине кишлака. Наимджан, парень простой, добродушный, как будто ничего не имел против, только жена у него горластая, уперлась, как коза: никуда отсюда не перееду. Потом вроде бы примирилась, но, когда переезжала, навешала, что называется, на раиса всех собак. Уж такой шум подняла. Было чему порадоваться недругам Атакузы. Есть такие, денег не пожалеют, только дай им поскандалить. Скверно, что и Атакузы не удержался. Пригрозил: мол, если захочет, не только из дома, из кишлака выселит. А еще хуже, — не владеет он собой в гневе, — перевел мужа ее на работу в степь. Правда, для этого предлог нашелся — укрепить надо хлопководческую бригаду. Но ведь и Наимджан тоже не дурак, понял, конечно, что к чему.

И кто же мог знать, что дело дойдет до такого скандала? Запросто устроил бы дядю в другом месте. В другом? А кто бы там присматривал за ним? Кто ухаживал бы на старости лет?

Только что отремонтированный дом еще не совсем просох, в нос ударило острым запахом свежей краски. Атакузы нащупал в темноте выключатель, зажег свет. Направо из коридора шла дверь в небольшую комнату-спальню. Налево — в гостиную. Здесь сейчас горой лежали книги.

Атакузы опустился на корточки, не без волнения потрогал аккуратно перевязанные белыми тесемками пачки книг. Он любил книги, особенно по истории государств. Ведь в свое время окончил исторический факультет, мог бы историком стать. Да вот завяз… Алия тоже знала цену книгам. Но собранные им и его женой книги — капля по сравнению с тем, что у старика. И десятой части не составляют от его библиотеки.

Да, если вдуматься, большой человек дядя! Целый кладезь знаний. И при всем при том есть в нем много такого, что Атакузы не может понять.

Домла пусть не каждый год, но, во всяком случае, через год-два обязательно навещал кишлак. И всякий раз его приезд становился для Атакузы испытанием. Казалось, не было такого дела, куда бы дядюшка не сунул нос!

Ведь это он, Атакузы, все оттягивал переезд стариков в кишлак — все колебался, хорошо знал характер дяди. А теперь, после смерти жены, пришлось перевезти, не оставишь же одного. Атакузы — единственная его опора. Покойная мать при жизни не раз говорила: «Он один только и остался из наших родных, твой дядя. И судьба обидела его. Ты уж сделай все, согрей его старость, сынок!»

Однако что это? Кажется, кто-то зовет?

— Отец! К телефону! Из обкома…

«Шагай, Атакузы, дела ждут!» — скомандовал себе.

2

Алия встретила его на айване.

— Халмурадов… — сообщила шепотом.

«Должно быть, получил уже мое письмо».

Неделю назад Атакузы послал на имя Бекмурада Халмурадовича жалобу — доняли-таки его строительные организации. В прошлом году Халмурадов собственной рукой заложил первый камень под фундамент дома будущего городка в степи. Должен бы помочь…

Атакузы, стараясь не показать волнения, сказал:

— Видит бог, не хотел я тревожить вас, Бекмурад Халмурадович. Но ведь вы стояли у истоков дела, своей рукой заложили первый кирпич. И вот теперь… Все застопорилось, ни шагу вперед, только назад, назад…

— Ладно, ладно, — перебил Халмурадов. — Через пару дней соберем у вас в степи руководителей строительных организаций, проведем летучку, — пожалуйста, выкладывай все, что на душе.

— Спасибо, тысячу раз вам спасибо!

Атакузы собрался уже прощаться, но услышал легкое покашливание секретаря обкома.

— Есть еще один разговор. Вы слышите меня, Атакузы-ака?

— Слышу, слышу…

— Дело в том… Возможно, на днях к вам заглянет комиссия.

Сердце Атакузы екнуло. Еле перевел дух.

— По какому вопросу?

— Не телефонный разговор. Потом. Но… — в трубке опять покашливание. Видно, Халмурадов что-то тянул, недосказывал. Атакузы лихорадочно, мучительно перебирал: кто мог накляузничать? Может, снова всплыли мраморные плиты? Или… Недавно был с Шукуро-вым разговор насчет стройматериалов… Может, он и наговорил чего…

— Нет-нет, — перебил его Халмурадов. Оказывается, Атакузы высказал свою мысль вслух. — Шукуров, по-моему, уважает вас, — продолжал секретарь. — Словом, не слишком беспокойтесь. Комиссии могло и не быть. Жалоба попала в руки первого. Да, может, еще никто и не приедет. Не расстраивайтесь. Вы слышите меня, Атакузы-ака?

— Бекмурад Халмурадович! Товарищ секретарь обкома! — Атакузы обожгла обида. — Освободите меня от этой работы!

— Вот тебе на!..

— Я серьезно говорю. Видит аллах, все эти комиссии…

— Хватит! Не нойте! — В трубке резко щелкнуло; должно быть, секретарь обкома ударил рукою по столу. — Чтобы больше я не слышал такого! Вы не ребенок! Даже если комиссия — это еще не значит, что мы вам не верим! Сам разговор мой с вами доказывает обратное. Понятно? Так что работайте и не сбавляйте темпов. Всего хороше…

Частые гудки в трубке прервали последнее слово. Атакузы не успел даже сказать «до свидания».

Секретарь не сообщил ему ничего нового, не впервые Атакузы слышал такое. И все же до самого рассвета не сомкнул он глаз. В ушах звенело часто и тонко: «пи-пи-пи!»

Вот уже более двадцати лет. Атакузы председатель. За эти годы он забыл, что такое покой. А уж настроил, наворочал сколько! Один поселок чего стоит — белый, благоустроенный, красивый современный городок. А было: грязный, запущенный кишлак Йиглаган-ата. Узкие кривые улочки, на площадях горы золы и мусора все это вместе с развалинами крепостных стен, с руинами древнего кургана — всю эту рухлядь Атакузы снес с лица земли. Новые, светлые дома стоят теперь на прямых широких улицах. Густые тенистые аллеи и даже парки к услугам жителей нового кишлака. Зловонные хаузы засыпаны землей, вместо них вырытый обсажены деревьями новые хаузы — чистые, прозрачные пруды. В позапрошлом году Атакузы взял обязательство освоить три тысячи гектаров земель в степи, по соседству — там, куда пришла вода. Там тоже будет новый городок, сады и парки. И за все, за все старания что он получает? Одна жалоба за другой, кляуза за кляузой! В первое время Атакузы плевал на жалобы, на комиссии — их тут достаточно побывало, проверяли. Но, видно, возраст берет свое. Обидно, все ведь силы и здоровье отдал колхозу, ноет душа от людской неблагодарности, не из камня же он. Тоже ведь человек!.. Да и громадное дело, которое сейчас затеял, многого требует. Приходится иной раз и обойти инструкции. Ничего не поделаешь. Если крепко держаться за букву закона, останешься с пустыми руками! Например, обязан он дать по плану пятнадцать тысяч тонн хлопка. Страшно даже подумать — из легчайшего пуха, по граммам собирать эти тысячи, и не килограммов, не центнеров — пятнадцать тысяч тонн! Чтобы добыть их, нужна тысяча тонн удобрений! А отпускают не больше пятисот. Вот и доставай как знаешь, хоть из-под земли. А не достанешь, уплывут твои пятнадцать тысяч тонн, и стой тогда осенью по стойке «смирно» на бюро райкома, а то и самого обкома!

Все это он недавно выложил Шукурову.

А было так. Весть, что его приглашает Шукуров, нашла Атакузы в степи. Время приближалось к вечеру, и Атакузы совсем некстати было ехать в район. По дороге у шалаша первой бригады наткнулся на Наимджана. Он, как перевели его в степь, замкнулся, ходит понурый, мрачный. А на этот раз — что такое? — улыбается во весь рот. Наимджан взвешивал в руках две большие, каждая с чайник, желто-зеленые дыни-скороспелки — хандаляшки по-местному.

Атакузы загорелся, выскочил из машины.

— Поспели?

— Еще как! Мед! Попробуете? — Наимджан выхватил из ножен, висевших на пояске, небольшой кривой нож, ловким, быстрым взмахом провел по дыне. Ломтики таяли во рту, а уж пахли — сладость! И тут вдруг осенило Атакузы.

— Найдется с десяток?

— Десять нет, штук пять сыщем.

— Давай сюда! — весело потребовал Атакузы.

С этими дынями-скороспелками он и прикатил к дому Шукурова. Уж как удивилась Махбуба этим нежнозолотистым хандаляшкам, сколько было радости! А две ее дочки просто визжали от восторга, так и накинулись, схватили по дыньке. В это время подъехал и сам Шукуров.