Совьетика

И мы договорились о дате. Финтан аккуратно записал ее себе в ежедневник.

Именно с той поры я стала частенько останавливаться у Финнулы и Финтана, когда бывала в Дублине. И очень привязалась к ним обоим. В Финтане мне импонировало его невозмутимое спокойствие; то, как терпелив он был со своими детьми, как много времени уделял им (он готовил им завтрак по утрам и отводил их в школу, пока Финнула отсыпалась). Дети у него были поздние – ему уже было далеко за 40, когда они родились. Это не редкость среди ирландских республиканцев, которые по многу лет проводили за решеткой. Младший его ребенок, рыжеголовый мальчик с очень пытливым умом, интересовался уже тогда военной историей и целыми днями играл в солдатиков. Совершенно для современного ребенка поразительно – он любил читать книжки! Причем не какие-нибудь комиксы, а книжки серьезные. И задавал потом такие вопросы на политические темы, что даже я не всегда сразу знала, что ему на них ответить. Сейчас этот парень заканчивает среднюю школу и уже организовал у себя в классе коммунистический кружок. Еще более удивительно, что ему удалось объединить вокруг себя ребят на этой почве- в наше-то время, переполненное глупыми компьютерными играми и всякими «happy slapping ”! Значит, у него есть такие задатки организатора, а у молодых людей есть в такой организации потребность. У себя в школе они первым делом организовали бойкот «Кока Коле». Таким его воспитал именно Финтан.

Однажды мы провели целый вечер у Финнулы за интереснейшим разговодом о том, какие именно ошибки были допущены в СССР, и как их можно предотвратить в других странах в будущем. Дискуссия шла в дружеских тонах, не во враждебных, и поэтому я нормально относилась к такой критике. Мы просто вместе искали ответа на одни и те же вопросы. Финтан предлагал создать для подконтрольности партии народу специальный орган – вроде народного контроля, только наделенный еще большими полномочиями. Который сам тоже был бы под контролем населения. Стала партия зарываться – народ через эту организацию срочно меняет кадры, отзывая одних и предлагая других кандидатов…. Все мы сошлись в одном – для того, чтобы социализм работал на практике, прежде всего, необходимо, чтобы сами люди, мы все не были равнодушными к тому, что происходит вокруг нас! Не ждали, когда кто-то другой что-то предложит, не бегали бы с собраний, отдавая их на откуп профессиональным болтунам.

У Финтана очень пытливый ум. И вот это – главная черта, позволяющая отличить республиканца- «армейца» от шиннера гражданского: серьезность, в отличие от так часто свойственной ирландцам поверхностности. Серьезный, вдумчивый подход к любому делу, живой, глубокий интерес к людям – и немногословность. Тот, кто кричит на каждом километре, что он состоит в ИРА, на самом деле на 200% не имеет к ней никакого отношения.

Через некоторое время я просто научилась чувствовать, кто из моих новых знакомых в ней состоял, а кто- нет. Я не смогу выразить словами, как, но я это теперь просто знала. Например, Дермот – да, а Дуглас – уже нет. Естественно, такие вещи тоже не спрашивают.

****

… В одно холодное и мокрое зимнее воскресенье я сидела за компьютером в своей комнате, обрабатывая очередной репортаж. Работа шла нелегко, много приходилось переделывать, и я про себя потихоньку ругалась, когда раздался достаточно громкий взрыв.

Помню, что я очень удивилась – не испугалась, а именно удивилась – и про себя подумала: «А ведь это похоже на бомбу!»

Это и была бомба: в гости к нашей соседке приехал ее зять – наркоделец, тот самый, которого уже предупреждали. В первый раз его спасло, что у него были какие-то республиканские родственники, которые замолвили за него словечко. Но он и не думал завязывать со своми темными делишками. Вместо этого он стал заниматься кикбоксингом, и когда ему пришли наломать бока, он отбился. Через некоторое время ему прислали черную метку, но он уже поверил в собственную неуязвимость и никуда не стал уезжать. В тот день кто-то подложил ему на крышу машины самодельное взрывное устройство. Он вовремя его увидел, когда уезжал от тещи, швырнул на землю и… остался жив-здовов и невредим, как тот мальчик Вася Бородин в стихах у Михалкова .

Через полчаса приехала полиция, нас всех выгнали из домов прямо под дождь и начали с фонариками (потому что уже темнело) прочесывать окрестности. Мы бродили с Лизиной инвалидской коляской вокруг закрытого магазина и ругались теперь уже в голос, потому что никто не мог нам сказать, сколько это продлится.

– А я видела их, – сказала вдруг мама.

– Кого – их?

– Ну, ваших мальчиков. Я этих не знаю, они нездешние, но я сразу поняла, кто они. Они прошли у нас мимо задней калитки где-то за полчаса до взрыва. Такие симпатичные ребята, в длинных плащах.

– Смотри не говори никому. Это тебе не наша милиция и не такая ситуация, как у нас дома раньше было…

– Как я могу сказать, я языка не знаю? Да и я тут насмотрелась, что такие, как этот тип, вытворяют, и как здешняя полиция работает. Так что успокойся.

– 

Увидев по телевизору, что возле моего дома взорвалась бомба, Дермот очень напугался и сразу мне позвонил.

– Ты уверена, что это не в твой адрес было?

– Абсолютно!- успокоила я его. Мы с мамой потом записали на видео из новостей, как полицаи цепочкой у нас перед домом на лужайке ищут взрывчатку. Дома своим будем показывать, а то нам не поверят.

А того наркодельца все равно отправили на тот свет, через год. Прямо на мой день рождения. Сколь веревочке ни виться… Местные газеты написали о нем все как есть – ведь даже Вэнди, и та знала, что он торговал наркотой.

– He was a bad rascal !- таков был ее вердикт. Его вдова – дочь моей соседки, – долго бушевала, грозилась засудить газеты за клевету, но, конечно, так этого и не сделала: ведь вся деревня знала, что это была правда. И если бы журналисты начали копать, откуда у простого слесаря было несколько собственных домов в разных деревнях….

Зато дублинские антиреспубликанские газеты отличились – обрисовали его чуть ли не героем, спортсменом, который собирался якобы участвовать чуть ли не в Олимпийских играх, и т.п. Хотя спортом он занимался только чтобы защитить в случае надобности собственную шкуру: он занимался кикбоксингом. Тьфу ты, господи! Теперь ведь его тоже в книжки занесут как «политическую жертву конфликта» – как это обычно делается в «правовых» государствах, где полиция смотрит столько времени сквозь пальцы на то, как он и ему подобные травят наркотой местных детей. Тут поневоле еще раз призадумаешься о том, насколько «политическими» и «невинными» были «жертвы репрессий» в нашей собственной стране – хотя бы потому уже, что пишут о них журналисты с точно такими же взглядами, как эти дублинские.

И чем дальше, тем больше мне захотелось увидеть своими глазами то, о чем подобные газеты пишут. Финтан помог мне, указав, к кому для этого обратиться. Первым делом я захотела увидеть Гарвахи Роуд в Портадауне. Драмкри – то есть, то, что Джеффри с приятелями воспринимали как ежегодное развлечение. Но для этого надо было ждать июля – времени оранжистских парадов, которое здесь и католики, и многие даже протестанты , не сговариваясь, дружно называют «глупым сезоном»- “ silly season”.

****

Вообще-то парады начинаются сразу после Пасхи и длятся с перерывами до декабря. Но самые важные из них проводятся в канун годовщины битвы при Бойне, в которой в июле 1690 года протестанты под предводительством Вильгельма Оранского (он же «король Билли») разгромили католиков короля Якова (Джеймса). С тех пор протестанты ежегодно «указывают католикам на их место».

На Гарвахи Роуд я отправилась вместе с Патрицией – адвокатом её жителей, бесстрашно заменившей убитую лоялистами в 1999 году Розмари Нельсон. Быть адвокатом-правозащитником в Северной Ирландии – это вам не гостевать в шикарных отелях и ужинать в компании поющих ольстерских констеблей, как поступали здесь “правозащитники” нашего, отечественного производства.

Патриция ждет меня на вокзале. Маленькая, круглая женщина с тонкими, острыми чертами лица и несколькими пакетами в руках, словно она только что вышла из магазина, она совсем не похожа внешне на героиню.

– Я взяла нам билет на поезд – полиция сообщила мне вчера, что у них есть номер моей машины, – спокойно говорит она, как будто речь идет о чем-то само собой разумеющемся.

У них – это у лоялистских боевиков, об оружии которых скромно молчит мировая пресса.

Мы садимся в вагон. Поезд, как и весь Белфаст в эти дни, – практически совершенно пустой. Все, кто могут, покидают Северную Ирландию на эти июльские дни. Включая весьма значительную часть её протестантского населения. “Драмкри” может радовать только декласированные элементы этой общины, ищущие любого повода, чтобы “начать войну сначала” – да самих оранжистов, которые все никак не могут смириться с тем, что из их рук уходит совсем ещё недавно абсолютная экономическая и политическая власть в провинции. В прошлом году оранжисты фактически в открытую призвали лоялистских парамилитаристов поддержать их, что привело к сильнейшим за последние годы беспорядкам. Для обеспечения порядка в Портадаун на этот раз было введено больше полицейских и солдат, чем было участников самого оранжистского парада: почти на 1000 “голов”. Драмкри обошлось британской казне в 6 миллионов фунтов- и это в то время, когда здесь, так не хватает денег на здравоохранение и образование, от чего страдают в первую очередь сами же “обиженные” представители протестантской общины.