Совесть

Вон, впереди, там, где горизонт сливается с небом, завиднелись постройки, красные пятнышки домов из кирпича. Это первые здания будущего городка! Пепельно-серые барханы здесь нехотя отступают с обеих сторон дороги. Вместо них, будто солдаты в строю, стоят саженцы: тальник, тополь, чинара. А за строем саженцев ярко зеленеют поля хлопчатника. Вон и тракторы ползут по грядкам, в руках девушек и парней поблескивают на вечернем солнце кетмени.

Атакузы велел Наимджану — он сидел за рулем — остановить машину. Вылез, вдохнул степного воздуха, огляделся вокруг, залюбовался хлопчатником и — верное ведь средство! — почувствовал: на душе посветлело. Хлопчатник посеяли заново всего лишь месяц назад — первые посевы погибли, побило градом. И вот уже успел подрасти на полвершка, зашумел листвой. А полезащитные полосы! Как вытянулись деревца! Правильно, что в позапрошлом году никого не послушался, сделал все по своему разумению. Когда осенью закладывали эти полосы, нашлись умники — советовали ему сделать расстояние между ними не меньше пятисот метров. Однако Атакузы, зная дикий нрав песчаных барханов, сократил расстояние вдвое. И хорошо сделал — весною, в буран, молодые саженцы встали плотной ратью, сберегли хлопчатник. Без этих зеленых стен здесь вообще ничего бы не выросло.

В приподнятом настроении Атакузы поехал дальше. Теперь он надеялся, что и у строителей хоть немного продвинулось дело вперед, ведь перед отъездом в Ташкент он успел крупно поговорить с их начальством. Но картина открылась иная: каменщики лежали в тени, прохлаждались, задрав ноги вверх, — ни одного кирпича с кирпичного завода не поступило; бульдозеры стояли без дела — вышли из строя, не было запчастей; из пяти самосвалов, подвозивших гравий к строителям дороги, работали только три.

Атакузы вскипел. Попробуй не вскипи! Хлопкоробы трудятся и в жару и в холод, себя не жалеют. А строители? Разве не их забота создавать хлопкоробам нормальные условия жизни? Есть на них управа или они и аллаха не убоятся?

Первой мыслью Атакузы было сесть в машину и махнуть в район к Шукурову. Пусть помогает, если, конечно, в силах. А нет, так пусть хоть поймет, каково ему работать!

С Шукуровым Атакузы не встречался с тех пор, как расстались они в доме домлы. Вахид Мирабидов, захмелев на банкете, что-то плел про свою дочь и ее мужа, то хвалил зятя, то сетовал на него, а потом попросил Атакузы захватить Махбубу с детьми, отвезти в районный центр.

Махбуба сразу понравилась ему. Она и внешне, и веселым нравом была точной копией своего отца. Озорная улыбка ни на минуту не угасала в светлых глазах, играла ямочками на розовых, как спелые яблоки, щеках. От Ташкента до самого района она беспрестанно говорила, шутила, сама хохотала, заставляла хохотать и Атакузы, и шофера, и детей. Когда подъехали к дому, пригласила Атакузы, но Шукуров отсутствовал, и Атакузы не стал заходить. Прощаясь, Махбубахон сказала;

— Прошу в гости вместе с супругой! Вы, оказывается, большие друзья с отцом. Давайте и мы с вами познакомимся ближе.

Ну что же, Атакузы, пожалуй, воспользуется приглашением. Он и сам хотел подружиться с первым секретарем домами еще с тех пор, как тот принял его сторону в истории с мраморными плитами. Пусть и Алия познакомится с Махбубой…

Атакузы зашел в штаб, протянул уже руку к телефону, чтобы позвонить жене, как вдруг с пугающим свистом налетел ветер. Захлопали двери, окна. Легкий финский домик мелко задрожал, качнулся. Тут же в штаб ворвался Наимджан, крикнул с порога:

— Буран, раис-ака! Черный буран!

Атакузы выскочил из. домика. Полукруг заходящего солнца, только что ярко алевший на горизонте, закрыло красновато-черным маревом. Оно росло на глазах, захватывало весь горизонт, грозно двигалось на них. Огромные барханы, неподвижно вздымавшиеся вокруг, вдруг заколыхались, как живые, задымились. И, двигаясь, будто из утроб своих выбрасывали горячий сыпучий песок.

— Кто еще в штабе? Где бригадир? Беги в степь! Ни одна душа не должна остаться в песках! Всех в землянки! Всех!

Люди и без приказа бросились в укрытия, многие бежали к штабу.

Еще мгновение — и черный смерч, закрыв небо, тяжелой лавиной обрушился на штаб. Зыбкий деревянный домик заскрипел. Полетели сорванные задвижки, осколки разбитых стекол посыпались на пол. Свет погас. Наступила кромешная тьма.

Строители притащили доски и фанеру, наскоро загородили оконные проемы, для плотности завесили одеялами, кто-то зажег керосиновую лампу-молнию.

Атакузы сел на свое председательское место у телефона. Теперь не было нужды куда-то бежать, что-то налаживать: буран набирал силу, бесновался, превратив пустыню в кипящий котел с песком. И штаб, казалось, носился и нырял в этом котле, как щепка.

Прошел час. Наконец появились бригадир-усач Али-Муйлов и Наимджан. Сбросив с лиц платки, выплюнули песок и доложили: в степи ни одной живой души, все укрылись в землянках.

Хоть это успокоило Атакузы. Но тут же нахлынули нерадостные думы. Не в первый раз налетает эта беда. Месяц назад, в конце апреля, такой же свирепый буран засыпал песком весь хлопчатник, выращенный с великим трудом. Размыл арыки, занес коллекторы. Атакузы снял тогда людей со всех остальных работ, бросил исправлять разрушенное. Не смыкая глаз, три дня и три ночи работали люди: засеяли заново поля, очистили от песка арыки и каналы, и Атакузы все трое суток был вместе со всеми. А что будет на этот раз? Пожалуй, еще хуже. Хорошо, если из семисот гектаров хлопчатника останется хоть десятая часть. А дальше? Если и дальше пойдет так, не окажется ли все начатое пустой затеей? Не поторопился ли Атакузы, предприняв такое трудное дело? Может, надо было сперва вырастить, укрепить лесные полосы и только потом сеять хлопчатник? Но кто тогда поддержал бы его инициативу, дал технику, средства? И вообще вряд ли кто дал бы зеленую улицу его замыслам…

Буран продолжал бесноваться, ревел, сотрясая маленький деревянный домик. Атакузы поставил локти на стол, крепко сжал пальцами виски. Да, весь его труд, начатый с позапрошлого года, похоже, оказался напрасным. Налетела дикая стихия — и все уничтожено, исковеркано! Но только ли стихия? А каковы эти министерства, что не выполняют заданий правительства? А строительные организации? Ведь обязаны были к этой весне закончить по крайней мере двадцать домов. А не сдан ни один!

Вот сейчас здесь, в штабе, лежат вповалку, где пришлось, молодые парни, девушки — дремлют, привалившись друг к другу. Больше года проработали они в этой черной пустыне. Были бы готовы обещанные дома, разве валялись бы они здесь? А водопровод? Уже давно пора проложить его из канала. А дороги асфальтовые?

Закрытые коллекторы? Не сдано пока и метра закрытых канав. Открытые дренажи ничего не дают: сегодня их очистишь, завтра засыплет песком. Напрасный труд!

Только что Атакузы собирался к Шукурову. Но что это даст? Районному руководству строители не подчиняются. Уж если ехать, то прямо в обком, к самому секретарю.

«Однако кто же принудил тебя к этой работе? Кто заставил тебя поднимать целину среди этих сыпучих песков?»

И так достиг многого. Начал руководителем небольшого колхоза, потом постепенно, один за другим присоединил несколько соседних. И пожалуйста — вот он уже во главе гигантского хозяйства. Одни только хлопковые поля — больше трех тысяч гектаров! А какой поселок построил! Не уступит иному городу — прославил имя Атакузы на всю страну. Чего еще не хватает?.. Разве только одного — Золотой Звезды.

Есть у Атакузы в обкоме давний друг — секретарь по сельскому хозяйству Бекмурад Халмурадов. Еще в позапрошлом году по секрету говорил: будет у раиса «Ленин юлы» на груди золотая звездочка. Но что-то застопорилось, до сих пор тянут. Так неужели без этой целины не получил бы в конце концов Героя? А ведь если покопаться в душе, Атакузы потому и кинулся на свой целинный подвиг, чтобы показать им там, в верхах, на что он способен. Да за одно ли это дело взялся? Близ кишлака у них есть урочище Минг булак. Минг булак — значит тысяча родников. Там и правда их больше тысячи. Место обильно водой, травами. Подходящее место. Атакузы задумал развернуть здесь большое строительство. Правда, мешают густые тугаи, горная арча. Но заложил уже фундамент гигантского животноводческого комплекса — тоже ведь целый мир забот и хлопот! И здесь никто не принуждал, сам придумал себе все эти заботы, хлопоты. Не может без того, чтобы не кипело вокруг. Ну и, если быть совсем уже честным перед самим собой, золотая звездочка тоже манит. Предпринял, так сказать, генеральный штурм верхов. А если рассудить — зачем ему на пороге пятидесятилетия новая слава, новый почет? Живи да поживай в своем уютном доме, прохлаждайся в тенистом саду! Покой и достигнутая уже слава — что может быть лучше.

…На плечо Атакузы легла чья-то рука. Он очнулся. Над ним склонился Наимджан. Оказывается, раис задремал, уронив голову на ладони.

— Буран прошел, раис-ака! Пойдемте, светает!

Тусклая лампа еле освещала комнату, люди все еще лежали на полу, прижавшись друг к другу. Храп и тяжелый человеческий дух стоял в штабе.

Атакузы, растирая затекшие ноги, поднялся с места.

Буран и в самом деле утих, на небе высыпали крупные белые звезды. И покойно так стало в степи, звезды мерцали так ясно — трудно было и представить себе, что полчаса назад здесь буйствовала стихия. Но громоздившиеся за ступеньками штаба песчаные гряды, каждая с юрту, сразу же напомнили о пронесшемся смерче.