Совесть

Шофера Атакузы отпустил, сам сел за руль и помчался в степь. У последних домов кишлака повернул обратно. Вспомнил: надо съездить в трест к газовикам— что-то застопорилось с газопроводом. С полдороги опять повернул назад, сообразил: пожалуй, сгоряча набьет там кувшинов.

В полдень лежал в штабе один, уставившись в потолок. Зазвонил телефон, потянулся, не вставая снял трубку.

— Дядя… дядя переезжает… — услышал взволнованный голос Алии.

— Куда? — спросил устало, безразлично.

— В школу. Комнату ему там будто бы дали. — Алия всхлипнула.

— Ну и прекрасно! — Атакузы бросил трубку на рычаг.

Минуты через три телефон опять задребезжал. Снова Алия!

— Что тебе еще?

— Звонили от Шукурова. У них гости из Ташкента. Домла Мирабидов с супругой. Просят вас приехать!

— Да? — Атакузы вскочил на ноги, захлебываясь, будто получил счастливую весть, сказал: — Тогда и ты готовься! Переоденься! Я сейчас буду. Поедем вместе!..

…Атакузы сидел, грудью навалившись на спинку стула. Но вот он встрепенулся, встал, грузными, твердыми шагами пошел к хаузу, подставил голову под струю фонтана. Обмыл лицо, похлопал мокрыми ладонями по шее. Вытерся — Махбуба подала полотенце. Теперь он был совсем трезв, будто и не пил вовсе.

— Простите, Абрар Шукурович. Обрадовался неожиданной встрече с Вахидом Мирабидовичем и позволил себе лишнее…

— Нет-нет, — заерзал, заюлил Вахид Мирабидов, — все хорошо…

Атакузы оставил без внимания эту суету, смотрел только на мрачного Шукурова.

— Если разрешите, мы поедем, Абрар Шукурович.

Подбежала, покачивая плечами, Махбуба:

— Что вы, Атакузы-ака! Сейчас подам плов!

— Спасибо за все. А ну, ханум!..

— Я готова… — Алия, словно прося извинения, застенчиво улыбнулась.

Абрар Шукурович остановил поднявшегося тестя:

— Не беспокойтесь. Я сам провожу гостей.

У ворот он отвел Атакузы в сторону.

— Куда переехал домла?..

— В школу. Дом, как вы и приказали, вернули этой самой Надирехон. Мужа восстановили на прежней работе. Я извинился перед ним. Надеюсь, сделал все?

— И страдаете от гордости? Самолюбие пострадало?

— Дело не в самолюбии. Я, кажется, устал. — Атакузы стоял, печально опустив голову, непривычно тихий. — Устал, Абрар Шукурович. Хочешь сделать' что-то хорошее — мешают, не дают развернуться.

— Это вам-то не дают развернуться?

— Я сделал все, что вы приказали, — уклонился от ответа Атакузы, — Можете проверить…

— Я приеду к вам. Поговорим.

— Понятно, — усмехнулся Атакузы.

Алия хотела бы упросить мужа, чтобы не садился за руль, но знала — бесполезно. В такие минуты Атакузы никогда не отступает от своего. Собственно говоря, Алия вовсе и не боялась, что может произойти несчастье, даже не думала об этом. Всем сердцем чувствовала, как страдает муж.

Алия знала его натуру: сначала обидит человека, а потом сам терзается. Но то, что случилось сегодня!.. Такого не должно было быть. Даже Хайдар, он ведь дуется на деда, и то возмутился. И потом пошел помогать старику, когда услышал, что тот переезжает.

Алия тоже побежала к дяде, плакала, упрашивала: «Подождите, одумайтесь. В гневе, сами знаете, что только не слетит с языка. Потерпите до возвращения Атакузы-ака!» Но Нормурад-ата не захотел ждать, твердо стоял на своем. Все в той же полосатой пижаме-мешке, в старых шлепанцах таскал вещи, устраивался в машине. Алия боялась, как бы старик в сердцах не прогнал Хайдара. Но нет, обошлось, даже рад был его помощи.

В полдень, когда позвонила мужу, Алия по голосу поняла, как ему тяжело. Но по-настоящему почувствовала всю силу его страданий, когда он вернулся из степи.

Во двор Атакузы вошел пошатываясь — и сразу к колодцу. Припал к ведру. И, будто убегая от неприятных новостей, заспешил обратно на улицу. Только бросил на ходу: «Не возись, побыстрее!» За один день весь почернел. Стал похож на обуглившееся дерево. До самого районного центра не проронил ни звука. Гнал и гнал машину — страшно было взглянуть на спидометр.

И вот он опять гонит «Волгу», словно нарочно кидает ее в ямы, в колдобины, скачет по ухабам. Сюда мчались хоть днем, посветлее. А теперь, в сумерках, и не разглядишь, как мелькают дорожные знаки. Только подкидывает на рытвинах и буграх. Атакузы не замечал ничего. Встречные машины включали, выключали свет, а он, будто их вовсе не было, гнал, не уступая дороги, вел прямо в лоб и так стремительно, будто только и желал одного — на безумной скорости разбиться!

Алия украдкой глядела на суровое чугунно-черное лицо мужа, на ходившие ходуном желваки, а слезы так и жгли, туманили глаза…

Что за времена пошли!.. Родные дядя и племянник не могут понять друг друга. А другие?.. Неужели никто так и не поймет? Так и не узнают, что творится в душе Атакузы. Но как же он казнит сейчас себя, как казнит!

Алия вовсе не выгораживает мужа. Он слишком занесся, это да. Особенно в последние два года. Она сама замечала. Все чаще бывает крут и несправедлив, — это верно. Но верно и то, что не такой уж он злодей, как думают некоторые. И сейчас за что ни возьмется — все только для людей. Доброе не так бросается в глаза, как дурное. Захвалили его сверх меры — вот что. У тех, кто хвалит, свой расчет, раис ведь тоже может кое-кому оказаться полезным. Но она… Она — жена, и именно она прежде всего виновата. Недоглядела, не спохватилась вовремя, тревогу не забила. Ведь как-никак тоже — учительница, с высшим образованием, и начинала с ним вместе. Поддалась, подстроилась под него…

В уши Алии ударил дикий рев, похожий на зов взбесившегося в пустыне верблюда. Ревело что-то огромное. Ослепляя двумя ярчайшими глазами, надрывно гудя, оно шло прямо на них. Атакузы летел вперед — сейчас будет удар….

Алия отчаянно кинулась на руль. Атакузы очнулся, резко крутанул баранку. «Волга», как неслась на всех своих ста с лишним километрах в час, так и прыгнула на той скорости в темноту. Несколько раз подскочив, словно стреноженный конь, перелетев через ямы и арыки, замерла, скособочившись, на склоне невысокого пригорка. Атакузы рывком открыл дверцу, вышел из машины.

Алия долго еще сидела. Никак не могла прийти в себя. Незаметно поплевала по сторонам, как самая простая кишлачная женщина, и тоже вышла.

Ревущий «МАЗ» давно проехал. Все кругом потонуло во тьме. Только далеко, там, откуда они ехали, светились огни — словно бусинки, нанизанные на ниточку. Там остался город.

Атакузы курил, навалившись на капот машины. В частых вспышках папиросы возникал короткий треугольник усов и кончик чуть по-орлиному загнутого носа с нервно вздрагивающими ноздрями.

Алия бесшумно подошла к мужу. Атакузы ласково положил руку на ее плечо. Сказал:

— И тебя я замучил, бедняжка.

— Больше всего себя…

Атакузы погладил плечи жены: осторожно, нежно, будто просил прощения.

— Я хотел бы… я готов на колени встать перед стариком. Только знаю — не простит он теперь…

Алия схватила тяжелую мозолистую лапищу мужа. Глотая сбегавшие на губы соленые капли, сказала:

— Простит! Вы не знаете его, простит.

— Сужу по себе, я бы на его месте — ни за что…